Андрей Кураев - Протестантам о Православии
Христос посылает учеников со словами: «Идите, уготовайте Мне пасху». Но ведь это еще не было время Пасхи. Иудеи только готовились к ней. Оставалось еще два дня. Поэтому и был квасной хлеб ( - Лк. 22, 19) в доме[565]. Господин же субботы перенес Пасху с того времени, когда она праздновалась по традиции, на время, усмотренное Им. Прежде еврейской пасхальной субботы Он совершил пасхальную трапезу. И воскреснув после нее, Он освятил день, который был будним для иудеев. Все время теперь — Божие. Нет одного Божия дня; любое время — Его и напоминает о Нем.
Христос освободил нас от колеса времени. Время уже не змея, с непременным аппетитом закусывающая собственным хвостом и в своем коловращении остающаяся всегда на одном и том же месте. Суббота уже не просто суббота, но преддверие Воскресенья. И воскресенье уже не просто попразднство субботы, но исход из времени, причастие Вечности.
Христос сказал: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я посреди них». Это обетование неложно не только применительно к месту, но и ко времени. Так происходит не только где, но и когда двое или трое собраны во имя Христа. Любое время Литургии есть время Пасхи. Когда бы человек ни вспомнил о Творце — там Суббота. «Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете» (1 Кор. 11, 26). Это означает, что день Господень есть там, где Литургия, где Литургия — там суббота, а не наоборот. «Если мы всегда можем возвещать смерть Господню, то можем всегда совершать и Пасху»[566].
Христос — наша Пасха (1 Кор. 5, 7). И, значит, всюду, где Христос — там Пасха. Бог вездесущ не только в пространстве, но и во времени. И, значит, там, где и когда люди обращаются ко Христу, обретают Его, причащаются Ему — там Вечная Суббота и там Пасха. И от ощущения этого, когда бы и где бы ни причастился православный священник, он всегда читает пасхальные благодарственные молитвы: «О Пасха велия и священнейшая, Христе! О Мудросте, и Слове Божий, и Сило! Подавай нам истее Тебе причащатися в невечернем дни Царствия Твоего!».
Спаситель сказал: «Се, Я с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28, 20). Во все дни, а не только по субботам.
Поясняя мысль ап. Павла о том, что где Христос — там Пасха, св. Иоанн Златоуст пишет: «Дабы вам убедиться, что нам можно праздновать постоянно, что нет для этого определенного времени, и мы не связаны зависимостью от времени, послушайте, что говорит Павел: ‘Посему да празднуем’. Не время составляет праздник, но чистая совесть, что праздник есть не что иное, как радость»[567].
«Ныне же, познав Бога <…> для чего возвращаетесь опять к немощным и бедным вещественным началам и хотите еще снова поработить себя им? Наблюдаете дни, месяцы, времена и годы. Боюсь за вас, не напрасно ли я трудился у вас» (Гал. 4, 9–11). Это сказано не только к любителям гороскопов. Это и к вам сказано, братья–адвентисты. Христос — Творец времени — выше календаря, и время нашей молитвы, литургическое время Он возвысил над временем астрономов и диспетчеров, над временем физическим. А вы не признаете за другими христианами права молиться Христу «на горе Гаризим», вне пространства субботы. Неужели календарь стал для вас поводом к расколу с другими христианами? Разве одобрил бы такое повеление апостол Павел, узнай он, что ради празднования субботы вы враждуете с собратьями–христианами? Он специально укреплял христиан не бояться пересудов за несоблюдение ветхозаветных ритуалов: «Итак никто да не осуждает вас за пищу, или питие, или за какой–нибудь праздник, или новомесячие, или субботу: это есть тень будущего, а тело — во Христе» (Кол. 2, 16–17). Но вот — нашлись–таки христиане, которые осудили других христиан «за субботу»! И еще как осудили: «Соблюдение воскресения — тайна беззакония»[568]. Христиане, празднующие Воскресение Христово, оказывается, не просто ошибаются, но и прямо служат Антихристу! «Писание открывает нам, что перед Вторым пришествием весь мир будет поделен на два класса: людей верных, «соблюдающих заповеди Божии и веру в Иисуса», и тех, кто «поклоняется зверю и образу его» (Откр. 14, 12,9). В то время всем станет ясно, что покорное соблюдение субботы служит доказательством верности Творцу», — пишут адвентисты[569]. Но неужели лишь субботнее неделание есть признак верности Творцу? А смерть за Христа? А отказ поклониться идолам? Христос не говорит: кто соблюдет субботу, спасен будет. Он дает иные собственно религиозные критерии: кто исповедует Меня перед людьми… Так что не «Писание открывает нам» то, что проповедуют адвентисты, а их собственная концепция приводит их к странным и самодельным «откровениям». Так зачем же позорить христианство, на пороге третьего тысячелетия возрождая всемирные споры по обрядовым вопросам?
Да, когда–то вопрос о субботе был отнюдь не обрядовым. Он был исполнен великим религиозным смыслом. Но вы и сами сейчас не в состоянии объяснить — каков смысл празднования именно субботы. Тем языком, на котором заповедь Субботы звучала как великое откровение, сейчас никто не пользуется; он стал непонятен. И поэтому эту же мысль можно и нужно выражать иначе. Но для этого сначала надо ее понять. Итак, — почему в Ветхом Завете такое внимание уделяется памяти о субботе?
Все заповеди Бог не объясняет, и только о субботе дает пояснение (Исх 20, 11: потому что почил Бог в этот день от дел Своих; Втор 24, 18: потому что ты был рабом в земле Египетской). Златоуст поясняет эту особенность Писания: объяснение придается этой заповеди потому, что это не естественная заповедь, а особая; «потому, что она не из первоначальных и не открыта нам совестию, но есть заповедь частная и временная»[570].
Но если это заповедь «временная», то она прямо связана с обстоятельствами того времени, в которое дается. Что же означает рассказ о субботе на языке эпохи начала Ветхого Завета? Почему суббота становится святыней Израиля?
Во–первых, понятно, что у народа, который не имеет своей земли (а у Израиля времен Исхода, то есть времен дарования десяти заповедей, нет никакой земли), не может быть пространственно локализованной святыни. Человеческая жизнь нуждается в чередовании сакрального и мирского, но если нет возможности упорядочить пространство вокруг святой земли, естественно обратиться к литургическому упорядочиванию времени. Суббота — это Храм Израиля до прихода в Иерусалим (и, естественно, позднее, в эпохи пленений).
Во–вторых, суббота дается как знамение Завета, как знак отличия Израиля от остальных народов. Но достаточно ли истолковывать субботу лишь как стремление приобрести некую экзотическую этнографическую черту, которая отличала бы данный народ от соседей? Не подобна ли еврейская суббота племенной татуировке, по которой одно индейское племя отличает себя от другого? И если это всего лишь способ внутренней консолидации народа, то не может ли он быть заменен каким–нибудь другим знаком?
Как же сама Библия поясняет, почему суббота стала знаком завета? «Помни день субботний <…> ибо в шесть дней создал Господь небо и землю <…> а в день седьмой почил» (Исх. 20, 8–11). Что за странный праздник в честь усталости Демиурга?
Народ, к которому Моисей обращает свою первую проповедь, еще не знает закона, он воспитан в Египте, то есть он — носитель еще не столько библейского, сколько языческого сознания. Так вот, образ «почившего Бога» чрезвычайно много значит именно для языческого сознания.
Со времен Эмпедокла истории религии известен термин deus otiosus, «праздный бог». Те, кого мы по привычке называем политеистами, «многобожниками», прекрасно знали Единственность Творца. Но этот Исток бытия, оставаясь в мифологической памяти и в философско–религиозной спекуляции, уходит из реальной культовой практики этих народов. Сложно сказать, что здесь виной: острое ли покаянное чувство, которое стыдится взирать прямо на Небо и потому предпочитает искать «посредников» поближе к земле; или замутнение религиозного чувства; или вторжение демонических сил и «космических иерархий». Но факт наблюдаем всюду: языческие теогонии и мистерии предпочитают обращаться не к Тому, от Кого получило начало всяческое бытие, а к последующим поколениям богов. Тот, кто не создал наш мир, претендует на роль его владыки[571].
Иногда это переворот осмысляется как постепенный — и Первобог сам просто отстраняется от судеб мира. Так, в древнейших шумерских текстах глухо упоминается Энмешарра. Он начинает 50 поколений богов, а затем передает власть Ану. Энмешарра–Творец оказался вытеснен за рамки теогонии, и высшим богом стал Ану. Но и культ Ану не распространился (в историческом Шумере ему уже не поклонялись): он передал свою власть Энлилю. Как бы то ни было, в Шумере трагической борьбы богов нет.
