Алексей Сидоров - У истоков культуры святости
646
Так, думается,следует переводить данную фразу: τό δε και περί της των πλησίον άγνωσίας. Она, скорее всего, имеет эсхатологический смысл и подразумевает близость Страшного Суда.
647
Ср. рассуждение епископа Варнавы: «Все плачут и печалятся, даже живя в роскоши и богатстве, но сокрушаются — о тленных вещах. Не имеют чего–либо или теряют что–то, вот и печалятся. Иногда от такой печали иссыхают, заболевают и даже умирают (2 Кор. 7, 10). Эта печаль бесовская. Враг рода человеческого навевает ее. Мучится, стонет человечество, пытается сделать жизнь беспечальной, но без Бога ничего не может. А культура и усовершенствования только заменяют один вид печали другим». Епископ Варнава (Беляев). Преподобная Синклитикия Александрийская или Малая аскетика. Нижний Новгород, 1997, с. 51.
648
Греху «уныния» (άκηδία) или «пагубной печали» уделяется особое место в святоотеческой аскетике, ибо он считался одним из наиболее опасных грехов, особенно для монахов. См.: Miquel Р. Lexique du desert. Etude de quelques mots–cles du vocä–bulaire monastique grec ancien. Abbaye de Bellefontaine, 1986, p. 19–35. Так, согласно Евагрию, «дух уныния отгоняет [благодатные] слезы, а дух печали сокрушает молитву». Творения аввы Евагрия, с. 132. Преп. Иоанн Лествичник на сей счет замечает: «Каждая из прочих страстей упраздняется одною, какою–нибудь противною ей добродетелью; уныние же для инока есть всепоражающая смерть». Преподобного отца нашего Иоанна, игумена Синайской горы, Лествица. Сергиев Посад, 1908, с. 104. Наконец, преп. Симеон Новый Богослов говорит: «Уныние есть смерть души и ума. От него, если попустил ему Бог действовать против нас по силе его, никто из подвижников никогда не мог бы спастись. От нас равным образом зави-. сит противостбять ему по силе каждого из нас, от Бога же —таинственно возбуждать нас и явно делать победителями над ним». Преподобного отца нашего Симеона Нового Богослова игумена обители св. Мамаса Ксирокеркского Главы богословские, умозрительные и практические. М., 1998, с. 51.
649
Ср. толкование св. Василия Великого: «Без сомнения, не телесный член называет Пророк главою, то есть не в одной главе утвердилась боль, но сказано: всякая глава, вместо: каждый человек, по словоупотреблению Писания… Поелику весь язык грешен, и все люди исполнены беззакония, то за сие и наказание простерлось на всех». Творения иже во святых отца нашего Василия Великаго Архиепископа Кесарии Каппадокийския, ч. Ii, М., 1993, с. 23–24. Следует отметить, что первая часть этой фразы в греческом тексте Священного Писания (πασα κεφαλή εις πόνον) скорее может предполагать перевод: «всякая глава в труд» (или: «в тяготу, в заботу, в мучение»).
650
Так, думается, лучше переводить понятие τό διορατικόν. В подобном смысле его доврльно часто употребляет св. Григорий Нисский, который говорит об идеале христианина, как о человеке, очистившим око души (о κεκαθαρμένος τον της ψυχής οφθαλμόν), [духовно] воспитанном и имеющим душу прозорливую (о διορατικός την ψυχήν ), т. е. не останавливающим свой взор на поверхности вещей и, кроме того, как бы «натренированным» в различении (γεγυμνάσθαι προς την διάκρισιν) добра и зла. Подобный смысл указанного понятия вообще характерен для александрийских церковных писателей: Климента и Оригена. См.: Gregoire de Nysse. Traite de la virginite. Ed. par M. Aubineau // Sources chretiennes, N 119. Paris, 1960, p. 175, 370–371. Ср. также одно рассуждение св. Василия Великого: «Не только, гнев, но и пожелание, и робость, и зависть приводят в замешательство и смятение душевную прозорливость. И как невозможно мутным оком принять верное впечатление от видимого предмета, так невозможно с возмущенным сердцем приступить к познанию истины. Посему должно удалиться от всех мирских дел, ни чрез зрение, ни чрез другое какое чувство не вводить в душу посторонних помыслов». Творения иже во святых отца нашего Василия Великаго Архиепископа Кесарии Каппадо–кийския, ч. I. М., 1993, с. 250–251.
651
Данная фраза (πασα αρετής βλάστη έκ πόνων κατορθοΰνται) предполагает указанное выше значение слова πόνος — «труд». Она ясно обозначает сущностную черту христианского аскетизма (и, соответственно, всей христианской жизни) — трудничество, которая обрела наиболее рельефные формы прежде всего в монашестве. Ибо, по словам одного ученого, «монашество было… школою труда. Иноки шли во главе трудолюбивого общества своего времени, как первые из работников, как "работники Христовы"». Мухин Н. Отношение христианства к рабству в Римской империи. Церковно–историческое исследование. Киев, 1916, с. 311. Это касалось не только трудничества в прямом и узком смысле слова, т. е. занятия иноков физическим трудом (рукоделием), но и многих других аспектов и труда духовного: молитвы и пр. Причем, образцом для святых отцов–подвижников здесь был Господь наш Иисус Христос. Ведь «внимательно рассматривая жизнь Спасителя, св. йтцы–аскеты делают попытку оттенить в ней два периода, вероятно, для более ясного представления процесса возобновления природы человеческой. Первый период обнимает собою всю земную жизнь Христа Спасителя до той минуты, когда Он, распятый на Кресте, среди страданий преклонил главу и предал дух Отцу Своему (Ин. 19, 30). Ко второму периоду относятся те три дня, когда Господь пробыл во гробе до минуты Его славного Воскресения включительно. Характеристическою чертою первого из указанных периодов было то, что известно у св. аскетов под именем трудничества или борьбы, т. е. состояния, слагающегося из массы подвигов разного рода; высшим выражением этого трудничества бесспорно было самоотвержение или самоотречение. Что касается второго периода,, то здесь чертою отличия служило духовное субботствование или победа над злом; означенная победа над злом, по мнению св.аскетов, составляла необходимое следствие трудничества». Пономарев П. Догматические основы христианского аскетизма по творениям восточных писателей–аскетов IV века. Казань, 1899, с. 114.
652
Возможно, данное высказывание как–то связано с антропологией св. Апостола Павла. Ибо «в особенности сердце, — как это принято и в нашем образе выражения, — служит у Ап. Павла седалищем чувства (аффекта) — этого непосред–ственнейшего обнаружения, основной функцией внутренней жизни. Так, в нем находит выражение чувство печали; Рим. 9, 2: велика для меня печаль и непрестанное мучение сердцу моему. Впрочем, и другие чувства (радости, любви и т. д.) также обитают, естественно, в сердце; «радостные аффекты расширяют сердце», а «печальные чувства сжимают его». См.: Феодор Симон. Психология Апостола Павла. Перевод с немецкого Епископа Георгия. М., 1907, с. 23.
653
Ср. у св. Иоанна Златоуста, который, подчеркивая блага девственной жизни, яркими красками описывает житие замужней женщины: «Если она тотчас сделается беременною, то опять — радость со страхом (ибо ни одно из удовольствий брака не бывает без страха), со страхом того, чтобы от преждевременных родов зачатое не потерпело вреда, а зачавшая не подверглась крайней опасности. В течение продолжительной беременности женщина бывает несмелой, как виновница рождения. Когда же наступит время родов, тогда чрево, столько времени обремененное, разверзают и как бы расторгают муки рождения, которые одни могут достаточно затмить все удовольствия брака. Вместе с тем ее беспокоят и другие заботы. Жалкая и скорбная женщина, хотя уже сильно измученная прежними страданиями, не менее того боится, чтобы ребенок не вышел поврежденным и уродливым вместо правильного и здорового и чтобы не был женского пола вместо мужского. Это томление возмущает женщин тогда не менее мук рождения; ибо не только за то, чего они бывают причиною, но и за то, в чем они не служат причиною, они боятся мужей, и за последнее не меньше, чем за первое, и не обращая в этой буре на собственную безопасность, беспокоятся, чтобы не произошло чего–нибудь неприятного для мужа. Когда дитя явилось на землю и произнесло первый крик, то следуют новые заботы, о сохранении и воспитании его. Если оно будет с хорошими природными качествами и склонно, к добродетели, то родителям опять беспокойство, чтобы дитя не потерпело какого–нибудь зла, чтобы не умерло преждевременною смертию, чтобы не впало в какой–нибудь порок. Ибо не только из дурных делаются хорошими, но и из хороших делаются дурными и порочными, Если случается что–нибудь неожиданное, то печаль родителей будет невыносимее, чем если бы это произошло с самого начала; если же все хорошее будет поставлено прочно, то у них всегда остается опасение перемены, потрясая их душу и лишая значительной части удовольствия. Но, (скажешь), не у всех брачных бывают дети. Этим ты указываешь еще и на другую причину уныния. Итак, если (брачные) всегда, — есть ли у них дети, или нет, хороши ли они, или дурны, — бывают удручены разными печалями и заботам, то можно ли назвать брачную жизнь наиболее приятною?» Полное собрание творений св. Иоанна Златоуста, т. I, кн. 1. М., 1991, с. 351–352.
