Фридрих Цюндель - Иисус. Картины жизни
Во-первых, Спаситель говорит и действует здесь не с позиции Церкви или «духовенства», а как Царь. Все, что Он предписывает Петру, относится к сфере духа, вовсе не подразумевая, будто существует еще нечто другое, сколь-нибудь значимое или обладающее властью. Он действует как Царь, как грядущий победитель, Которому будет принадлежать держава и Который передаст Свою царскую власть, ключи Царства Небесного, Своему поверенному Петру, а значит, и царское право «связывать» и «разрешать». Он пронизан Духом, отчего и сознает Себя в союзе со Всесильным. Но это временное ограничение Его Царской власти совершенно не связано с присущим Ему смирением. «Царство Мое не от мира сего», – скажет Он позже Пилату, пытаясь укротить его гнев. Власть, бытующую в этом мире, Спаситель ни иметь, ни давать не намерен, чем вовсе не желает принизить Свое царство в глазах Пилата. Политикой Он не занимается и не хочет, чтобы присущая тем ключам сила и власть распространилась каким-то образом и на сферу политическую. И вовсе не потому, что она для Него слишком велика, напротив, она для него слишком мала.
Конечно, Его царствование носит священнический характер, поскольку Царство, которое Он представляет, есть Царство Божие. Поэтому и полномочия, даваемые Им Петру, царственно-священнические. Постепенно нам будет все отчетливее открываться то, что Иисус видел возможность Царства Божьего на Земле лишь через усилия людей, «царствующих», имеющих и исполняющих «власть» на Земле, причем царствующих в духе, как подобает священникам, в живой связи с Царством Небесным, так чтобы в решающий момент через них действовал именно Иисус, Господь, участвующий в этом вместе с ними.
Отсюда второе. История человечества, как история истинная и свободная, должна твориться людьми, но какими создал их Бог, способными взывать к Богу, уповать на Бога. Тогда это будет история священная, повествующая о вмешательствах Бога в дела земные по молитвенным просьбам людей. Поэтому Спаситель и стал таким же человеком, как и мы, поэтому в Его представлении приход Царства Божьего есть дело всей будущей жизни человечества, итог многотрудной борьбы Его Церкви, а не результат Его смерти и воскресения, который не уберегает человечество от того, что через какое-то время поток священной истории успокоится и вновь вернется в русло истории чисто светской. Его дело должно продолжаться так же, как Он его начал. История Царства Божьего на Земле должна быть свободной, подлинной историей людей. Она – в их руках, от них зависит, как скоро Иисус одержит Свою полную и окончательную победу. Поэтому Он ищет в апостолах продолжателей Своего дела и обещает им помощь, подобную той, которую Сам имел от Отца: «Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас» (Ин 20:21). Перед смертью же Он обращается к ним с такими словами (Ин 14:12): «Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит; и больше сих сотворит, потому что Я к Отцу Моему иду». А «Он творит» здесь (см. стих 11) именно чудеса, благодаря которым они должны поверить, что Он в Отце и Отец в Нем. Так, для чуда умножения хлебов, если судить по тому, как оно произошло, да к тому же народ Его об этом не просил, не было никакого внешнего повода. Но там, где люди постоянно взывают о помощи, где милость Божья проявляется в Иисусе ярче всего, – в сфере болезней, Петр и Павел совершили нечто большее, нежели Иисус, стремясь показать всем, что Иисус – Победитель, восседающий «одесную Бога». Иной житель Иерусалима, когда «выносили больных на улицы и полагали на постелях и кроватях, дабы хотя тень проходящего Петра осенила кого из них», думал, должно быть: «Иисусу далеко до этого Петра. Ученик превзошел своего учителя». И когда в Эфесе «Бог творил немало чудес руками Павла», осеняя Своим светом его проповедание язычникам Господа нашего, Иисуса Христа, люди, должно быть, говорили примерно то же самое. Если бы подобное совершалось и сегодня, чтобы привести к вере народы Земли, просто и убедительно открывая им в Иисусе Божье благорасположение, то – и в этом я почти уверен – люди восприняли бы это с величайшей благодарностью.
Спаситель был озабочен тем, чтобы после Его возвращения к Отцу духовным центром искупительного царствования Бога стали слуги, наделенные всей полнотой власти. Замысел Спасителя был широк, в нем не было ничего мирского или, выражаясь современным языком, бюрократического, о чем свидетельствуют Его слова (Мф 18:18 и далее), сказанные здесь Петру и распространенные позже на всех апостолов и даже, в известном смысле, на всех верующих. Однако Божественное, сохраняя достоинство и по-прежнему пребывая в ореоле славы, не утрачивало своей власти и суверенности и не становилось, так сказать, общественным достоянием. Теперь обретала силу священническая власть особого рода. Вряд ли случайно она дана была преимущественно человеку, которому, как известно, было в чем себя упрекнуть, а не в руки подобного Иоанну.
«С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим, и много пострадать от старейшин и первосвященников, и книжников, и быть убитым, и в третий день воскреснуть» (Мф 16:21). Отныне Он нередко говорит об этом. Каково же было ученикам поверить в такое и постичь его смысл? «Открывал» – значит, просто и бесхитростно раскрывал перед ними Свое суровое будущее – прямое следствие всего прежнего хода событий, косности вождей народа. Петр, теперь считающий себя вправе позволить себе такое, «начал прекословить Ему». Ответ Иисуса, отчасти нами уже обсуждавшийся, начинается словами: «Отойди от Меня, Сатана», адресованными явно не Петру. «Сатана» здесь имя собственное, не характеристика человека, а потому не относится ни к кому другому. Иисус не случайно повторяет здесь сказанное Им тогда в пустыне Своему искусителю. Он видит, что тот на какое-то время завладел Петром и, прикрываясь апостолом, словно маской, пытается сбить Иисуса с пути. Отражая его нападение, Он как бы дает ему понять: «Я узнал тебя». Последнюю же фразу Иисус адресует уже Петру: «Ты мне соблазн! Потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое». Звучит она мягче, но все равно ясно напоминает ему, что он «плоть и кровь». Его слова к Своим ученикам, призывающие их быть готовыми к грядущим событиям (Мф 16: 24–28), мы уже обсуждали.
Преображение
Как следует из первых трех Евангелий, событие, к обсуждению которого мы теперь приступаем, произошло через неделю после исповедания Петра. Для учеников та неделя была исключительно важной и памятной, она открыла им спасительную внутреннюю связь преображения со страданиями, которые предвещал для Себя их Иисус. Как быстро жизнь низвергла их с головокружительной высоты, на которую их вознесла надежда! Предчувствие, что Он Христос, Сын Бога Живого, получило свое подтверждение, обещав победное шествие в триумфе и славе! И тут Иисус вдруг сообщает им, что будет отвергнут, что Ему суждено страдать и умереть, добавляя, правда, – «и воскреснуть!». Подобных слов, неслыханных, непостижимых, Иисус ученикам никогда не говорил. А тут еще: «Кто хочет идти за Мной, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною». В одно мгновение все надежды сместились в потусторонний мир, повергнув их в полнейшее недоумение, тем более что прежде они от Него ничего подобного и не слышали. Подумать только: погибнуть, умереть в надежде увидеть победу после смерти!
Не будет своеволием, если мы допустим, что это потребовало и от Спасителя новой борьбы за Свою веру, не только для Себя, но и во имя всех людей, во имя Своей победы. Судя по истории с Самарянкой, Он думал о жизни, о взаимосвязи души и тела и, следовательно, о смерти, по-детски просто и наивно. Надежды Сократа на бессмертие, о которых мы знаем из диалога «Федон» Платона, Он, возможно, находил остроумными, но довольно непритязательными, если не сказать пустыми, в сравнении с тем, чего хотел Он, ничем не обоснованными, а потому нереалистичными.
Наши же нынешние надежды на блаженную жизнь в потустороннем мире обоснованы действующим «гражданским правом» иметь «жительство на небесах» (Флп 3:20), правом, которое дано нам победой Иисуса – Его Воскресением. До Него блаженного потустороннего мира для людей как бы и не существовало, потому что он был скрыт от них, дабы они не тешили себя надеждой, на которую у них еще не было прав. Мы по праву верим в то, что это уже есть, Иисус же верил только, что это будет. Ему подобало быть критичным, рассудительным, не строить умозрительных надежд, основанных исключительно на собственных домыслах, учитывать всю серьезность положения и важность смерти – для Себя и для других. И Он, ведущий всех за Собой в духе, словно бы стоял при запертых вратах темницы смерти и просил, искал, стучался, чтобы наконец засовы с тех врат были сняты и они перед Ним распахнулись. Он должен был исполниться человеческой верой, которая помогла Моисею перейти Чермное море, а Давиду победить Голиафа, теперь она станет мечом в Его борьбе. «Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тление» (Пс 15:10) – в это Он и должен был уверовать. Дни между возвещением о предстоящей смерти и Преображением были не только днями глубоких душевных переживаний, но и временем, когда они вместе просили, искали, стучались, вознося к Богу страстные молитвы, не всегда прямо обращаясь к Нему, но дух их был неизменно направлен к Богу.
