Кира Воропаева - Существует ли загробная жизнь?
Впоследствии приток зажиточных слоев населения в христианские общины изменил содержание христианства. Находя себе поддержку в господствующем классе, христианская церковь стала богатой и сильной и в IV в. была признана государством. Антирабовладельческие настроения первых христиан, их надежды на осуществление богом на земле царства справедливости, равенства и братства всех людей были полностью утеряны, вытеснены духом примирения и покорности. Из религии угнетенных, каким было христианство в период своего зарождения, оно превратилось в религию угнетателей, открыто встало на защиту эксплуататорских классов, оправдало рабство и осудило всякие мечты о борьбе за свободу на земле. Христианство учило трудящихся переносить свои надежды на лучшую жизнь из действительного, реально существующего мира в вымышленный, потусторонний мир, в загробную жизнь, на несуществующее небо.
Угнетенные классы Римской империи не хотели безгранично терпеть и страдать как в действительной, так и в загробной жизни, особенно после того, как все их надежды избавиться от классового гнета на земле были разбиты. И христианство пошло на уступку: оно пообещало и беднякам право на райское блаженство. В отличие от всех предшествующих религий христианство обращалось не только к свободным, но и к рабам. Оно убеждало рабов, что в ожидающей их вечной жизни за гробом им уготовано даже более высокое место, чем господам. Если это и была революция, то во всяком случае совершенно безобидная. Энгельс с ядовитой иронией замечал, что христианство осуществило социализм для бедных, но в самой безопасной его форме: социализм на несуществующем небе. Он писал: «Но вот явилось христианство, отнеслось по-серьезному к наградам и карам в потустороннем мире, создало небо и ад, и был найден выход, который вел страждущих и обремененных из нашей земной юдоли прямо в вечный рай. И в самом деле, только надеждой на награду в том мире возможно было... увлечь угнетенные народные массы»[10]. Так из подземного царства рай был перенесен на небо.
Примечательно, что христианство предоставило рай бедным, позволив им надеяться на лучшую загробную жизнь как раз в тот момент, когда господствующие классы римского общества, пресыщенные жизнью и ее наслаждениями, не особенно дорожили раем. Богатые и культурные римляне, воспитанные на греческой философии материалиста Эпикура, отрицавшего загробную жизнь и страх смерти, потеряли вкус даже к своей земной жизни, смотря на нее скорей как на бремя, чем как на удовольствие. Сохранилось сообщение одного римского писателя о том, что в его время только малые дети, которых не пускают в баню без провожатых, продолжают верить в загробный мир. И просвещенный римлянин совершенно спокойно смотрел на то, что христианство лишает его рая, охотно предоставляя презренным рабам увлекаться верой в райское блаженство на небе, вреда от которой не было, а польза была очевидна, ибо, чтобы душа попала в рай, христианство учило мириться с тяготами земной жизни.
И раннее христианство буквально перевернуло вверх ногами языческие представления о рае и аде. Бедняки и богачи поменялись ролями в загробной жизни: первые были выведены из подземного ада и направлены в небесный рай, а вторые были помещены в ад.
Такие понятия сохранились отчасти и в признанной впоследствии церковью христианской литературе, вошедшей в так называемый Новый завет. Таково евангельское изречение: «...удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» (от Матфея, гл. 19, ст. 24), иначе говоря, пусть бедняки страдают на земле, зато им будет легче, чем богачам, попасть после смерти в рай. Подобные мысли содержатся и в «нагорной проповеди» Христа, обещающей всем нищим, алчущим и плачущим царство небесное и, наоборот, горе всем богатым, пресыщенным и смеющимся ныне (от Луки, гл. 6).
Такое представление содержится также и в известной евангельской притче о нищем Лазаре (от Луки, гл. 16, ст. 19-26). В этой притче рассказывается следующее. Жили однажды богач, который пировал каждый день, и нищий, по имени Лазарь, питавшийся крошками с его стола (отсюда «лазаря петь»), но безропотно переносивший все невзгоды и горести. Умер нищий, умер и богач. Душу Лазаря ангелы унесли в рай только за то, что на земле он был беден. Богач же очутился в аду и был осужден на страшные муки за то, что он был богат. А когда богач, мучаясь в пламени, стал умолять «праотца» Авраама послать к нему Лазаря, чтоб тот «прохладил его пересохший язык»., Авраам сказал: «... Чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь». Легко заметить, что эта притча усыпляла сознание бедняков, успокаивала их и примиряла со своей участью. Впоследствии церковь любила повторять ее, обещая верующим, которые страдают на земле, награду на том свете.
Следует отметить, что в дальнейшем христианство отказалось от своей первоначальной безобидной уступки угнетенным классам и столь прямое, определение местопребывания душ умерших («бедняк — в рай, богач — в ад») было заменено несколько иным принципом... Дело в том, что христианская церковь, ставшая незаменимым духовным орудием обуздания недовольных трудящихся масс, далеко не всякого бедняка собиралась пускать в рай. К тому же невежественные и суеверные средневековые феодалы вовсе не желали отказываться от райского блаженства. И христианство установило весьма двусмысленное и сомнительное распределение судеб умерших: в рай попадают за добрые дела, в ад — за грехи.
С этого времени начинается удивительное видоизменение религиозных представлений об аде. Древним религиям ад, сопровождаемый лютыми пытками и всяческими муками, совершенно неизвестен. Иногда в греческих мифах встречаются рассказы о мучениях, которым были подвергнуты отдельные люди, преследуемые богами; безрадостное, мрачное подземное царство Аида казалось ужасным жизнерадостному народу Эллады, но о каких-либо страшных пытках и физических муках в загробном мире не было речи. Эти муки и кары явились изобретением христианской религии, которая в лице своих священников, поэтов, ученых, художников и других представителей в течение многих столетий изощрялась в написании адских картин, изображая самые дикие ужасы и самых невероятных злых демонов. Христианская фантазия дошла здесь до таких вещей, как море огня, раскаленные сковороды, на которых поджаривают грешников, прокалывают их вилами, обливают кипящей смолой и серой и совершают множество других жестокостей, придумать которые способно только очень испорченное воображение, а также ненависть к людям. Нельзя спокойно читать «Ад» Данте, где великий поэт средневековья рассказал только о немногих изобретениях христианского воображения.
Христианство оказалось исключительно изобретательным по части адских пыток и мучений, для которых использовались все орудия, до каких могло только додуматься средневековое судопроизводство. И чем больше стремились господствующие классы подчинить себе народные массы, тем ярче церковные писания рисовали картины адских мучений для запугивания и застращивания верующих учением о загробном возмездии за грехи.
Господствующие классы и церковь оказались очень изобретательны в отношении пыток ада, считая более важным вопрос о наказании за грехи, чем о награде праведникам. Поэтому райские блаженства выглядят значительно бледнее адских мук. В отношении рая вообще труднее было придумать что-нибудь сильно действующее. Языческие представления о рае были ярки, просты, отчетливы и красочны. Языческий рай для господствующих классов изображался как место продолжения земных удовольствий, как вечное безделье в райских чертогах, разврат и обжорство. Образованные люди из первых христиан начали конфузиться этих представлений. Христианство постаралось уничтожить слишком яркие краски чувственных наслаждений, после чего христианский рай принял весьма туманный и неопределенный вид: в ослепительном свете, среди белоснежных крылатых ангелов, херувимов и серафимов праведники вечно прославляют бога, не пьют и не едят, не болеют и не стареют, не мечтают и не женятся, но и не делают ничего! Во всяком случае, установленное церковью официальное представление о рае в высшей степени облагородилось, но вместе с тем и совершенно обесцветилось. В христианстве учение о загробной жизни, о посмертном воздаянии получило особую разработку. В чем же суть этого учения?
Бесчувственное, мертвое тело зарыли в землю. Человек умер, кончилась его жизнь, говорят материалисты. Нет, возражает религия, жизнь кончилась только здесь, на земле, а после смерти начинается новая, другая жизнь, не похожая на здешнюю. А где же эта новая, иная жизнь проходит? На «том свете». А что такое «тот свет»? Рай или ад — в зависимости от деяний человека.
Перед нами обширный трехтомный «труд», выдержавший в Петербурге несколько изданий и принадлежащий перу некоего «ученого» монаха Митрофана. Он озаглавлен «Как живут наши умершие и как будем жить и мы по смерти». На стр. 211 первого тома этого сочинения (изд. 1885 г.) мы читаем следующее: «На земле люди называются одни — живыми, а другие — мертвыми. Но кто же мертвый? Это не человек, а часть человека — тело... За гробом все мы живы». Человек представляется в книге лишь «временным жильцом» на земле, а здешняя жизнь, которой скоро придет конец, кратковременным этапом на пути к вечной жизни в потустороннем мире, жизни сознательной, нравственной. Смерти подвержено лишь бренное, тленное, немощное тело. Бессмертна душа, которая живет в теле и со смертью уходит из него. Евангельский миф о Христе так объясняет происхождение этого бессмертия: «сын божий» воплотился в человеке, страдал и принял смерть на кресте ради того, чтобы искупить «первородный грех» людей и открыть им возможность спасения (первородный грех — это грех, совершенный Адамом и Евой, вкусившими от запрещенного древа познания, за что бог изгнал их из рая, лишил бессмертия и проклял весь человеческий род). Своим воскресением Христос дал каждому человеку надежду на загробное воздаяние и личное бессмертие.
