Юрий Соколов - Удаленный контакт. Сборник рассказов
Эффективность вооружения проверили еще раньше, на нескольких полигонах, наземных и морских. Обычные и ядерные бомбы идеально ложились в нужную точку. Ракеты вели себя безукоризненно — во всех вариантах использования, в любых условиях, и в ста процентах случаев поразили заданные цели.
Теперь бомбардировщик стоял в ангаре, готовый к новому полету — как учебному, так и боевому. Целую неделю все средства массовой информации в стане потенциального врага бурлили по поводу больших красных клякс, появившихся на главных площадях их мегаполисов — одну из них обнаружили в столице, прямо на лужайке перед Домом правительства. Целую неделю техперсонал секретного объекта с номером вместо названия проверял и перепроверял работоспособность систем «Армагеддона», корректность работы его синтетического разума и каждый квадратный миллиметр фюзеляжа снаружи и внутри. Наконец ангар опустел, и создатели уникального бомбардировщика получили возможность побыть наедине со своим творением до прибытия правительственной комиссии во главе с Президентом.
Первыми пришли двое — автор системы маскировки, сделавшей А-7 невидимкой, и крестная мать «Немезиды». Он был видным мужчиной, а она — красивой женщиной. Однако они разошлись по разные стороны фюзеляжа едва взглянув друг на друга. Каждый предпочел бы посетить ангар в одиночестве, но такой возможности им не представилось. Господи, о каком уединении и праве на личные желания речь, если у них даже собственные имена отобрали, заменив названиями бабочек? К тому же, тут повсюду камеры.
Махаон сунул руку в карман за сигаретами, но замешкался. Курить в такую минуту показалось ему кощунством. Не говоря уже о том, что в ангаре это строго запрещено.
Он подошел поближе к «Армагеддону» и вдохнул знакомый запах самолета. Запах был особенным, не похожим ни на что, как и все остальное в А-седьмом. Конечно, он исходил всего лишь от компонентов покрытия, но Махаон про себя подумал, что именно так должны пахнуть еще не выкопанные могилы. Не выкопанные потому, что их некому будет копать.
Сколько лет жизни он вложил в этот запах? И ведь не с самого начала в проекте. А-пятый, А-шестой — вот и все, что он застал. Мотылек — та начала работу над «Немезидой» еще до испытания А-первого. Но к финишу они пришли вместе.
В оценке правительственной комиссии можно не сомневаться; заключение, которое она даст, легко предугадать. Стратегический бомбардировщик А-7 «Армаггедон» станет главной ударной единицей Вооруженных сил. Производство новых самолетов поставят на поток, хотя каждый обойдется дороже, чем строительство целого города, а затраты на их содержание будут соизмеримы с аналогичными для населенных космических станций. Махаон впервые попытался трезво оценить, во что А-седьмой обошелся стране. Не ему лично — что там годы без отрыва от лабораторного оборудования! Однако он тут же поймал себя на том, что ведет оценку в очень необычных категориях. Наверное, в этом был виноват исходящий от бомбардировщика запах.
Сколько не построено школ и больниц? Сколько детей умерло без надлежащей медицинской помощи? Сколько стариков продолжают существовать на нищенскую пенсию? Сколько людей живут на мизерную зарплату?
Ответы были ясны — очень много. По всем пунктам.
Во что обойдется «Армагеддон» потенциальному противнику, тоже нетрудно прикинуть. Системы ПВО и ПРО, уничтоженные в самом начале войны, оплавленные руины вместо городов, радиоактивные кратеры вместо военных баз, и атомные подлодки, потопленные сразу после того, как они сделают первый выстрел. Десятки миллионов людей, медленно умирающих от лучевой болезни, а среди них — сотни тысяч тоже умирающих детей… И те самые не выкопанные могилы.
И всегда найдутся люди, которые скажут, что это необходимо. И всегда найдутся люди, которые сочтут, что ядерная пустыня в соседней стране предпочтительнее, чем в своей собственной… Они будут обстоятельны, логичны, настойчивы, и без труда докажут, что если от лучевой болезни не будут умирать чужие дети, станут умирать наши. Что если не захотим кормить собственную армию, нас вынудят кормить чужую. Что любые затраты оправданы, поскольку больницы и школы, не защищенные ни чем, все равно будут разрушены.
И хуже всего то, что все это правда, и возразить нечего. Невозможно жить в мире с теми, кто хочет войны.
Оторвавшись от мрачных мыслей, Махаон поднял голову. Интересно, о чем сейчас думает Мотылек? О чем вообще может думать женщина, создавшая смертоносную, неуязвимую, почти разумную «Немезиду», от которой не существует защиты? Они ведь в некотором роде соучастники. Ее ракеты невидимы благодаря изобретенному Махаоном покрытию. Ими управляют программы, написанные Шелкопрядом для киберпилота «Армагеддона»… Но и «Армагедон» может летать так далеко и свободно выходить за пределы атмосферы потому, что использует многорежимные двигатели, разработанные Мотыльком для «Немезиды», и ее же наработки легли в основу аэродинамической схемы А-седьмого.
Да, все они соучастники. Пока в ангаре только двое, но ведь это лишь начало сходки. Скоро подтянутся остальные. Тот же Шелкопряд. Вот-вот прибудет Президент… Чего доброго, еще и священника пригласят, чтобы отслужил молебен.
Махаон медленно двинулся в обход приземистого, низкого на шасси бомбардировщика, больше напоминающего космический корабль, но остановился на полдороге и все же достал сигареты. Не стоит мешать Мотыльку — о чем бы она ни размышляла. И плевать на правила. Не курить… Не сорить… В плен не брать, трупы не считать!.. Пусть попробуют его уволить.
А Мотылек думала о том, что угроза войны с далеким заокеанским «партнером» и его союзниками вполне реальна. Иначе ее родине и не понадобился бы надежный ядерный щит, над созданием которого последние годы работали лучшие умы и трудились самые умелые руки. Выходящая за рамки здравого смысла секретность, тысячи бессонных ночей, красные от перенапряжения глаза, сердечные приступы и миллионы полученных выговоров; а также строжайшие выговоры, снятия с должностей и реальные тюремные срока. А еще — нервные срывы и беспричинные самоубийства, семьи разбитые и семьи не созданные, дети брошенные и дети не родившиеся. А еще…
Теперь все позади. Правда, в результате получилось нечто, гораздо более похожее на ядерный меч.
Пусть журналисты за океаном сколько угодно гадают о природе красных клякс на площадях своих городов и перед Домом правительства. Некоторые из них окажутся недалеко от истины, но журналистам не говорят всего ни в одной стране мира. Вряд ли им станет известно о кляксах во внутреннем дворе здания Министерства обороны, на территории засекреченных военных баз и на важнейших объектах ПРО. Что касается сотрудников спецслужб, то эти, конечно, сделали правильные выводы в первый же день, как только проанализировали информацию.
Теперь дело за их высшим руководством — предстоит сделать выводы из выводов. Неужели на это и был рассчитан трюк с краской?!.. Ни одно государство не будет так нагло демонстрировать возможности нового самолета, если он у нее один.
Мотылек внезапно поняла, что уже некоторое время стоит с глупейшей улыбкой на лице, и тут же себя одернула. Хорошо, что Махаон не видел… Черт, зато другие видели, здесь же повсюду камеры!.. Но удержать бешеную пляску мыслей она не могла.
Бог мой, да нам, возможно, и не придется выпускать новые А-седьмые!.. Или придется, но совсем немного, несколько… Женщина закинула голову назад, чтобы сдержать слезы, и, глядя в потолок ангара, стала торопливо подсчитывать школы и больницы, которые можно выстроить на деньги, сэкономленные на каждом бомбардировщике; прибавки к пенсиям и спасенные жизни безнадежно больных; первые поцелуи, прогулки взявшись за руки, счастливые судьбы; и беззаботные улыбки детей недружественной державы, которая так и не объявила войну ее стране.
ПРОЗА
Посвящение
Сначала он писал рассказ, потом рассказ стал повестью, а повесть переросла в роман. Причина была в главной героине, Кате Осиповой, восьмилетней большеглазой девочке с длинными ресницами и волосами цвета несбывшихся надежд. Он сам ее придумал, но придумал так хорошо, что писать о Кате коротко стало невозможно. Он даже набросал карандашом ее портрет. Не удовольствовавшись результатом, стал рисовать заново, по-настоящему, и не успокоился, пока Катя не стала как живая.
Последнее было совершенно излишне, поскольку Кате предстояло умереть.
Добрая, веселая история о милой, в меру послушной, общительной девочке — но с плохим концом. Катя смело шла по жизни и рождающимся одна за другой страницам, имела кучу друзей-подружек, была любимицей школьных учителей и гордостью родителей — матери, воспитательницы детского сада, и отца, отделочника-универсала, зарабатывавшего неплохие деньги и бывшего страстным охотником. А в финале она замерзала в зимней тайге, одна, раздетая и обмороженная, так и не найденная поисковыми группами.
