Хосе Антонио Пагола - Иисус. Человек, ставший богом
Очень скоро появились другие формулировки, где говорилось, что «Иисус умер и воскрес». Здесь уже речь не идет о вмешательстве Бога. Теперь фокус внимания перемещается на Иисуса. Это он пробудил себя и восстал из мертвых, однако на самом деле все исходит от Бога. Он проснулся потому, что его разбудил Бог, он встал потому, что Бог его поднял, он полон жизни потому, что Бог вдохнул в него Свою. В основании всегда лежат любящие действия Бога, его Отца5.
Христиане в своих формулировках всегда говорят о «воскресении» Иисуса. Но в тот же самый период мы обнаруживаем литургические гимны и песнопения, восхваляющие Бога за то, что Он возвысил и прославил Иисуса как Господа после его смерти. И здесь не говорится о «воскресении». В этих гимнах, рожденных в первых христианских общинах, верующие проявляют иное мышление и используют другой язык: Бог «превознес» Иисуса, «Он приобщил его Своей славе», «Он посадил его по правую сторону от Своего престола» и «провозгласил его Господом»6.
Эти слова столь же древние, сколько и разговоры о «воскресении». Для первых христиан прославление Иисуса Отцом не является чем-то таким, что произошло после его воскресения, а представляет собой лишь иной способ утверждения того, что сделал Бог с распятым. «Воскресить» уже означает вознести, или ввести в жизнь Самого Бога. «Быть вознесенным» значит воскреснуть, быть вырванным из лап смерти. Оба языковых приема обогащают, дополняют друг друга и служат для описания того, что сделал Бог с мертвым Иисусом7.
Самое важное и значимое исповедание веры мы находим в письме, которое около 55 или 56 года Павел из Тарса пишет христианской общине Коринфа, космополитического города, где в удивительном смешении соседствуют разные эллинистические и восточные религии, где воздвигнуты храмы Исиде, Серапису, Зевсу, Афродите, Асклепию и Кибеле. Павел побуждает их быть верными Евангелию, о котором он им рассказал, посетив их около 51 года: эта «Благая весть» — то, чем «спасаетесь». Эта «Весть» вовсе не выдумка Павла, он сам получил ее и теперь свидетельствует о ней вместе с другими авторитетными проповедниками, возвещающими о той же вере:
Ибо я первоначально преподал вам, что и сам принял, то есть,
что Христос умер за грехи наши, по Писанию,
и что Он погребен был, и что воскрес в третий день, по Писанию,
и что явился Кифе, потом двенадцати…8
В этом исповедании есть нечто, что может нас удивить. Почему в нем говорится, что Иисус «воскрес на третий день, согласно Писанию»? Неужели он оставался мертвым до тех пор, пока Бог наконец не пришел на третий день? Был ли кто-нибудь свидетелем этого поворотного момента? Почему в евангельских рассказах говорится о явлениях в «первый день недели», до того как настал «третий день»? На самом деле на языке Библии «третий день» означает «решающий день». После дней страданий и скорби «третий день» приносит спасение. Бог всегда спасает и освобождает «на третий день»: за Ним последнее слово; «третий день» принадлежит Ему. Вот что мы читаем у пророка Осии: «Пойдем и возвратимся к Господу! Ибо Он уязвил — и Он исцелит нас, поразил — и перевяжет наши раны; оживит нас через два дня, в третий день восставит нас, и мы будем жить пред лицем Его»9. В различных комментариях раввинов этот «третий день», провозглашаемый Осией, трактовался как «день воскресения из мертвых», «день утешения, в который Бог оживит мертвых и нас воскресит»10. Первые христиане считали, что для Иисуса уже наступил этот решающий «третий день». Он испытал окончательное спасение. Мы пока знаем лишь дни испытаний и страданий, но с воскресением Иисуса наступает рассвет «третьего дня»11.
Возможно, подобные рассказы могли быть понятны иудеям, однако миссионеры, странствующие по городам Римской империи, чувствовали, что люди греческой культуры сопротивлялись идее «воскресения». Павел сам мог ощутить это, когда начал говорить о воскресшем Иисусе в афинском Ареопаге. «Услышав о воскресении мертвых, одни насмехались, а другие говорили: об этом послушаем тебя в другое время»12. Поэтому некоторые проповедники стали искать подходящий язык, чтобы, не коверкая идею воскресения, доступно и легко объяснить ее людям греческого менталитета. Вероятно, наибольший вклад со своей стороны внес Лука, представляя Воскресшего как «того, кто жив», «живого». Вот что говорится в его Евангелии женщинам, пришедшим к гробнице (Лк 24:4–5): «Что вы ищете живого между мертвыми?»13 Несколько лет спустя в книге Откровение в уста Воскресшего вкладывают слова, производящие сильное воздействие и очень далекие от первых слов исповедания веры: «Я есмь Первый и Последний и живый; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти»14.
В чем состоит воскресение Иисуса?
Что хотят сказать христиане первого поколения, когда говорят о «воскресшем Христе»? Что они понимают под «воскресением Иисуса»? О чем они думают?
Воскресение — это нечто такое, что произошло с Иисусом. Нечто, что произошло в самом распятом, а не в воображении его последователей. В этом убеждены все. Воскресение Иисуса — реальное событие, а не плод их фантазий или результат их размышлений. И это также не способ объяснить, почему в них снова проснулась вера в Иисуса. Действительно, в сердцах его учеников зародилась новая вера в Иисуса, но ей предшествовало его воскресение, которое предварило все то, что его последователи смогли пережить потом. Именно это событие и вывело их из ступора и отчаяния, в корне изменив их веру в Иисуса.
Воскресение не является возвратом к его прежней жизни на земле. Иисус не возвращается в известную нам биологическую жизнь, чтобы однажды снова неизбежно умереть. Источники никогда не указывают на что-либо подобное. Воскресение — это не оживление трупа. Это нечто гораздо большее. Первые христиане никогда не путали воскресение Иисуса с тем, что, например, согласно Евангелиям, произошло с Лазарем, с дочерью Иаира или юношей из Наина. Иисус не возвращается в эту жизнь, он вступает в «Жизнь» Бога15. Освобожденную жизнь, где смерть больше не имеет над ним никакой власти. Павел говорит об этом совершенно определенно: «Христос, воскреснув из мертвых, уже не умирает: смерть уже не имеет над Ним власти. Ибо, что Он умер, то умер однажды для греха; а что живет, то живет для Бога»16. Но несмотря на это, евангельские рассказы о «явлениях» воскресшего Иисуса могут в какой-то степени нас смутить17. Согласно евангелистам, Иисуса можно видеть, прикасаться к нему, он может есть, подниматься на небо и даже скрываться за облаком. Если мы будем воспринимать такие рассказы буквально, у нас создастся впечатление, что Иисус опять вернулся на землю, чтобы снова быть со своими учениками, как и в прежние времена. Однако те же самые евангелисты говорят нам о том, что это не так. Иисус остался собой, но не таким, как раньше; он предстает перед ними полный жизни, но признают его не сразу; он среди своих, но они не могут его удержать; он реален и осязаем, но они не могут жить вместе с ним, как некогда в Галилее. Безусловно, это — Иисус, но в каком-то новом существовании.
Последователи Иисуса также не восприняли его воскресение как своего рода таинственное выживание его бессмертной души, в духе греческой культуры18. Воскресший — это не тот, кто живет после смерти, освобожденный от своей телесной сущности. Согласно еврейскому менталитету, «тело» — это не просто физическая или материальная часть личности, нечто, что можно отделить от духовной ее части. «Тело» — это весь человек, такой, каким он укоренён в мире, соседствуя с другими людьми. Когда говорят о «теле», под ним подразумевают личность со всей многогранностью ее отношений и переживаний, со всей историей ее конфликтов и ран, моментов радости и страданий. Им невозможно представить воскресшего Иисуса без тела: это было бы что угодно, кроме человеческого существа19. Но, естественно, они думают не о физическом теле из плоти и крови, находящемся во власти смерти, а о «славном теле», которое вбирает полноту его конкретной жизни, осуществленной в этом мире. Когда Бог воскрешает Иисуса, он воскрешает его земную жизнь, ознаменованную его преданностью Царству, его добрым отношением к бедным, его столь насильственно прерванной молодостью, его борьбой и конфликтами, его покорностью до самой смерти. Иисус воскресает вместе с «телом», которое вбирает его земную жизнь во всей полноте и многогранности20.
Для первых христиан, поверх любых представлений и схем мышления, воскрешение Иисуса — это действие, совершаемое творческой силой Бога. Он вызволяет Иисуса из сетей смерти, чтобы ввести в полноту Его собственной жизни. Так снова и снова повторяют первые христианские исповедания и первые проповедники. Таким образом, Бог поднимает Иисуса с самого дна смерти, вдыхая в него всю свою силу Создателя. Иисус умирает с воплем: «Боже Мой! Для чего Ты оставил меня?», и, умерев, встречается со своим Отцом, Который радостно и с бесконечной любовью принимает его, предотвращая уничтожение его жизни. Как раз в тот момент, когда Иисус чувствует, что все его существо окончательно исчезает, постигая печальную судьбу всех людей, в дело вмешивается Бог, чтобы подарить ему собственную жизнь. Там, где для Иисуса все заканчивается, Бог начинает нечто кардинально новое. Когда, казалось, все безвозвратно тонет в пучине нелепой смерти, Бог начинает создавать нечто новое.
