Наталья Соколова - Под кровом Всевышнего
Я подскочила и ахнула. Да, видно, святой человек Николай Павлович, врач-гомеопат, испросил у Бога, чтобы святые мощи вернулись к его крестнику. Теперь прошло уже много лет, Федя пятнадцать лет как священник. Он часто надевает на шею сей мощевик, ибо благодать Божия, исходящая из косточек трёх мучеников, не раз являла свою силу, защищая молодого священника от невидимого врага.
Дело затянулось на три года
Отец Владимир просмотрел множество больших и малых икон, стоявших и на полу, и на шкафах, и во всех углах, и вдоль стен. Сын хозяина уверял, что отец его не знал, что купил ворованное, что он просто реставратор и коллекционер старинных изделий. Однако в руки моему батюшке попали две украденные у нас иконы. Впоследствии их нам вернули вместе с подстаканником. И ничего больше. Мы стеснялись сами проглядывать имущество художника, а милиция со следователем сидели, как скованные нашим присутствием, ничего нам не показывали и ничего не говорили. Следователь все писал, не поднимая глаз. Мы с батюшкой поняли, что мы тут лишние, и скоро ушли, потому что устали и ничего не могли понять. Зачем нас вызывали? Чем мы всем мешаем? Мы вернулись домой.
С тех пор нас стали вызывать в Щёлковский суд, чтобы познакомить нас с бумагами следствия. О, их было не одна толстая папка. Жутким корявым почерком были исписаны и сколоты пачки бумаг, описывавшие процедуры обысков, следствия и показания подсудимых. Сидя в прокуренных смрадных комнатушках, в присутствии следователя мы должны были прочитать и подписать эти акты. С большим трудом мы с мужем разбирали эти неграмотные записи, скоро уставали и просили отложить наш сеанс до следующего раза. Следователи торопили нас, упирая на то, что дело затянулось, план они из-за нас не выполняют.
Примечательно то, что следователи менялись, прокуроры — тоже. Новые лица не были знакомы с нашими предыдущими вопросами: «Почему, когда нападают на след, обыски производят без нас? Кто, кроме нас, может опознать наши иконы?» Ответ бывал таков: «К следующему разу мы все выясним». А в следующий раз с нами занимался уже другой следователь. На наш вопрос, где же И. И. или П. П., был один ответ: «Он сменил место работы, теперь я за него». Мы разводили руками и мучились над бумагами.
Я заболела и не могла уже сопровождать мужа в Щёлково. Впервые он уехал один. Вернулся мой Володенька и облегчённо вздохнул:
— Мы со следователем договорились. Больше он не будет нас с тобой вызывать, поведёт дело сам. Я ему все подписал.
— А ты прочитал то, что подписывал?
— Где там... Не в том дело. Я устал, ты тоже заболела. Следователь обещал больше нас не тревожить, если я подпишу бумагу о том, что... все найденные у воров вещи и иконы я не буду требовать себе обратно...
— Так все найденное кому останется?
— Да им, конечно. Следователь говорил так: «Вам досталось это богатство не трудом, не потом и кровью, а от умирающих бабушек, в наследство и т. п. Так эти вещи у вас — лишние... Вы поберегите своё здоровье, свои нервы, а мы будем искать, ворам ничего не оставим, вас вызовут ещё раз только на суд, а пока мы будем трудиться сами, без вас...» Я согласился, и мы по-хорошему расстались.
— Что ты наделал? Я не согласна!
— Ну, как хочешь, а у меня больше нет сил, — смиренно сказал мой батюшка.
Я лежала больная. Прошёл ещё год нашей спокойной жизни с семьёй сына Николая и внучатами. Сын Серафим ушёл из мира в монастырь, отказавшись от земного богатства. Дочь Катя вышла замуж и уехала в Киев. Любочка жила с дедушкой, отрабатывала педагогом на фабрике после швейного техникума. Сын Федя служил в армии в десантных войсках.
Шёл уже третий год после кражи, близился осенний праздник преподобного Сергия. «Что-то нам принесёт в этом году осень?», — вздыхал мой батюшка. Он верно предчувствовал — нам пришла повестка ехать в суд.
Суд
Я представляла себе суд как действие справедливое, защищающее интересы обиженных, обсуждающее свершившееся дело. Увидела я своими глазами совсем иное. Меня даже не впустили в зал суда:
— Вы — свидетель преступления, вас вызовут в нужное время, а пока посидите в коридоре.
— Как так? Я же пострадавшая. Мои вещи были украдены! — протестовала я.
Но никто меня не слушал. Судья сидела серьёзная, злая, не говорила, а рявкала на всех повышенным голосом. Я поняла, что спорить бесполезно, сидела за дверью и молилась про себя: «Да будет, Господи, воля Твоя». А муженёк мой сидел в уголочке зала, молчаливый, грустный, безучастный ко всему.
Наконец и меня впустили. Я удивилась разговорам, которые велись с родными подсудимых — Игоря и Алёши. Тётка Алёши была учительницей моих детей, преподавала в школе русский язык. Она подробно рассказывала о тяжёлом детстве племянника, который остался в семь лет круглым сиротою, отец которого беспросветно пил. Обсуждали подробно годы учения ребят, старались выяснить их знакомство с Лебедевым, толкнувшим их на преступление. Ребята сидели, опустив головы, пристыженные, а Лебедев чувствовал себя героем. Он сказал, что всю жизнь честно работал, но года три назад «спутался с металлоломом», что и привело его на скамью подсудимых. Никто не говорил ни слова о старинных дорогих иконах, о драгоценных камнях на их ризах, о великолепных серебряных окладах икон, о наборах ложек и других вещах. Как будто их и не было! Прокурор и состав суда были люди новые, которых мы видели впервые. Казалось, что они и дела-то не знали.
Когда дошла моя очередь высказываться, то я подробно рассказала о похищенном у нас богатстве, просила подсудимых ответить, куда же все делось? Ребята указали на Лебедева, которому они передали пять тяжёлых узлов с добром (большинство икон при краже заворачивали в широкие рясы батюшки). Лебедев сказал, что отдавал иконы на реставрацию художникам, а серебряные вещи «все разошлись» куда-то, их нет у него.
Были на суде и художники, но они или указывали друг на друга, или отказывались от обвинения, говоря, что ничего у них нет, ничего они не знают. Мы с батюшкой скоро поняли, что здесь бесполезная трата времени, выматывающая силы присутствующих.
Наконец произнесли приговор: Игоря и Алёшу — к трём годам лишения свободы, так как они лазили и грабили дом, а Лебедеву, который в ту ночь гулял около дома, а потом завладел всем украденным, дали «условно». То есть его отпускают на волю с тем, чтобы он заплатил нам, пострадавшим, цену проданных им вещей. Глупо и смешно: неужели человек будет на свободе целый век работать, чтобы выплачивать нам за украденное? Да стоит только выпустить этого вора на волю, как его больше никто никогда не увидит! Это было ясно всем (так оно и случилось), но никто не возражал, все молча расходились.
Я недоумевала, но мне посоветовали подать на пересуд в высшую инстанцию. Так мы и сделали. Но мы с батюшкой так устали, что наняли себе юриста. Это оказалась порядочная, энергичная женщина. Она заставляла меня вспоминать все вещи и иконы, их размер, их ценность и т. п. До чего же я уставала, до чего же мне это было тяжело: тащиться в центр Москвы, сидеть часами рядом с юристом, которая все писала, писала, готовя длинную обличительную речь не только преступникам, но и всем, кто первый раз вёл наше дело. А преступники пока сидели в тюрьме в ожидании второго суда.
Второй суд вынес такое же решение, как и первый.
— И тут преступники всех подкупили! — возмущалась наш юрист. — Будем подавать в высшую инстанцию.
— Когда же будет конец этому делу? — спрашивала я. Я пошла на исповедь к опытному в духовной жизни знакомому священнику и рассказала ему все. Он ответил:
— Вот как старается враг рода человеческого отвести рабов Божиих от главного дела их жизни — от спасения
души. Так можно всю жизнь судиться и потерять всякое духовное устроение. Разве ваше дело сажать на скамью подсудимых всех тех, кто запачкал руки в деле кражи и суда?
— О нет, батюшка, мы никому не хотим делать зло, только бы нам развязаться с этим делом, — сказала я.
— Тогда забудьте о краже и вещах, — прозвучал ответ духовника.
Как горы свалились с моих плеч. «Так слава же Богу за все! Его святая воля...»
■
Тяжёлая обстановка в Гребневе
В конце 70-х годов наш гребневский дом был необитаем даже летом. Сыновья по очереди служили в армии, дочки и отец Владимир ездили летом в Крым. Наш «семейный врач» Иван Петрович рекомендовал моему батюшке ежегодно «просушивать» лёгкие на юге, что очень укрепляло здоровье моего мужа. Он возвращался неузнаваемым — сильно загоревшим и похудевшим от ходьбы по морскому берегу. Я ни разу ему не сопутствовала. Я помогала снохе Светланочке, у которой вслед за Анютой родился Димочка. Эти детки нарождались весной. Матери их было трудно в эти дни переезжать с места на место, поэтому мы даже летние месяцы провели в Отрадном.
