Протопресвитер Николай Афанасьев - Церковь Духа Святого
7. Право в Церкви большею частью является в виде божественного права, а потому так трудно определить, где кончается власть, основанная на праве, и где начинается власть на божественном начале. Идея теократии столь же древняя, как и само государство, может быть даже древнее его. Это одна из самых грандиозных иллюзий человечества на его исторических путях, которая наиболее трудно преодолевается, т. к. в ней сплетены во едино «и ночь, и день, и мрак, и свет». Это смешение настоящего и будущего, или точнее предвосхищение будущего в настоящем. Это замена царства Божьего Царством Кесаря, небесного Иерусалима земным. Это переделка слов молитвы Господней «да приидет царство Твое», которыми христиане встречают своего Господа на Евхаристическом собрании, ожидая Его славного пришествия, когда «будет Бог все во всем» (1 Кор. 15,28). В теократическом порядке царство Божье уже наступает в старом эоне.
По своей природе каждая государственная власть стремится к теократии в той или иной форме — открытой или скрытой, т. к. в эмпирической действительности она не может найти исчерпывающих и безусловных оснований для самой себя. Не безумие безумцев на троне привело Рим к обожествлению своих императоров. Начало этого культа относится ко временам Августа, одного из самых мудрейших римских императоров, которого христиане чтили совершенно особым образом. Это был результат естественного развития идеи власти, стремящейся в самой себе найти основы для себя. Власть, как божество, не требует оправданий и оснований, тогда как власть человека над человеком всегда сомнительна, а потому в любой момент может показаться подозрительной. Августин отлично это понимал, когда утверждал, что человек может властвовать только над животными, а не над людьми [500]. Поэтому культ императоров был легко и свободно принят, как будто он отвечал какой–то внутренней потребности людей своего времени. В древнем мире мы не находим никакой оппозиции ему, если не считать христиан, для которых человеческая мудрость была безумием перед Богом. По скептицизму, свойственному римскому гению, сами обожествленные императоры понимали, что они далеки от богов, и горько насмехались над собою, говоря, что, только умирая, они понимают, что становятся бессмертными богами. Тем не менее, они видели в этом культе основу Римской империи, и мудрые и безумные, они одинаково вели относительно него жестокую борьбу с Церковью, которая Господу Кесарю противополагала Господа Иисуса. Даже власть, отказавшаяся от религиозных основ, продолжает сохранять некоторый, хотя и извращенный, мистический характер. Тоталитарные государства имеют свою безрелигиозную мистику, высший носитель власти в них считает себя или считается, если не богом, то во всяком случае, «сверхчеловеком».
8. Церковное сознание часто подходило к идее теократии не только вне Церкви, видя в царстве Кесаря осуществление царства Божьего, но и внутри себя. На этом пути церковная мысль просмотрела власть Христа в Церкви, а искала видимого воплощения власти Бога в Церкви. Пастыри избираются и поставляются Богом. Значит ли это, что источник их власти лежит в Боге, Который им передает свою власть, как в теократическом государстве Бог передает свою власть на земле Своему помазаннику? Значит ли это, что пастыри управляют стадом Христовым от Его имени, как Его наместники в Церкви? Помазание никогда не входило на Востоке в благодатный акт поставления епископов. В таинстве поставления испрашиваются пастырям благодатные дары для их служения в Церкви, а не испрашивается у Бога передача им Его власти в Церкви. Если бы такая власть имелась у пастырей, то они не были бы в стаде Христовом, а были бы над стадом. Церковная иерархия не заменяет в эмпирическом бытии единого Пастыря, т. к. никто не может заменить Христа. Они не Его наместники в Церкви, т. к. в ней один только Помазанник — Христос.
По своей природе власть, как власть, не есть служение другим, она сама требует себе служения. Идея власти, как служения, впервые была на основании учения Христа провозглашена ап. Павлом в его знаменитых словах обращенных в Рим: «ибо они (oi arcontej) Божьи служители ( leitourgoi Qeou)» (Рим. 13,6) [501]. Носители власти (архонты) — литурги Божьи. Это понимание несвойственно было римскому сознанию: в републиканском Риме власть была «honor», а в императорском — божество. Слова Павла не были услышаны, так как римская власть не желала рассматривать саму себя, как служение. Только такая власть была приемлема для христианского сознания. Власть, как божество, была «зверем из бездны» [502]. Почти через два столетия Ориген повторил мысль Павла о власти по отношению к предстоятелям церквей. «Вождь (игумен) так, я думаю, должно называть того, кого в Церкви называют епископом, должен быть служителем всех в своем служении, чтобы быть полезным всем в деле спасения» [503]. Власть пастырей, как наместников Божьих является разрушением учения о служениях в Церкви. Она могла появиться в церковном сознании только в порядке разделения единой Церкви Божьей на небесную и земную. Глава небесной церкви — Христос, а на земле господствуют Его наместники. Наместничество на земле в лице пастырей приводит к уменьшению — вопрос о степени не играет роли — пастырства Христа. Оно переносится в невидимую область невидимой Церкви, а на земле видимая власть принадлежит наместникам. Если церковное учение преодолело явные искажения в этой области, как наприм. идею, которую мы находим в «Апостольских Постановлениях», о том, что «епископ после Бога земной бог» [504], то оно не преодолело самую идею наместничества, которая остается в догматическом богословии.
9. Взаимоотношения между пастырями и верными не основаны на власти, которая передана пастырям, т. к. в Церкви — нет властвующих и властвуемых. «Князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими; но между вами да не будет так: а кто хочет быть между вами большим, да будет вам слугою. И кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом» (Мт. 20,25–27). Все учение ап. Павла о служениях основано на этих словах Христа. Как предстоятели стада Христова перед Богом, пастыри служат ему, а не господствуют над ним. Как руководители и вожди, они ведут стадо Божье не от себя, как носители власти, а через дары Духа, который живет в Церкви и которым Церковь живет. В народе Божьем, который составляет Церковь, каждый верный поставляется на царственно–священническое служение Богу Своему, а не одни только пастыри. Разрушая учение о «деле служения» в Церкви, власть пастырей на религиозной основе одновременно разрушает и учение о царственном достоинстве членов народа Божьего. Христос «соделал нас царями и священниками Богу и Отцу Своему» (Апок. 1,6), всех, а не только часть. А если царство принадлежит только части, то другие лишены его. Но Церковь не пастырей в таинстве священства помазует, а каждого верного, вступающего в Церковь. Власть на религиозной основе принадлежит эмпирическому бытию, т. к. в нем только власть божественного происхождения может иметь характер независимости и абсолютности. В Церкви нет места для такой власти, т. к. она есть начало «последних дней», нового эона. В ней все благодатны, как цари и священники.
10. Следует ли из всего выше сказанного, что в Церкви не существует никакой власти? Отсутствие власти свидетельствовало бы об отсутствии строя и порядка. Мы решительно отказались от представления, что в апостольское время, когда по общему признанию, в Церкви не было права, она находилась в состоянии анархии [505]. Мы видели, что с самого начала в ней имелся порядок, строй, чин, «taxij». Этот строй не был чем–то искусственным и посторонним, но вытекал из природы Церкви. В свою очередь строй и порядок предполагает наличие иерархического начала, которым он охраняется и который обхватывает всех членов Церкви. Находясь в Церкви, каждый ее член в совокупности со всеми остальными возглавляется Христом, как Главою Церкви. «Все покорил под ноги Его, и поставил Его выше всего, главою Церкви…» (Еф. 1,22). Подчинение Христу, которому Бог покорил все, есть вместе с тем соподчинение друг другу всех членов Церкви, т. к. подчинение Христу совершается в Церкви, которая есть тело Его. Поэтому подчинение Христу и соподчинение всех всем в Церкви выражается в служении Богу и в служении всех всем. «Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став, как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной. Посему и Бог превознес Его, и дал Ему имя выше всякого имени, дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних… (Филип. 2,6–10) [506]. Этот «кенозис» проистекал из существа Бога, который есть любовь, а служение Христа было выражением кенотической любви. Она лежит в основе всех служений в Церкви, т. к. в Церкви не может быть иного основания, кроме положенного Богом. Образом этих служений является служение Христа. «Любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь через Него… Если так возлюбил нас Бог, то и мы должны любить друг друга» (1 Ин. 4,9,11). [507]. Подчинение Христу, соподчинение всех всем есть любовь ко Христу и любовь всех ко всем. Как любовь Христа выражается в Его служении — «Сын человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить, и отдать душу Свою для искупления многих» (Мк. 10,45), — так и любовь выражается в служении всех всем, т. к. все совершается в Церкви, для искупления которой Христос отдал Свою душу. В Церкви нет любви без служения, и нет служения без любви. Любовь обхватывает всех, а потому и служение принадлежит всем членам Церкви. Каждое служение благодатно, а так как благодать одна, то все служения по своей природе одинаковы, но различны по дарам благодати. Различие даров создает различие служений, значение которых стоит в зависимости от их важности в жизни Церкви. Иерархический принцип в Церкви выявляется в иерархии служений, которая вместе с тем есть иерархия любви. Иерархия служений заканчивается служением епископов, которое является самым важным по своему значению в Церкви. Как высшее иерархическое служение, оно должно быть высшим образом любви и наиболее полным уподоблением жертвенной любви Христа. Здесь, как в высшей точке, все служения сходятся, т. к. все они начинаются и заканчиваются в любви. В различии даров, которые обуславливают различие дела, высший дар — харизма любви — принадлежит всем. «Ревнуйте о дарах больших, и я покажу вам путь еще превосходнейший. Если я имею пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставить, а не имею любви, то я ничто» (1 Кор. 12, 31; 13,2). Баз любви каждое служение было бы ничем: оно было бы вне Церкви, т. к. сама Церковь любовь. «Мы имеем от Него такую заповедь, чтобы любящий Бога любил и брата своего» (1 Ин. 4,21). Служение управления, как внутреннего и внешнего руководства, без любви перестало бы быть этим служением, т. к. без любви нет благодати. Пастырство по своей природе является высшим выявлением любви, как высшего служения в Церкви.
