С. А. Левицкий - Трагедия свободы
Если же, продолжает Левицкий, «понимать свободу исключительно в негативном смысле — как абсолютное отсутствие детерминизма, то необходимо признать, что никакое частное бытие не может быть свободным уже в силу своей обусловленности как предшествующим ходом событий, так и мировым целым… При негативном понимании свободы перед нами, следовательно, стоит дилемма: свобода присуща или Господу Богу, актом чистого произвола создавшего мир, или же небытию»[423].
Поскольку же «путь гипостазирования небытия для нас закрыт», над свободой возникает реальная угроза превратиться или в иллюзию человеческого сознания, или в лучшем случае в чисто пассивную свободу выбора; это свобода «невесты» в выборе «жениха», выбор остается за ней, но сам «набор» женихов для нее « предопределен ».
Остается, по словам Левицкого, «только один путь»: найти то, что обще бытию и небытию. «Этой сферой тождества бытия и небытия может быть только возможность бытия»[424].
Вслед за Вл. Соловьевым Левицкий очерчивает сферу свободы категорей «сущего», а не категорией «бытия». «Только необъективируемый, т. е. подлинный, субъект–возможность может мыслиться свободным» «субъект и есть индивидуализированная сфера бесконечных возможностей, он есть «суйдая мочь бытия» (выражение С. Франка)».
Таким образом, формулирует свой окончательный вывод Левицкий, «свобода — в сущем, а не в бытии. Бытие свободно лишь постольку, поскольку оно «может быть иным», то есть поскольку оно не всецело «есть»… Выражаясь афористически, свобода предшествует бытию»[425].
Только покончив все эти теоретические «расчеты» со свободой, Левицкий переходит в следующей главе к «патологии свободы». Здесь он подвергает специальному критическому исследованию концепции свободы у Хайдеггера, Сартра, Ясперса и Бердяева, рассматривает примеры так называемой «идололатрии свободы». Здесь он затрагивает проблемы политической свободы, судьбы демократии и тоталитаризма в современном мире и т. п.
«Свободу, —повторяет С. А. Левицкий завет Бетховена, — нужно любить «больше жизни». Но только через творчество, через служение ценностям, высшим, чем свобода, свобода исполняет себя и предохраняет нас от легиона демонов рабства, прикрывающихся масками свободы»[426]. В свободе он усматривает «шанс и риск творческого пути человечества». Большой интерес представляют те главы книги, которые посвящены проблемам творчества и творческого воображения. Здесь Левицкий опирается на идеи, высказанные еще А. С. Пушкиным (определение «вдохновения») неразвитые затем В. С. Соловьевым и В. И. Ивановым. «Специфика воображения заключается, — пишет Левицкий, — в том, что оно направлено не на «ставшее» бытие (как память) и не на «становящееся» (как чувственное восприятие, направленное на предметный мир), а на потенции бытия — на мир «сущего». Оно направлено не на вещи, а на образы вещей. И… воображение этих образов есть уже начало их воплощения в бытии, по крайней мере в моем бытии»[427].
С 1955 по 1974 г. С. А. Левицкий преподавал русскую литературу и философию в университете Джорджтауна в качестве emeritus professor’a. По выходе на пенсию он много и плодотворно работал, в частности, над историей русской философской и общественной мысли — вообще он писал до конца своей жизни. В творческом наследии Левицкого (насчитывающем 4 опубликованные книги и более 300 статей) органически сочетаются лучшие черты русской философии и литературы. Его любимый писатель —Ф. М. Достоевский, любимые поэты —Ф. И. Тютчев и Б. Л. Пастернак. Друзья и вообще все знавшие Левицкого отмечают его чисто человеческое обаяние, характеризуют его как глубоко религиозного человека, никогда не впадавшего в соблазн неверия, свидетельствуют о его глубоких познаниях в области русской и мировой философии, отмечают его искреннюю любовь к музыке и поэзии. Разумеется, он был из числа тех идеалистов, которые « не умеют жить».
Умер Сергей Александрович Левицкий 24 сентября 1983 г. в одной из клиник Вашингтона от сердечного приступа и похороны на кладбище Rock creck, секция 5[428].
Как уже отмечалось, большое место в наследии С.А. Левицкого занимает анализ творчества и отдельных произведений русских писателей. Одна из самых обширных глав в «Очерках по истории русской философской и общественной мысли» (Франкфурт–на–Майне, 1968) посвящена Ф. М. Достоевскому, в котором Левицкий усматривает «залог оправдания и возрождения русской культуры». Главная проблема Достоевского есть и главная проблема русской философии: проблема добра и зла. «В этом отношении, — считает Левицкий, — гений Достоевского, умевшего, как никто, видеть силы зла в мире, может принести большую духовную пользу современному миру. Ибо Достоевский призывает нас к духовному подвигу катарсиса через объективацию и изживание зла». В статье «Владимир Соловьев и Достоевский» Левицкий пишет: «Именно Достоевский и Соловьев явились посмертными вдохновителями русского ренессанса»[429]. «Их объединяла прежде всего общность христианского миропонимания в период, когда большинство русской интеллигенции переживало увлечение материализмом и атеизмом»[430]. Ставя вопрос об «отражении Соловьева в творчестве Достоевского», Левицкий вслед за С. И. Гессеном отмечает, что «основная идея «Братьев Карамазовых» и соловьевской «Критики отвлеченных начал», в сущности, одна и та же: «церковь как общественный идеал» и критика основных соблазнов на пути осуществления этого идеала»[431].
Значительный интерес представляет статья С. А. Левицкого «Толстой и Шопенгауэр». Между обоими, считает Левицкий, была известная «конгениальность», что сказывается на отношениях Толстого и Шопенгауэра к смерти, половой любви, проповеди аскетизма и стремлении к нирване, но все же, по мнению Левицкого, следует говорить не о влиянии Шопенгауэра на русского писателя, а о «частичном отражении Шопенгауэра в творчестве Толстого»[432].
Из писателей XX в. внимание Левицкого особенно привлекали А. Белый и Б. Л. Пастернак. Творчеству первого он посвятил статью «Гениальный неудачник», в которой рассматривает его как «наиболее спорную и сумбурную фигуру русской литературы XX в.»[433]. Считая «Петербург» «самым лучшим и наиболее художественно выразительным из произведений Белого», Левицкий вместе с тем отмечает, что большинстве страниц, написанных Белым на философские темы, «представляет собой поток недовыношенных и недо рожденных мыслей»[434]. Тем не менее, считает Левицкий, «его творчество и его жизненный путь долго будут еще являться предметом изучения для историков, литераторов, философов. А. Белый — незабываем. Если его трудно любить, то нельзя не ценить и не помнить его»[435].
Глубокий анализ романа Б.Л. Пастернака «Доктор Живаго» С.А. Левицкий дал в статье «Свобода и бессмертие». Роман Пастернака он расценил как «один из самых волнующих художественно–моральных документов нашей эпохи»[436], а творчество писателя в целом как подтверждение правильности того направления, в котором развивалась русская философия да и вообще вся русская мысль с конца XIX в. «Путь Пастернака, — писал Левицкий, — от поэта, словесного виртуоза, от чистого искусства —к искусству религиозному»[437]. А «весь путь романа — от почти символических похорон матери Живаго, через страстотерп–ства души, к порогу Голгофы —путь религиозно–символический».[438]
Подводя итоги нашего краткого очерка, подчеркнем особо: С. А. Левицкий, с юных лет будучи оторванным от родины, до конца своих дней был и оставался русским мыслителем и писателем в высшем смысле этого слова. Весьма символично само название его неопубликованного романа, хранящегося ныне в его семейном архиве в Вашингтоне, — «Прошлое, которого не было».
С середины 80–х гг. труды С. А. Левицкого приобретают мировую известность и признание. Немецкий переводчик сочинений Левицкого Дитрих Кеглер, являющийся одновременно и горячим проповедником его идей в Германии, говорит, что через труды С. А. Левицкого «нашел подход к русской философии, философии единства и целостности, которая для западноевропейского аналитического мышления представляет вызов и обогащение»[439]. В России имя и труды С. А. Левицкого пока еще мало известны. Хочется верить, однако, что настоящее издание его сочинений, будучи первым изданием на родине мыслителя, обеспечит имени С. А. Левицкого долгую и счастливую жизнь. На смену «прошлому, которого не было» придет будущее, которое никогда не кончится…
В заключение считаю своим приятным долгом выразить самую сердечную благодарность Марии Николаевне Левицкой, сообщившей мне очень много интересных подробностей о жизни и творчестве своего мужа, мечтавшего увидеть свои книги изданными в России. Ему не суждено было дожить до этого времени. Будем верить, что теперь его бессмертная душа радуется вместе с нами.
