Клайв Льюис - Боль утраты
Может оказаться, что все это время, в очередной раз, я складывал карточный дом. Если это так, то Он снова развалит его одним щелчком. И будет делать это каждый раз, когда сочтет необходимым. Если только не убедится, что я неисправим, и я не окажусь в аду, где буду вечно строить карточные дворцы, «свободный среди мертвых».
А что, если я и прихожу постепенно к Богу, то лишь в надежде, что Он приведет меня к ней? Но при этом я прекрасно понимаю, что нельзя использовать Бога как путь для достожения своей цели. Он должен быть целью, а не средством, Он — конец пути, а не сам путь, иначе вы никогда не приблизитесь к Нему. Это и есть главная ошибка разных популярных картинок, изображающих счастливые воссоединения с родными и близкими «в запредельном будущем», ошибка не в самих простых и очень земных образах, а в том факте, что то, что они называют окончанием пути, на самом деле лишь промежуточный пункт на пути к истинному концу.
О, Боже, неужели только на этих условиях? Неужели я смогу встретиться с ней, если только я возлюблю Тебя так, что мне станет все равно, встречусь ли я с ней или нет? Подумай, о, Господи, ведь именно так это видится нам. Что можно было бы подумать обо мне, если я сказал бы детям: «Никаких конфет! Вот вырастите большими и перестанете их хотеть, тогда вы сможете есть столько конфет, сколько угодно!»
Если бы я точно знал, что нас разлучили навечно, и что она навсегда забыла о моем существовании — но это принесет ей радость и успокоение, я бы, конечно, сказал: «Пожалуйста, я согласен, валяйте!» Так же, как если бы в земной жизни я мог бы излечить ее от рака, согласившись никогда больше не увидеть ее, в ту же секунду я бы устроил все возможное, чтобы никогда больше ее не видеть. Я бы должен был согласиться, как любой порядочный человек. Но, к сожалению, мне не дано этого выбора.
Когда я задаю все эти вопросы Богу, я не получаю ответа. Но это не прежнее «Ответа не будет!». Это не захлопнутая перед носом дверь. Скорее, это спокойный, явно без всякого сочувствия, взгляд. Как будто Он покачал головой не в знак отказа, а как бы не желая обсуждать вопрос. Как бы говоря: «Успокойся, дитя мое, ты не понимаешь». Может ли смертный задавать Богу вопросы, на которые Он не считает нужным отвечать? И очень даже просто, думаю я. Бессмысленные вопросы не требуют ответа. Сколько часов в одной миле? Желтый цвет круглый или квадратный? Боюсь, что добрая половина наших великих теологических и метафизических проблем подобна этим вопросам.
А если хорошенько подумать, то передо мной вообще не стоит никаких практических задач. Я знаю две великих заповеди и буду-ка их и придерживаться. С ее смертью ушла одна проблема. Пока она была жива, она практически могла быть для меня важнее Бога, я мог делать то, чего хотела она, а не Бог; если бы возник вопрос выбора. Теперь я оказался перед лицом проблемы, где я ничего не могу поделать. Остался только груз чувств, мотивов и прочее того же рода. С этим я должен разобраться сам. Я не верю, что это проблема Бога.
Дар Бога. Свидание с умершими. Сколько я ни размышляю, ничего не приходит на ум, кроме ассоциации с игральными фишками. Или незаполненными чеками. Моя идея, если это можно назвать идеей, что фишки — это рискованная попытка экстраполирования всего нескольких очень коротких земных эпизодов. И подозреваю, что эти эпизоды не самые значительные, может быть даже менее важные, чем те которые учитываю я. Идея пустого чека — тоже экстраполирование. В реальности и то и другое (попытка выиграть или получить наличные по чеку) вероятнее всего разобьет вдребезги все идеи, касающиеся и фишек и чеков, (более того, соотношение обеих идей между собой).
Мистическое воссоединение, с одной стороны. Воскрешение из мертвых, с другой. Я не могу достичь хотя бы намека на образ, или найти формулу, или даже только почувствовать, что их объединяет. Их объединяет реальность (и нам дано это понимание). Реальность — еще один иконоборец. Да, небеса разрешат все наши проблемы, но, думаю, не демонстрируя искусное сглаживание всех наших явно противоречивых представлений, нам с нашими представлениями сразу выбьют почву из-под ног. Мы увидим, что и проблемы-то никакой не было.
И снова не раз возникнет то же самое переживание, которое мне никак не удается описать, кроме как сравнить с приглушенным смехом в темноте. Догадка, что единственно верный ответ — сокрушающая и обезоруживающая простота.
Часто мы думаем, что мертвые нас видят. И заключаем из этого, неважно, имеются ли на это основания, что если это правда, то они видят нас более ясно, чем при жизни. Видит ли теперь Х., сколько пены и мишуры было в том, что мы оба называли «моей любовью»? Да будет так. Смотри изо всех сил, родная. Я не стану ничего от тебя утаивать, даже если бы мог. Мы не идеализировали друг друга. У нас не было секретов друг от друга. Ты знала все мои слабости. И если сейчас, оттуда ты увидишь что-нибудь похуже, я могу это принять. И ты тоже можешь. Отчитать, объяснить, подразнить, простить. Потому что одно из чудес любви — то, что она дарит обоим, в особенности, женщине, способность видеть партнера насквозь, несмотря на околдованность любовью, в то же время не освобождаясь от ее чар.
В какой-то степени это способность все видеть, как Бог. Его любовь и Его знание неразделимы и неотделимы от Него самого. Мы всегда можем сказать: Он видит, потому что любит, и любит, потому что видит.
Иногда, о, Господь, мы склонны спросить у Тебя, если Ты хотел видеть нас чистыми, как лилии, то почему Ты не создал мир, подобный лилейному лугу? Я полагаю, потому что Ты поставил великий эксперимент. Хотя нет, Тебе не нужны эксперименты, Ты и так все знаешь. Скорее это было великим предприятием: создать организм, но в то же время дух, создать ужасный оксюморон, «духовное животное». Взять бедное примитивное создание, существо с обнаженными нервными окончаниями, с желудком, постоянно требующим пищи, животное, которому требуется самка, чтобы размножаться, и приказать: «Теперь живи сам. И стань богом.»
В одной из предыдущих тетрадей я написал, что если бы мне вдруг было представлено что-нибудь хоть отдаленно похожее на доказательство существования Х., я бы все равно не поверил. Проще сказать, чем сделать. Даже сейчас, после того, что я испытал прошлой ночью, я не собираюсь рассматривать это как свидетельство связи с ней. Но само «качество» переживания, хоть оно ничего не доказывает, стоит того, чтобы попытаться его описать. Оно было начисто лишено каких-либо эмоций. Это было ощущение, будто ее разум на какой-то момент столкнулся с моим. Именно разум, а не «душа», то, что мы обычно считаем душой. Абсолютная изнанка того, что мы называем «слияние душ». Совсем не пресловутая встреча двух любящих, скорее, похоже на телефонный звонок или телеграмму от нее, с каким-то известием или распоряжением. Никакого конкретного сообщения — просто ум и внимание. Не было ощущения радости или печали, ни любви в обычном смысле, ни отсутствия любви. Никогда до сих пор я не мог вообразить, что мертвый может быть таким, что ли, деловым. И в то же время я ощутил необыкновенное чувство бесконечной и радостной близости. Близости, не имеющей отношения ни к чувствам, ни к эмоциям.
Если это и были отголоски моего бессознательного состояния, то мое «бессознание» оказывается по своей глубине гораздо интереснее, чем представляют себе психологи. Прежде всего, оно гораздо менее примитивно, чем мое сознание.
Неважно, что это было, но мой разум просветлел, как дом после генеральной уборки. Такими и должны быть мертвые — чистый разум. Любой греческий философ не удивился бы тому, что я испытал. Он бы и не ожидал ничего иного: если что-нибудь и остается после нашей смерти, то именно это — разум. До сих пор такая идея бросала меня в дрожь Отсутствие эмоций отвращало меня. Но при моем контакте (не знаю, реальном или воображаемом) я не почувствовал никакого отвращения, так как понял, эмоции здесь больше не нужны. Это была полная, бесконечная близость, всеобъемлющая и оздоровляющая, но лишенная чувств. Может быть, эта близость и есть сама любовь, которой в жизни всегда сопутствуют эмоции, не потому что любовь сама по себе является чувством, или потому что она всегда сопровождается эмоциями, но потому что наша живая душа, наша нервная система, наше воображение поневоле должны по-своему реагировать на любовь? Если это так, то сколько еще предрассудков мне следует отмести! Общество или комунна, где царит чистый разум, не может быть холодным, серым и бесчувственным. С другой стороны, это не должно быть тем, к чему люди привязывают такие определения как «духовный», или «мистический», или «святой». Если бы я смог только заглянуть, бросить один взгляд, то я бы употребил (я немного опасаюсь употреблять их) другие определения. Яркий? Радостный? Смелый? Внимательный? Острый? Бдительный? Прежде всего, цельный. Абсолютно надежный. Никакого вздора, когда это касается мертвых.
![Наталья ТИШЬ - ТЕНЁТА [СИ].](/uploads/posts/books/262886/262886.jpg)
