Алексей Лебедев - Споры об Апостольском символе
От этой группы источников (Евсевий, Сократ, аноним), независимых друг от друга в своих показаниях и обязанных своим происхождением христианскому обществу, отличаются многочисленные известия, записанные язычниками; эти известия приписывают Константину вероломство в убиении Лициния. Так, языческий писатель Аврелий Виктор пишет, что после того как Лициний был разбит Константином в Вифинии, между двумя императорами, по ходатайству Констанции, было условлено, что Лициний сохранит жизнь; но что потом Константин приказал ему отправиться в Салонику, где он и был убит по воле победителя. Другой языческий писатель, Евтропий, также обвиняет Константина в вероломстве: он говорит, что Константин повелел убить Лициния вопреки данной им клятве. Строже всех прочих языческих писателей по этому поводу осуждает Константина Зосима. Константин, говорит он, послал Лициния в Салонику под предлогом, что он там будет в безопасности, но что вскоре же император попрал клятву ногами и повелел убить Лициния. Говоря о войне Лициния с Константином, Зосима ее зачинщиком выставляет последнего; Лициний, по словам Зосимы, не подавал Константину повода к неприязненным действиям, но этот последний, верный своим привычкам, нарушил договоры и изъявил притязание на такие страны, которые находились под властью Лициния. Относительно последнего пункта нужно сказать: кого считать зачинщиком войны — Константина или Лициния — решить нелегко; одно можно утверждать: война являлась политической необходимостью и не зависела, в сущности, от воли ни того, ни другого из поименованных лиц.
Гораздо важнее вопрос: есть ли основание рассуждать о вероломстве Константина, когда речь идет о смерти Лициния? Если Сократ прав, когда утверждает, что Лициний замышлял восстание против Константина при известных обстоятельствах, то, конечно, ни о каком клятвопреступлении и речи быть не может. Ибо само по себе понятно, что если побежденному даруется жизнь на определенных условиях, то эти условия надлежит свято соблюдать. Если же побежденный затевает восстание и таким образом нарушает со своей стороны условия, на каких пощажена его жизнь, то это дает право победителю поступать с нарушителями договора так, как найдено будет нужным. В подобном случае казнь вероломного врага будет не чем другим, как действием, сообразным с военным правом, как смотрит на дело и Евсевий. Также и известие Валезиева анонима о том, что убийство Лициния последовало по причине бунта солдат, потребовавших смерти этого лица, не делает Константина ответственным за смерть Лициния. Римская армия этих времен известна самоволием и распущенностью, так что и энергичному императору нелегко было управлять ею. Впрочем, во всяком случае рассказ Сократа нужно предпочитать известию анонима: Сократ ближе сходится с Евсевием.
Но как быть со свидетельством Зосимы? Его нужно отвергать. Зосима — языческий писатель. А для язычников, конечно, тяжело было слышать о поражении и казни Лициния; и вот, естественно, среди приверженцев старой веры распространяются и утверждаются слухи об интригах и клятвопреступлении христианского императора. Для всякого понятно, что такому закоренелому язычнику, каковым был Зосима, невозможно доверять; в крайнем случае, к известиям Зосимы нужно относиться с такой же осторожностью, с какой историки относятся к чрезмерным восхвалениям Константина Евсевием. Известно, как много баснословного рассказывает Зосима о Константине. Он записал нелепую легенду об обстоятельствах обращения этого государя к христианству, которой решительно никто не придает значения; он же в своем рассказе о казни Криспа, старшего сына Константина, становится в полный контрасте исторической истиной. Так, передавая известия о казни Криспа, он утверждает, что за казнью его последовала казнь и жены Константина — Фавсты, задушенной в горячей бане, но на самом деле Фавста была еще жива и в 340 г., спустя три года по смерти самого Константина. Вообще «История» Зосимы переполнена ошибками.
Известия других языческих писателей — Аврелия Виктора и Евтропия — тоже не заслуживают внимания. Эти писатели явно черпали свои сведения из языческих кругов, недовольных Константином. Их известиям с полной силой можно противопоставить argumentum е silentio, на которое доныне еще не было обращено внимания. Известный Юлиан Отступник, питавший к Константину не меньшую ненависть, чем и Зосима, когда ему приходится упоминать о поражении Лициния, ничего не говорит о «вероломстве» Константина, и вообще как ни много укоризн делает он против первого христианского императора, у него, однако же, мы не встречаем подобного упрека. Это обстоятельство, кажется, достойно внимания.
Общий вывод, к которому приходит Шультце после этих рассуждений, такой: когда речь идет о смерти Лициния, то нет оснований связывать вопрос об этом предмете с вопросом о виновности Константина в смерти этого его родственника; а равно не должно делать упрека и Евсевию за то, что будто бы он прикрывает преступления первого христианского императора.
IIВ следующем, 1887 г., другой немецкий ученый Франц Геррес в другом немецком богословском журнале («Zeitschrift fur wissenschaftliche Theologie») напечатал довольно большую статью, специально посвященную вопросу о родственниках Константина, казненных в его царствование, под заглавием «Die Verwandtenmorde Constantin’s des Grossen». Геррес держится совсем другого взгляда на предмет — по сравнению с Шультце. Более существенные стороны исследования Герреса подвергнуты серьезной и убедительной критике третьим ученым, о котором речь у нас впереди, и потому мы можем спокойно излагать сущность Герресовых результатов, не сопровождая этого изложения полемическими замечаниями, исключая немногие отдельные случаи.
Геррес открывает свою статью горделивым замечанием, что до сих пор в науке никто еще серьезно не изучал вопроса о казненных Константином его родственниках, и что он первый берет на себя задачу подвергнуть вопрос осмотрительной и всеисчерпывающей критике, соответствующей новейшим приемам научной историографии. К своему предшественнику по изучению вопроса — Виктору Шультце — он относится с пренебрежительным невниманием, ставя ему в заслугу единственно то, что он дал возбуждение к основательному (?) расследованию всего спора (der ganzen Controverse) по указанному вопросу.
Посмотрим, в чем же состоит основательное исследование вопроса немецким ученым. Начнем с изложения его мнения относительно казни императора Лициния. Восточный император, говорит Геррес, побежденный Константином в 314 г., вынужден был уступить своему немилосердному противнику очень многие из своих иллирийских провинций. Затем, по–видимому, наступили мир и дружба между двумя императорами, но в сущности несогласие между ними не прекратилось. К своему собственному вреду, Лициний, будучи близоруким политиком, позволил себе свою ненависть к шурину вымещать на безвинных христианах; с 316 г., чем далее — тем более увеличивалось его враждебное отношение к христианам, хотя дело и не доходило до общего кровавого преследования этих последних. При виде такого положения дела Константин принял на себя защиту восточных христиан и в 323 г. объявил войну Лицинию. Лициний был побежден, вынужден был отказаться от императорского пурпура и просить пощады у победителя. С низверженным императором сначала обращались хорошо; по ходатайству Констанции, ему была обещана безопасность. Лициний был отправлен в Салонику, где он надеялся провести остаток жизни в спокойствии и тишине. Но не то случилось: уже весной следующего 324 г. Константин нарушил свое слово и приказал умертвить своего престарелого зятя. Для доказательства правильности своих воззрений на событие Геррес ссылается на то, что точно так же смотрели на него и многие другие историки. Следует ряд имен, принадлежащих разным известным и малоизвестным ученым. Только (?) Виктор Шультце, заявляет Геррес, старался защитить честь Константина и очистить его от обвинения в вероломстве, но аргументы Шультце нисколько не убедительны, — прибавляет рассматриваемый ученый. После такого замечания этот ученый обращается к критике суждений Виктора Шультце и находит, что будто бы этот последний не встречает для себя опоры в источниках. Шультце ссылается на Евсевия, но, по мнению Герреса, на этого историка ссылаться не следует по следующим соображениям: 1) Евсевий ставит в упрек Лицинию, что этот в борьбе с Константином прибегает к помощи варваров (готов), но ведь и сам Константин не брезговал помощью варваров; 2) Евсевий умышленно перемешивает факты в жизни Лициния, так как призвание Лицинием на помощь себе варваров было не какое–либо тайное, а открытое: с варварами Лициний заключает союз не после окончательного своего поражения, а еще в то время, когда он был настоящим полновластным императором. Что касается свидетельства языческих писателей, которым не выказывает доверия Шультце, то и Геррес, желая заявить о своем полном беспристрастии, также готов не давать большой цены Зосиме. Но вслед за тем он приводит, по–видимому, важное свидетельство Иеронима, находящееся в его «Хронике», в котором говорится: «Лициний вопреки священному обещанию умерщвляется как частный человек», подразумевается — Константином. Приведя эти слова Иеронима, Геррес не без некоторого торжества замечает: вот как делает Шультце — он чрезвычайно низко ставит свидетельство Евтропия (которому автор, сам Геррес, отдает предпочтение перед Зосимой) и совсем молчит о свидетельстве Иеронима, как будто такого авторитетного показания совсем не существует! Что возразит Шультце на то (не унимается торжествующий немецкий автор), что и учитель Церкви отдает предпочтение поборнику язычества (Лицинию) перед первым христианским императором? Попытка Шультце, заключает свою речь о Лицинии Геррес, очистить Константина от обвинения в клятвопреступлении, не удалась. Наши разъяснения, прибавляет не без самохвальства автор, имеют значение и для опровержения взгляда Ранке (Ранке — знаменитый историк), который хотя и не пытается обелять Константина, но избегает говорить о вероломстве христианского императора.
