Джордж Макдональд - Донал Грант
Хозяин, должно быть, уже почти подошёл к комнате, как вдруг шум разом стих и сразу настала такая тишина, что даже в ушах зазвенело. Потом слышу, он меня зовёт. Прибежала я вниз, подошла к комнате для слуг, а хозяин стоит в двери и только внутрь заглядывает. Я тоже заглянула, смотрю — всё на месте, как всегда, кругом тишина, как на кладбище в лунную ночь. Стулья по стеночкам, посуда в буфете, дверцы все закрыты, занавеси на месте, как будто ничего и не было. Хозяин брови нахмурил, уставился на меня, я тоже на него смотрю во все глаза, но он ругаться не стал, сказал только: «Видно, ложная тревога», а уж что он там про себя подумал, не знаю.
Короче, повернулись мы оба и пошли к лестнице.
Поднялись мы на второй этаж, а там прямо с лестницы был длинный коридор, тёмный–тёмный. У хозяина была свечка, но и со свечкой его видно было только до половины, а то и меньше. И вдруг из этого самого коридора, из самой темноты до нас донёсся такой звон и грохот, словно по дому пустили целое стадо коров с железными цепями на шее, и они все бегут, цепями звенят, копытами стучат, рогами об стены задевают, да ещё и стоны какие–то оттуда несутся — ужас да и только! Мы снова встали как вкопанные, смотрим друг на друга, и вижу я, у хозяина лицо такое, что и без всякого шума перепугаться можно, вот вам крест святой! «Ты, милая, отправляйся спать, — говорит он мне, — а я пойду разберусь, что там такое». «Но как, сэр? — спрашиваю. — Как вы один–то справитесь?» «Пока не знаю, а только не хочу, чтобы моя супруга всё это слышала. Правда, когда я уходил, она как раз очень крепко спала, так что будем надеяться, что она не проснётся. А раньше вам никогда не приходилось слышать в доме ничего странного? То есть до того, как мы сюда приехали?» «Нет, сэр, никогда», — отвечаю, а у самой голос дрожит и слова из горла не идут. Ночь хоть и тёплая была, летняя, а меня так в дрожь и бросает, словно в лихорадке.
Ну, постояли мы так минуту или две — тихо–тихо, как кот возле мышиной норки — но больше ничего не услышали. И так нам почему–то стало неловко, будто мы и сами понять не могли, было ли что на самом деле или нам послышалось. Потом он опять велел мне идти спать, я послушалась — так по коридору бежала, только пятки сверкали, чтобы ещё чего не услыхать. Забралась под одеяло, закуталась по уши, лежу, дрожу. Но в ту ночь больше ничего не было, и я заснула.
Утром рассказала я всё экономке, но она почему–то вообще промолчала. Странно, думаю, очень странно! Не то, чтобы она надо мной посмеялась или рассердилась, или велела не болтать глупостей — нет; выслушала меня внимательно, но так ни слова и не сказала. Неужели, думаю, она мне не поверила? Но почему? Поди разберись! Но если уж она язык проглотила, я решила, что свой тоже буду за зубами держать и ничего ей больше не скажу, покуда она сама об этом не заговорит. Хорошо хоть с другими слугами можно было словечком перекинуться. А что до экономки, тут я смекнула, что она боится, как бы её не стали об этом спрашивать, особенно те, кто право на то имеет, потому что она наверняка и раньше что–то слышала и много чего знала, да только говорить об этом не могла.
Но это было лишь самое начало, а уж дальше пошло такое, что и вспоминать не хочется. Больше ни одной ночи не было, чтобы где–нибудь да не поднялся шум, и такой, что терпеть невозможно. По всему дому то стук, то грохот, то цепи железные по полу волочатся, то вопли, то стоны, то свист, а то вдруг как кто–то засмеётся — ужас! Если бы сама всего этого не слышала, ни за что бы не поверила! Может, конечно, на самом–то деле оно и не так было жутко, как я вам рассказываю, а только волосы у всех на голове дыбом стояли, вот оно и вспоминается, как страшный сон. Со временем и хозяйка обо всём этом узнала, и дети стали просыпаться от шума, ведь он то в одной комнате раздавался, то в другой. В общем, такой поднялся переполох, что живые по ночам кричали громче, чем мёртвые. Приезжий джентльмен крепился, крепился, но не выдержал и решил поскорее уехать из дома прочь, а там будь что будет. Он уж и хозяину письмо написал. С агентами–то никак не мог к согласию прийти. Те только смеялись да говорили, что это, должно быть, его собственные слуги балуются и шутки шутят. Эх, помню, как он на них за это рассердился — и правильно: ничего такого и быть не могло! Написал он хозяину, но ответа не получил. Тот по Европе разъезжал, так что приезжие подумали, что письмо и затеряться могло; или хозяин нарочно не отвечал, как будто никакого письма и не было, потому что не хотел себя утруждать…
Ну неважно. А только в тот самый день, когда они решили, что больше и недели не пробудут в этом проклятом доме, — потому как был понедельник, а по понедельникам шум всегда был ещё хуже и громче, чем в другие дни, — от него вдруг пришла весточка. Он писал, что письмо получил, но только час назад, и ужасно сожалеет, что оно не добралось до него раньше; и умолял повременить, не уезжать из дома до его приезда. Он выедет самое большее через два дня и, как только приедет, в момент всё уладит! Странное было письмо, ничего не скажешь. Мне мистер Харпер о нём рассказывал. Он служил у господ дворецким и сам его читал от слова до слова. Мы все обрадовались, потому что от этих ночных ужасов уже сил никаких не было, и стали ждать, когда же появится наш славный избавитель и всё поставит на свои места.
Ну что ж, прошло несколько дней (правда, кое–кому они чуть ли не вечностью показались!) и он, наконец, появился. Приятный был джентльмен, а уж улыбался так мило и приветливо, что и не захочешь, а поверишь каждому его слову. И таким он был беспечным и весёлым, что это нас даже немножечко приободрило, так мы все устали. Правда, непонятно, как он мог оставаться таким беззаботным, если знал, что у нас тут происходит! В общем, он приехал и собирался остаться к обеду, а пока попросил у мистера Харпера принести ему немного вина и сухого печенья… Что дальше было, я сама не видела, а рассказывал мне сам мистер Харпер. Он бы, может, и не стал мне ничего говорить, да только человек был не старый, хоть раза в два меня постарше, ну и приглянулась я ему. Правда, ничего из этого и не вышло. Но всё равно, со мной он всегда поговорить любил; вела я себя с ним приветливо, скромно, лишнего ничего не позволяла, вот он по дружбе и рассказал мне всё, что знал. Пошёл, значит, мистер Харпер за вином, а приехавший гость вдруг его останавливает, протягивает ключи и говорит: «Принесите–ка мне, милейший, такого–то и такого–то вина и из такой–то и такой–то корзины» — ведь на самом–то деле никакой он был не гость, а настоящий хозяин и дом знал лучше всех нас. Ну, Харпер взял ключи и только вышел за дверь, как вдруг слышит, что гость говорит: «Я вам скажу, сэр, что вы недавно сделали, а вы скажете, прав я или нет». Услышав такое, Харпер прикрыл за собой дверь, но не очень плотно и потому услышал всё как есть.
«Я вам скажу, что вы сделали, — повторил приехавший. — Признайтесь, не нашли ли вы недавно человеческую голову? То есть череп?»
«Да, да, нашли, — отвечает ему хозяин мистера Харпера. — Видите ли, однажды утром ко мне пришёл дворецкий (а дворецкий как раз стоял и слушал всё это за дверью!) и говорит: «Взгляните, сэр, я нашёл это в маленьком сундучке, возле двери винного погреба. Это череп!» «Должно быть, его привёз сюда какой–нибудь студент–медик», — ответил я. И тогда он спросил меня, что с ним теперь делать…»
«И вы, конечно же, велели его закопать!» — перебил хозяин.
«Конечно! А что ещё с ним оставалось делать?»
«Так я и думал! — воскликнул хозяин. — Из–за этого–то всё и началось!»
«Неужели?»
«Именно так».
Тут, по словам мистера Харпера, его пробрал такой ужас, что он не мог больше стоять у двери, а только идти в погреб за вином тоже было выше его сил. Ну, он всё равно пошёл вниз по лестнице, а ему навстречу я. Смотрю, он белый, как полотно, того и гляди свалится.
«Что случилось, мистер Харпер?» — спрашиваю.
Ну, он мне всё рассказал. Я подумала и говорю:
«Пойдёмте вместе. Я схожу с вами в погреб. Среди бела дня нас там никто не тронет».
Спустились мы в погреб, а он оглянулся, показывает мне на что–то и говорит:
«Вот он, тот самый сундук, где лежал череп!»
И тут вдруг из–под самых наших ног раздался дикий протяжный стон! Мы так друг в друга и вцепились!
«Боже правый, что всё это значит?» — прошептал он, когда мы потом поднимались по лестнице.
«Может, вы не очень почтительно с ним обошлись?» — спросила я.
«Да нет, — отвечает, — закопал и всё, чтобы с глаз долой».
Только мы поднялись из погреба, слышим — звонок.
«Это меня, — говорит он. — Удивляются, наверное, куда я запропастился вместе с вином. И не зря удивляются. Надо идти».
Вошёл он снова к господам (это опять он мне рассказывал, уже потом).
Хозяин ни слова не сказал про то, что его так долго не было, а только спрашивает:
«Где вы похоронили череп, который нашли в погребе?»
«В саду», — ответил мистер Харпер.
«Надеюсь, вы запомнили точное место?»
