И. Свенцицкая - Апокрифы древних христиан
Надежды на скорое второе пришествие отражены и в самом раннем каноническом тексте — в Евангелии от Марка: «…нет никого, кто оставил бы дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли ради Меня и Евангелия И не получил бы ныне, во время сие, среди гонений, во сто крат более домов, и братьев, и сестер, и отцев, и матерей, и детей, и земель, а в веке грядущем жизни вечной» (10.29–30). В приведенном отрывке также можно видеть надежды на материальное благополучие. Но постепенно такое восприятие царства божия менялось: в речении о его приходе, содержащемся в Евангелии от Матфея, которое в целом соответствует речению у Марка, слова «ныне, во время сие, среди гонений» опущены. Вместо перечисления того, что получит последовавший за Иисусом, просто сказано: «получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (19.29). Традиционно-фольклорный мотив получения благ, во много раз превосходящих реальную жизнь, здесь дан только в намеке; речение из Евангелия от Матфея кажется сокращенным вариантом аналогичного места у Марка или сокращением соответствующего речения, которое имело хождение в устной традиции и которое записал автор второго евангелия.
Отрывок, не включенный в канонический текст Евангелия от Марка, также связан по содержанию с ожиданием Страшного суда, который должен положить конец «веку Сатаны». Перед вторым пришествием, по словам Иисуса, должны произойти страшные события, которые явятся испытанием и для тех, за спасение кого он и принял смерть.
Неприятие существующего мира, как царства зла и неверия, которым управляет Сатана, злой дух, было характерно для первых христианских групп. В логии из Оксиринха (совпадающем с логием из Евангелия от Фомы) содержится требование отречения от мира как непременное условие достижения царства божия. В Послании к Галатам сказано, что Христос отдал себя, «чтобы избавить нас от настоящего лукавого века» (1.4). В рукописном окончании Евангелия от Марка неприятие «века Сатаны» гораздо более определенно связано со скорым наступлением конца этого века («мера лет его исполнилась») и дает основание предполагать относительно раннюю дату исключенного из канонического текста описания явления Иисуса ученикам и не считать это описание поздней вставкой; словоупотребление в этом отрывке не противоречит остальному тексту евангелия — так, выражение «Сила Божия» встречается в гл. 12, ст. 24 {1}.
Изменение восприятия царства божия, которое все чаще мыслилось как царствие небесное, постепенное ослабление напряженного, фанатичного ожидания второго пришествия привело к тому, что сокращались, изымались, редактировались речения, рассказывающие о Страшном суде и царстве божием на земле {2}.
Среди неканонических речений встречаются такие, которые отражают свойственное первым христианам отрицательное восприятие богатства и могущества. К таким речениям относятся приводимые Оригеном слова: «Из-за слабых был слаб, из-за голодающих голодал, из-за жаждущих испытывал жажду». По смыслу это речение может быть связано с одним местом из Послания к Филиппийцам, где сказано, что Иисус «уничижил самого себя, приняв образ раба» (2.7)3. Смысловая связь указывает на древность традиции, лежащей в основе этих представлений (унижение, рабство, голод ради спасения униженных и голодающих). Своеобразно та же смысловая связь проявилась в тексте неканонического Учения двенадцати апостолов («Дидахе»), где Иисус назван рабом (ребенком) господним (в греческом тексте употреблено слово, которое обозначает и «дитя», и в переносном значении «раб» — человек, подчиненный чьей-то власти). В последнем случае на социальное представление о рабе наложена религиозная интерпретация: Иисус — раб, но раб божий и в то же время дитя божие; тем самым презренное понятие «раб» приобретает иное значение, будучи примененным к спасителю людей; унизившись до положения раба, голодая ради голодных, он этих обездоленных людей приравнивал к «детям божиим». Вероятно, к той же традиции восходит речение из апокрифических «Деяний Филиппа», в котором выставляется требование нижнее сделать верхним, а правое левым. Но Филипп — апостол, почитавшийся гностиками (в Наг-Хаммади было найдено Евангелие от Филиппа); возможно, это речение было отредактировано в гностическом духе или взято из какого-либо евангелия гностиков (ср. приведенное в комментарии 8 параллельное место из Евангелия от Фомы).
К раннему периоду развития христианства относится речение, призывающее христиан быть опытными менялами.
По-видимому, это речение представляет собой предостережение против ложных пророков, которых нужно уметь распознавать, — мотив, часто встречающийся в ранней христианской литературе. Характерен образ, использованный в речении, — меняла, умело определяющий фальшивые монеты, но, как это свойственно христианским притчам, бытовой образ используется в другом значении, «переворачивается»: нужно распознавать не материальные, а истинные духовные ценности.
Отражением особенностей иудео-христианства является рассказ, сохранившийся в одной из рукописей Евангелия от Луки. Иудео-христиане (о них см. с. 50–65) не рвали полностью с иудаизмом, выполняли ряд обрядов (обрезание) и почитали субботу {4}; однако, будучи не только иудеями, но и христианами, они выступали против формального отношения к религиозным требованиям, против внешнего их соблюдения. Отрывок из Луки отражает, по всей вероятности, именно неформальное отношение к соблюдению празднования субботы при общем признании соблюдения субботних установлений: человек, сознательно нарушающий установление и работающий в субботу в силу необходимости или для каких-то благих целей {5}, благословен, но человек, бездумно нарушающий Закон, — проклят. В последней фразе имелось в виду ветхозаветное установление (вернее, ряд установлений), согласно которому человек, по незнанию согрешивший (осквернивший себя), считался виновным и должен был очиститься (Лев. 5.1–4). Можно думать, что этот отрывок был исключен из окончательного текста Евангелия от Луки из-за того, что в гностических учениях, с которыми боролись христиане ортодоксального направления, понятия «знание» и «незнание» играли основную роль в вероучении, и речение о человеке, работающем в субботу, могло толковаться в гностическом духе (об этих понятиях см. во II части книги).
Не вошедший в канонический текст рассказ Луки восходит к какому-то иудео-христианскому источнику, может быть к Евангелию евреев.
Вопрос об источниках неканонических речений не может быть решен однозначно: вероятно, некоторые из них восходят к сборникам речений — логиев, которые были достаточно рано записаны, а некоторые взяты из не признанных церковью евангелий. Так, Ориген (In Jeremiam homiliae. III. 3) приводит без ссылки логий: «Кто близко от меня, близко от огня, а кто далеко от меня, далеко от царства». Это речение полностью совпадает с одним из речений хенобоскионского Евангелия от Фомы (86). Игнатий Антиохийский в Послании к Смирнийцам цитирует слова Иисуса, которые по другим источникам отнесены к Евангелию евреев; Климент Александрийский цитирует речение, в значительной степени совпадающее с одним из оксиринхских логиев, называя его речением из Евангелия евреев. Возможно, какие-нибудь новые находки фрагментов евангелий позволят идентифицировать другие аграфа.
До нас дошли не только аграфа, но и более значительные отрывки из неизвестных (неидентифицированных) евангелий. К таким отрывкам относятся папирусный фрагмент из Оксиринха и так называемый папирус Еджертона (по коллекции, в которой он находится).
Оксиринхский фрагмент был обнаружен в начале XX в. (опубликован в 1908 г.) и представлял собой листок, исписанный с двух сторон мелкими буквами. Очевидно, он являлся своего рода амулетом.
В начале фрагмента Иисус, по-видимому, предостерегает учеников от коварства, которое может привести их к гибели. Основная часть сохранившегося фрагмента — рассказ о столкновении Иисуса со жрецом Леви в Иерусалимском храме. По жанру и основной направленности отрывок близок к традиции, лежащей в основе первых трех канонических евангелий, однако сам эпизод изложен совершенно самостоятельно. Этот отрывок пытались идентифицировать с разными евангелиями, о которых встречаются упоминания у христианских писателей, евангелиями евреев, египтян, назареев, Петра и т. д. {6} Интересно, что наряду с некоторыми параллелями с Новым заветом можно найти и параллель с Евангелием евреев: в обоих евангелиях символом распущенности выступают флейтистки.
Главная идея, выраженная в описании этого столкновения Иисуса со жрецом Леви, — выступление Иисуса против формальной обрядности, соблюдения которой требовали фарисеи (в отрывке указано, что жрец был фарисеем). Осуждение «книжников и фарисеев» постоянно встречается в новозаветных евангелиях (а также в отрывке из апокрифического Евангелия от Петра). В евангелиях Марка (7.1–5) и Матфея (15.1–2) фарисеи упрекают учеников Иисуса в том, что они едят хлеб немытыми руками (в Евангелии от Марка поясняется, что фарисеи, следуя преданию старцев, соблюдают омовения рук, чаш, кружек, котлов, скамей). И в папирусном фрагменте, и в новозаветных евангелиях дано противопоставление очищения внешнего, ритуального очищению духовному. Эта мысль наиболее четко выражена в Евангелии от Иоанна, где сказано, что поклоняться богу будут не в каком-либо определенном месте («не на горе сей» {7} и не в Иерусалиме), а «в духе и истине» (4.21–23). Требование духовного очищения было сформулировано еще в учении кумранской общины и в проповедях Иоанна Крестителя: еврейский историк Иосиф Флавий (I в. н. э.) в «Иудейских древностях», рассказывая о призывах Иоанна к крещению, пишет, что омовению должно было предшествовать очищение внутреннее — отказ от грехов и покаяние в них: «душа (крестившихся) предварительно очистилась благодаря праведности» (Antiquitas. XVIII 5). Таким образом, папирус из Оксиринха отражает одну из самых важных идей раннего христианства, восходящую к учениям иудейских сектантов.
