Джозеф Кэмпбелл - Тысячеликий герой
С этой точки зрения, тиран — изверг в не меньшей мере представляет отца, чем прежний император мира, чье место он захватил, или же тот просветленный герой (сын), который должен заменить его. Он является представителем устоев так же, как новый герой является носителем перемен. И так как каждый момент времени вырывается на свободу из пут предшествующего момента, то жадный дракон изображается как относящийся к поколению, непосредственно предшествующему поколению спасителя мира.
Говоря конкретно, задача героя состоит в том, чтобы сразить сдерживающий аспект отца (дракона, подстрекателя испытаний, изверга — царя) и освободить от его оков жизненные энергии, которые будут продолжать питать вселенную. Это может быть сделано либо в соответствии с волей отца, либо против его воли; он [Отец] может «выбрать смерть для своих детей», или же может случиться так, что Боги предопределят страдания отцу, делая его их жертвенной фигурой. Это не противоречащие доктрины, а различные способы передачи одного и того же содержания; в действительности Драконобо — рец и Дракон, приносящий жертву и жертва, единодушны за кулисами — там, где нет полярности противоположностей, но смертельные враги на сцене — там, где разворачивается вечная война между Богами и Титанами. В любом случае Отец — Дракон остается Плеромой, настолько же уменьшающейся с тем, что он выдыхает, насколько он увеличивается с тем, что получает обратно. Он является смертью, от которой зависит наша жизнь; и на вопрос: «Смерть одна или их много?» — ответ будет: «Она одна, потому что бог один, но их много, потому что он здесь в своих детях».
Вчерашний герой завтра станет тираном, если не принесет себя в жертву сегодня.
С точки зрения настоящего, это спасение будущего столь беспечно, что оно кажется сущим нигилизмом. Слова Кришны, спасителя мира, обращенные к женам мертвого Канса, несут в себе пугающий подтекст; то же самое относится и к словам Иисуса: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел я принести, но меч; ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку — домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня»[33]. Чтобы защитить неподготовленных, мифология прячет подобные предельные откровения за полупрозрачными масками, в то же время настойчиво и постепенно подводя к ним в наставительной форме. Это — фигура спасителя, который устраняет тирана — отца, а затем сам вступает на престол (подобно Эдипу), занимая место своего родителя. Но чтобы смягчить брутальное отцеубийство, легенда замещает фигуру отца неким жестокосердным дядей или узурпатором Нимродом. Тем не менее, полускрытый факт остается фактом. Когда он открывается, вся картина замыкается: сын убивает отца, но сын и отец — это одно целое. Загадочные фигуры снова растворяются в первичном хаосе. В этом заключается смысл конца (и возрождения) мира.
7. Герой как святой
Прежде чем мы перейдем к последнему эпизоду жизни, нам остается рассмотреть еще один тип героя: святого или аскета, отрекшегося от мира. «Тот, кто, очистившись посредством разума, решительно контролируя свой ум, отказавшись от предметов чувственного удовлетворения, освободившись от привязанности и ненависти, живет в уединенном месте, мало ест, обуздал свое тело, ум и речь, кто всегда находится в состоянии духовного экстаза, беспристрастен, свободен от ложного эго, ложной силы, ложной гордости, вожделения, гнева и ложного чувства собственности, кто не принимает ничего материального и всегда умиротворен — тот безусловно поднялся до самореализации»[34].
Это соответствует мифологическому паттерну обретения отца, но скорее в его скрытых, а не явных аспектах: свершение шага, от которого отрекся Боддхисаттва, шага, после которого нет возврата. Здесь подразумевается не парадокс дуалистической картины, а предельная явленность невидимого. Самость выжжена. Подобно мертвому листу дерева, гонимому ветром, тело продолжает передвигатьсся по земле, но душа уже растворилась в океане блаженства.
Фома Аквинский в результате своих мистических переживаний во время служения мессы в Неаполе отложил свое перо и чернила и оставил последние главы своей Суммы Теологии для завершения другому. «Дни моего писания, — заявил он, — закончились; ибо такое было открыто мне, что все, что я написал и чему учил, представилось мне ничего не значащим, поэтому я уповаю на Бога моего в том, что, равно как пришел конец моему учению, так и жизни моей наступит конец». Вскоре после этого, на сорок девятом году жизни, он умер.
Будучи по ту сторону жизни, эти герои оказываются по ту сторону мифа. Им уже незачем обращаться к мифу, так и мифу уже нечего сказать о них. Легенды о них существуют, но представляют и всю их набожность, и уроки их биографий неизбежно неадекватно; всегда на грани ложного пафоса. Они вышли из царства форм, куда ведет нисходящий путь инкарнации и где остается Боддхисаттва — из царства видимого профиля Макропрозопа, Великого Лика. Когда сокрытое обнаруживается, миф оказывается предпоследним, а безмолвие — последним словом. В тот момент, когда душа уходит в сокрытое, остается одно безмолвие.
Царь Эдип узнал, что женщина, которую он взял в жены, — его мать, человек, которого он убил, — его отец; он вырвал свои глаза и в раскаянии бродил по земле. Фрейдисты утверждают, что каждый из нас убивает своего отца и берет в жены свою мать, всегда — только бессознательно: иносказательные символические пути осуществления этого и рационализации следующего отсюда вынужденного действия определяют наши индивидуальные жизни и общие пути цивилизации. Если бы чувствам было дано проникнуть в реальный смысл наших земных деяний и мыслей, мы бы познали то, что познал Эдип: плоть неожиданно предстала бы как океан самоосквернения. В этом суть легенды о Папе Римском, Григории Великом, рожденном от инцеста и жившем в инцесте. В ужасе он бежит на скалу в море и там раскаивается в самой своей жизни.
Дерево теперь становится крестом: Белый Юноша, вкушающий молоко, становится Распятым, глотающим желчь. Там, где ранее был расцвет весны, теперь расползается гниение. Однако за этим порогом, — ибо крест — это сам путь (солнечная дверь), а не конец пути, — лежит блаженство в Боге.
«Он отметил меня своей печатью, чтобы я не предпочла иной любви, кроме любви к Нему.
Зима минула; горлица поет; расцвели виноградники Господь Иисус Христос обручил меня Своим кольцом, и как Свою невесту короновал меня венцом. Платье, в которое облачил меня Господь, — это золотом расшитое платье великолепия, а ожерелье, которым он меня украсил, — бесценно»[35].
8. Уход героя
Последним актом в биографии героя является его смерть или уход. Здесь резюмируется весь смысл жизни. Нет необходимости говорить о том, что герой не был бы героем, если бы смерть вызывала у него какой — либо страх; первым условием героизма является примирение со смертью.
«Сидя под дубом Мамры, Авраам увидел вспышку света и услышал сладкий аромат; оглянувшись вокруг, он увидел Смерть, во всем великолепии и красоте приближающуюся к нему. И Смерть сказала Аврааму: ‘Не думай, Авраам, что эта красота присуща мне, или что я в таком облике прихожу к каждому человеку. Нет, но если кто — либо так же праведен, как ты, тогда я надеваю эту корону и прихожу к нему, если же он грешник, я прихожу в облике разложения, и из его грехов делаю корону для своей головы и потрясаю его великим страхом, так что он приходит в полное смятение’. Авраам сказал ей: ‘Ты и есть та, что называют Смертью?’ Она же ответила: ‘Я есть имя горькое’ И Авраам ответил: ‘Я не пойду с тобой’ И Авраам сказал Смерти: ‘Яви нам свое разложение’ И Смерть открыла свое разложение, показав две головы, одна была с ликом змеи, вторая была подобна мечу. Все слуги Авраама, взглянув на растленный облик Смерти, умерли, но Авраам обратился с молитвой к Богу, и он поднял их. Так как вид Смерти не смог заставить душу Авраама оставить его тело, Бог отделил его душу как во сне, и Архангел Михаил забрал ее на небо. После того как ангелы, принесшие душу Авраама, восславили Господа, воздав ему великую хвалу, и после того как Авраам преклонился перед Ним, раздался тогда голос Господа, и сказал Господь: ‘Отведите моего друга Авраама в Рай, туда, где жилища праведных Моих и обители святых Моих Исаака и Иакова в сердце его где нет ни забот, ни печали ни стенаний, а лишь покой и радость и вечная жизнь» [36].
Иллюстрация XXIII Колесница Луны (Камбоджа)
Иллюстрация XXIV. Осень (Аляска)
Сравните со следующим сновидением. «Я оказался на мосту где встретил слепого скрипача. Все бросали монеты в его шляпу. Я подошел ближе и увидел, что музыкант не слеп. У него было косоглазие, и он сбоку смотрел на меня косящим глазом. Внезапно там оказалась маленькая старушка, сидящая на обочине дороги. Было темно, и я был напуган. ‘Куда ведет эта дорога’ — подумал я. По дороге шел молодой крестьянин и взял меня за руку. ‘Ты хочешь пойти домой, — спросил он, — и выпить кофе?’ ‘Отпусти меня! Ты слишком крепко держишь меня!’ — закричал я и проснулся»[37].
