Михаил Гаврилов - Святой Пий X
Пий X полагал, что в наши времена, более чем когда-либо, Церкви нужны апостолы из мирян, высоконравственные, самоотверженные, богословски просвещённые.
8) Отметим, наконец, отеческое отношение папы Пия X к русским католикам, преследуемым за их верность великому идеалу: осуществлению полноты здравого, чисто церковного, Православия в единении с вселенской Католической Церковью. Св. Отец желал, чтобы русские католики не только сохранили свой обряд по формуле "ни больше, ни меньше, ни иначе", но и вообще любили всё, что находится святого в историческом Православии. Он отрицательно относился только ко всякому искажению христианства национальным эгоизмом.
БОГОУГОДНАЯ ЖИЗНЬ ПАПЫ ПИЯ X
Как мы выше видели, ещё будучи простым приходским священником, Пий X отличался беспредельной добротой, простотой в обращении со всеми, кротостью и духом глубокой живой веры. Став папой, он нисколько не изменился и всё более укреплялся в этих добродетелях.
Официальные торжества, этикет, протоколы, церемониал приёмов-всё это было для него мучением, от которого он не вполне отказывался только по любви к умерщвлениям и из внимания к верующим, желавшим его видеть во всём величии первосвятительства. "Какая пытка все эти придворные обычаи,-говаривал он,-когда меня водят с одного места на другое среди солдат (папская гвардия), я всегда представляю себе Господа нашего Иисуса Христа, взятого под стражу солдатами в Гефсиманском саду".
Мучением было ему тоже когда, во время больших официальных церемоний, ему целовали ногу. Он сделал всё от него зависящее, чтобы отучить римлян от старой дурной привычки рукоплескать при появлении папы в соборе св. Петра. Когда, по чину папской коронации, один из ватиканских сановников подошёл к только что коронованному Пию X и, сжигая перед ним пучок пакли, произнёс по-латыни традиционную обрядовую,формулу: "Святой Отец, так проходит земная слава", один из епископов шепнул на ухо своему содеду: "Если есть на свете кто-либо, кто не нуждается в этом призыве к смирению, так это Пий X".
Пий X по прежнему вставал в пять часов утра и тотчас же шёл служить Литургию, после чего он присутствовал у обедни, которую служил его секретарь, протопресвитер Брессан, и нередко сам прислуживал ему. Пий X охотно попросту разговаривал с садовниками Ватиканского парка.
Однажды, видя это, одно высокопоставленное светское лицо сделало ему довольно неуместное замечание, что папе не подобает спускаться до уровня "низших"; но папа спокойно ответил ему: "А откуда вы знаете, кто ниже в глазах Божиих- эти чернорабочие или мы с вами?"
Он принимал с равной приветливостью, добротою и искренним смирением всех просителей : монархов, министров, послов, старушек из простонародия, католиков и инославных или иноверных) богатых и нищих, учёных и неграмотных. Пишущий эти строки лично знал одного англиканского пастора, который часто заходил к Пию X, дружески с ним беседовавшему и советовавшемуся с ним по вопросам церковного пения.
По темпераменту своему живой, вспыльчивый и раздражительный, постоянными, победами над самим собою, священник и затем папа Сарто достиг такой степени самообладания, что его стали прозывать: "Кротчайший папа". Никто никогда не видел Пия X встревоженным или сердитым. В его тоне проявлялось возмущение только тогда, когда он говорил о постоянной наглой клевете возводимой, на Церковь масонами, например городским головой Рима, воинствующим атеистом Натаном; но это был святой гнев. На личные гнуснейшие оскорбления Пий Х не реагировал; за клеветников, поносивших его устно или в печати, он, по старой привычке, только усердно молился. Делая необходимые замечания подчинённым, он всегда говорил с полным спокойствием и беспредельною отеческою любовью.
Пий X внутренне очень страдал, когда его мероприятия и пожелания подвергались лжетолкованиям, необоснованной критике или даже насмешкам со стороны иных представителей духовенства. Ведь далеко не все понимали руководившие им побуждения, внушаемые ему свыше и часто расходившиеся с земной дипломатией и расчётами человеческой близорукой мудрости. Но это не вызывало в нём ни малейшего озлобления, недоверия или лишней озабоченности. По свидетельству близко знавших его людей, "смирение стало для него второй природой".
Папа-подвижник давал приказания редко, только в случаях крайней необходимости. Почти всегда он просто просил, умолял, увещал, дружески призывал. Пий X относился с большим уважением к авторитету епископов и настоятелей приходов или монастырей. Когда его брат, Анжело, просил его вызвать в Рим одного францисканца, папа ответил ему, что не хочет злоупотреблять своею властью и посоветовал брату обратиться к настоятелю этого монаха. О себе он говорил только, чтобы напомнить другим о своём скромном происхождении или о содеянных им ошибках. Он нисколько не обижался, когда его называли "деревенским батюшкой". Присутствие льстецов и неумеренные проявления благодарности вызывали в нём отвращение.
Когда ему однажды посоветовали издать свои богословские записки, он решительно отверг это предложение: "Зачем это, - сказал он,- когда есть столько богословских трудов, гораздо лучше составленных?" Впоследствии он, впрочем, затерял эти записки, а может быть из смирения просто уничтожил их. Он полагал тоже, что и речи его не годятся для печатания.
Случилось, что кто-то в присутствии Пия X назвал его святым. "Вы ошиблись одной буквой,-заметил он,-моя фамилия не Санто, а Сарто".
* По-итальянски "санто" значат "святой", а "сарто" - "портной".
Пий X охотно просил совета у своих сотрудников, и если делаемые ему возражения были обоснованы, он без затруднения отказывался от своего мнения. Свои проповеди он давал для исправления подчас простым священникам.Он никогда не позволял епископам преклонять перед ним колено, когда они хотели это делать, согласно старому средневековому этикету. Когда они его посещали, он всегда просил у них прощения за возможные ошибки, содеянные им в управлении вселенскою Церковью.
Чтобы не утруждать чрезмерно своих секретарей, Пий X лично работал по ночам до полного изнурения. Не раз поутру оказывалось, что за ночь он написал несколько десятков писем.
Однажды, в летнюю жару, разговаривавший с Пием X священник заметил, что папа плохо себя чувствует от томительной жажды, и хотел было позвать слугу. Папа его задержал: "Не надо беспокоить слуг; жажда-пустяки". Папе часто нездоровилось и он много страдал, но он старался никого не обременять из-за этого; а когда действительно нельзя было обойтись без прислуги, он не давал приказаний, а смиренно и ласково просил: "Дайте мне милостыню, принесите пожалуйста..." Титул, который папа, св. Григорий Великий дал папам: "слуга слуг Божиих", воистину не был для Пия X пустою формулою. Как все великие папы, он сознавал, что призвание Римского первосвятителя - неустанное служение.
Святой папа как-то узнал, что его почитатели хотят поместить в его честь памятные мраморные доски в Риезе, в церкви, где он был крещён,
в Мантуе и в Венеции. Он решительно воспротивился этой затее: "К чему эти каменные плиты? Зачем забрасывать меня камнями?"
До самого конца Пий X был подлинно "святым отцом". В Ватикане его просто называли "добрый отец". Когда он должен был наказать кого-либо, он переживал жестокие мучения.
Но, как мы уже видели, защищая веру, Пий X показывал, что он имеет железные руки", как выразился один свидетель. Когда в его мероприятиях, касающихся веры, злонамеренные люди усматривали "политику", он указывал на распятие и убеждённо говорил: "Вот моя политика!" Приняв раз какое-либо решение для обеспечения неприкосновенности веры, он требовал исполнения своих постановлений. Его безмерная доброта никогда не переходила в послабление. Это видно тоже из того, что он без разговоров увольнял из Ватикана чиновников искавших только наживы.
Пристрастие к деньгам, особенно в священстве, ему было противно. Лично в нестяжании он превзошёл многих благочестивых монахов. Люди близко знавшие его утверждали, что он любит бедность не меньше, чем св. Франциск Ассизский. Он щедро давал миллионы на благотворительные (в христианском духе) учреждения, на облегчение людских страданий. Для себя же он довольствовался самым необходимым для поддержания работоспособности. Он нередко говаривал: "Я родился бедным, жил бедным и хочу умереть бедным". Не раз весь его папский обед состоял из одного кусочка сыру или из нескольких орехов. Если за обедом-вопреки старому этикету, он обыкновенно обедал со своими сотрудниками или со своими сестрами - подавали какой-либо дорогой напиток, он всегда от него отказывался, приговаривая: "Это не для меня, это для господ". Мебель в его комнате была из самых дешёвых. Его бельё было того же качества, как и то, которое он носил будучи ещё бедным, деревенским мальчиком. Часы, кошелёк, очки, всё у него было простое, дешёвое. Он до конца жизни не хотел переменить свой старый простой наперсный крест на более драгоценный. Он смотрел за тем, чтобы даже подаваемые ему лекарства были из "домашних", дешёвых, "как подобает нищим".
