Николай Сагарда - Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие
а) Послание к Евагрию
Как между умом, мыслию и душою (μεταξυ νού καί ένθυμήσεως καί ψοχής) невозможно представить никакого деления и сечения, так невозможно представить сечения или деления между Святым Духом, Спасителем и Отцом, потому что, как я сказал, естество умопостигаемого и божественного нераздельно. [488]
22–е слово св. Григория Богослова. О взаимном отношении и порядке в Троице оставляем ведать Ей единой и тем из очищенных, которым сама Троица благоволит открыть сиe или ныне, или впоследствии, а сами знаем, что одно и то же естество Божества, познаваемое в Безначальном, въ рождении и исхождении, как в уме, который в нас, в слове и в духе (ώς νω τω έν ήμΐν καί λόγω καί πνευμαιτι), поколику чувственному уподобляется духовное и малому высочайшее, тогда как никакой образ не достигает вполне до истины. [489]
Вторая и третья параллели к посланию к Евагрию взяты И. Дрэзеке из пятого слова св. Григория Богослова о богословии; ввиду того, что в последнем два подобия тесно связаны между собою и находятся в обратном порядке по сравнению с посланием к Евагрию, где такой связи не наблюдается, мы изменяем их последовательность по сравнению с И. Дрэзеке, тем более, что значение их от этого нисколько не ослабляется.
б) Послание к Евагрию.
Как случается, что из какого-нибудь водного источника, в изобилии дающего подобную нектару воду, обильный поток и неудержимая струя во время течения разделяется на две реки, имея сначала одно течение из единого родника источника, а потом двойное течение от образовавшихся рек, однако же в своей сущности не претерпевает никакого ущерба от такого деления, — потому что, хотя положением рек течение и разделяется, однако оно имеет одно и то же качество влаги; ибо если и кажется, что каждая из названных рек и отделяется большим расстоянием (одна от другой) и далеко отстоит от источника, однако вследствие непрерывности потока, имеет начало соединенным с первоисточником, — подобным образом и Бог всяческих благ, Властитель истины и Отец Спасителя, первая Вина жизни, Древо бессмертия, Источник присносущной жизни, ниспославший нам как бы двойной поток — умопостигаемый дар Сына и Святого Духа, и Сам не потерпел какого-либо ущерба в своей сущности, — ибо Он не подвергся никакому умалению вследствие их пришествия к нам, — и Они пришли к нам и тем не менее остались неотлучными от Отца. Ибо, как я сказал вначале, естество совершеннейших нераздельно. [490]
в) Или еще, как невозможно подобным образом найти деления между солнечным кругом и лучом, вследствие бесстрастности и бестелесности, простоты и нераздельности, — напротив, луч соединен с кругом и, наоборот, круг подобно роднику, потоками изливает на все свои лучи, производя как бы наводнение света на нас и вдруг разливаясь морем по (всему) художественно устроенному миру, — так вот подобно как бы лучам Отца посланы к нам светоносный Иисус и Дух Святый. Ибо, как лучи света, имеющие по естеству нераздельное соотношение между собою, ни от света не отлучаются, ни друг от друга не отсекаются и до нас ниспосылают дар света, — таким же образом и Спаситель наш и Святый Дух, два луча–близнеца Отца, и нам подают свет истины и соединены о Отцом. [491]
31–е слово Григория Богослова
Чего я не рассматривал в любоведущем уме своем, чем не обогащал разума, где не искал подобия для сего, но не нашел, к чему бы дольнему можно было применить Божие естество, Если и отыскивается малое некое сходство, то гораздо больше ускользает, оставляя меня долу вместе с тем, что избрано для сравнения. По примеру других представлял я себе родник, ключ и поток и рассуждал: не имеет ли сходство с одним Отец, с другим Сын, с третьим Дух Святый? Ибо родник, ключ и поток нераздельны временем, и сопребываемость их непрерывна, хотя и кажется что они разделены тремя свойствами. Но убоялся, во–первых, чтобы не допустить в Божестве какого то течения, никогда не останавливающегося; во–вторых, что бы таким подобием не ввести и численного единства; ибо родник, ключ и поток в отношении к числу составляют одно, различны же только в образе представления. [492]
Брал опять в рассмотрение солнце, луч и свет. Но и здесь опасение, чтобы в несложном естестве не представить какой-либо сложности, примечаемой в солнце и в том, что от солнца, во–вторых, чтобы, приписав сущность Отцу, не лишить самостоятельности прочие лица и не соделать Их силами Божиими, которые в Отце существуют, но не самостоятельны; потому что и луч и свет суть не солнце, а некоторые солнечные излияния и существенные качества солнца. В третьих, чтобы не приписать Богу вместе и бытия и небытия, к какому заключению может привести сей пример, а сие еще нелепее сказанного прежде. [493]
Все эти мысли, которые мы находим в послании к Евагрию и в приведенных для сравнения частях из 31–го слова Григория Богослова, по мнению И. Дрэзеке, соединены и изложены в сжатой форме в стихотворении о Святом Духе, именно в следующих словах: „из Единицы — Троица и из Троицы — опять Единица; ни ключевая жила, источник и великая река — единое течение, в трех видах стремящееся по земле, ни факел из пылающего костра, опять в него влагаемый, ни слово, исходящее из ума и в нем пребывающее, ни отблеск колеблющихся и освещенных солнцем вод, мелькающий на стенах, ни на одно мгновение не останавливающийся, но прежде приближения удаляющийся и прежде удаления приближающийся, потому что естество Божие не есть что-либо непостоянное или текучее, или опять сливающееся, — напротив того, Богу свойственна неизменяемость. Ho, так мудрствуя, приноси в сердце чистую жертву, в трех светах естество неподвижное; ни единица не числимая, потому что покоится в трех добротах, ни Троица в разной мере почитаемая, потому что естество нерассекаемо. В Божестве единица, но тричисленны Те, в которых Божество.“ [494]
г) В словах этого песнопения: „ни слово, исходящее из ума и в нем пребывающее“, — И. Дрэзеке видит воспроизведение четвертого подобия в послании к Евагрию, предшествующего другим и выраженного так: „как это самое произнесенное и сделавшееся общим для всех нас слово неотделимо от произнесшей его души, тем не менее в то же время находится и в душах слушающих, не отделяется от первой и обретается в последних и производит скорее единение, чем разделение их душ и наших, — так и ты представляй со мною Сына никогда неотлучным от Отца и опять от Сего последнего — Духа Святого, подобно тому, как мысль в уме“ [495].
Достаточно сопоставить приведенные места из послания к Евагрию и из творений св. Григория Богослова, чтобы видеть, как чрезвычайно различен способ трактования сравнений у обоих авторов. Что касается первого подобия, то в нем нет совпадения даже в тех трех терминах, на которых основывается И. Дрэзеке: в послании к Евагрию — νους, ένθύμησις и ψυχή, а у Григория Богослова — νους, λόγος и πνεύμα, — этого различия нельзя признать несущественным. Кроме того, и назначение сравнений у обоих авторов не допускает сопоставления их: автор послания к Евагрию доказывает, что в простом и однородном Божестве не может быть деления или сечения, а потому и должно представлять Сына никогда неотлучным от Отца и от Сего последнего — Духа Святого; а св. Григорий Богослов в 22–м слове, напротив, старается доказать единосущие Божественных Лиц. Относительно сравнений в 31–м слове св. Григорий Богослов прямо говорит, что они приводятся им „по примеру других“, и сам он относится к ним с большою осторожностью, чтобы вместе с сравнением не привнести в представление о Божестве чего либо совершенно несоответственного. „Вообще — говорит он, — я не нахожу ничего, что, при рассмотрении представляемого, остановило бы мысль на избираемых подобиях, разве кто с должным благоразумием, возьмет из образа что-нибудь одно и отбросит все прочее“ [496]. И в 22–м слове он, как мы видели, также замечает, что „никакой образ не достигает вполне до истины“. В 1–м послании к Клидонию св. Григорий Богослов уже ясно видит в сравнении с сиянием, лучом и солнцем неудобный оттенок. Вскрывая неправославие Аполинария даже в учении о Св. Троице, он пишет: „составлять Троицу из великого, бо́льшего и величайшего, как бы из сияния, луча и солнца, т. е. из Духа, Сына и Отца, что ясно написано в его книгах, есть такая лествица Божества, которая не на небо ведет, а низводит с неба“ [497].
В слове же 31–м он делает такой вывод относительно всех анализированных им сравнений: „наконец“, заключил я, что всего лучше отступиться от всех образов и теней, как обманчивых и далеко не достигающих до истины, держаться же образа мыслей более благочестивого, остановившись на немногих речениях“ [498]. Между тем в послании к Евагрию все взятые сравнения приводятся без всяких ограничений, с полным убеждением, что они вполне пригодны для точного уразумения истины; они являются тем „немногим“·, из которого Евагрий может „познать весьма многое“„для ясного доказательства теснейшего единения Отца и Сына и Святого Духа“.
