Оливье Клеман - Оливье Клеман Истоки. Богословие отцов Древней Церкви
Никейский символ бескомпромиссно утвердил таинство воплощенного Слова. Если Христос тождествен по Своей сущности Отцу, это означает Божественность и вечность Воплощенного, как то решительно подчеркивается в Прологе Евангелия Иоанна. Воплощаясь, Слово интегрируется в космос и интегрирует космос в Себе. Значит, через единосущие Он всецело участвует в таинстве Бога. Так во Христе устанавливается фундаментальная связь Бога и творения, Бога и человека. Впервые столь отважно Церковь утверждает, что благодаря воплощению, воскресению и прославлению Господа человек включен в Бога, а через человека — и весь мир…
Никейское определение, однако, вызвало ожесточенные споры, длившиеся более полувека. Многие остались арианами или полуарианами: отвергая Божественность Христа, некоторые, вдобавок, отвергали (после 360г.) и Божественность Духа. Их называли «пневматомахами» — «сражающимися против Духа». Что касается императоров, они в большинстве своем поддерживали арианство. В самом деле, трансцендентный и авторитарный Бог казался им более надежным гарантом их власти, нежели Бог любящий, Бог страдающий, Отец, предвечно дарующий Сыну все, что Он есть и что имеет, и осеняющий Его Духом Своим: «Все, что принадлежит Отцу, принадлежит и Мне», — говорит Иисус. Троичное откровение — это откровение жертвенного и освобождающего отцовства, дающего Духа и в корне разрушающего отношение типа «господин — раб». В наши дни всякое размышление о власти приводит к антихристианству, ибо принимает во внимание лишь авторитарные аспекты «христианского общества» — христианского мира, основанного Константином. Это означает забвение феномена исповедующей Церкви, бескомпромиссного пророческого духа монахов, сопротивления великих свидетелей веры, подобных св. Афанасию Александрийскому, множества испытаний, пространства духовной свободы, так и не поглощенного напряжения между Царством Бога и Царством Кесаря.
Огромная работа по богословскому и духовному углублению, прояснению и дополнению Никейского догмата была проделана самим Афанасием, а после него — великими епископами, уроженцами Каппадокии, давно эллинизированной малоазийской области. Речь идет об отцах–каппадокийцах: Василии Кесарийском, прозванном «Великим», его друге Григории Назианзине и его младшем брате Григории Нисском. Толкование единосущия подвергалось равной опасности с двух сторон. Во–первых, опасности преувеличения Божественного единства за счет лишения ипостасей их собственного существования. Это означало возврат к прежним ошибочным взглядам Савеллия (ум. 250) — к савеллианству, усматривающему в Отце, Сыне и Духе три последовательных проявления Божества, три «маски» Бога. Во–вторых, обратной опасности полного разделения ипостасей, вплоть до впадения в тритеизм, то есть утверждение «трех Богов». Афанасий и каппадокийцы точно выразили таинство Живого Бога, Который есть Любовь, установив ясную антиномию единства и различия: Живой Бог есть одна Сущность (Ousia) в трех Лицах (Hypostases). Сущность означает бесконечное единство Божественных Лиц: Отца, Сына и Духа. Каждое Лицо представляет собой не отдельную сущность и не осколок целого, но способ отдачи и получения единства, «образ существования» единства. Абсолютное отождествление с Любовью. Отец, «начало» Божественности, рождает Другого, иного по отношению к Себе — Сына, одновременно заключенного внутри Него, равного Ему по бесконечности, ибо Любовь не; может быть одиночеством. «Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе», — говорит Иисус. Но здесь же является и Третий — Дух. Троица, говорит Василий в Трактате о Святом Духе, — не обозначение числа (он уточняет, что речь идет о «мета–математике»), но бесконечное превосхождение в открытом единстве любви как всякого противопоставления, так и всякого смещения, так что Сама Любовь Одного к Другому есть таинственная Личность, ибо ничто не может быть безличным в Боге. Только Трос в Одном, в их непрерывном взаимопереходе, при котором каждый — единственен и в то же время неслиянно содержит в Себе двух других, представляют полноту бытия в общении — общении, предстающем как источник бытия.
На Втором Вселенском соборе, состоявшемся в Константинополе в 381 г., Никейский Символ был дополнен членом, утверждающим Божество Духа: «Верую… в Духа Святого, Господа животворящего, исходящего от Отца, поклоняемого и прославляемого вместе с Отцом и Сыном, говорящего через пророков…». Кроме того, съехавшиеся на собор отцы (все принадлежавшие к восточным) отправили в 382 г. собравшимся в Риме западным епископам соборное послание, где ясно выражается антиномия единой Сущности и трех Лиц: «Слово истины… учит нас верить во имя Отца, Сына и Святого Духа, исповедуя чрез то единое Божество, силу и сущность Отца, Сына и Святого Духа… в трех совершенных ипостасях, или Трех совершенных Лицах…».
БАЛАИ (ум. ок. 540)
Сирийский религиозный поэт, возможно — епископ сельского округа Берре (ныне Алеп). Многие из его поэм утеряны. Дошедшие до нас вошли в состав сирийской литургии. Для них характерно семитское образное изобилие, где всякая «линейная» логика исчезает, уступая место арабескам символов.
БЕНЕДИКТ НУРСИИСКИЙ (480—547)
Жизнь ев Бенедикта известна благодаря Диалогам Григория Великого, написанным спустя сорок лет после кончины Бенедикта и основанным, несмотря на изобилие содержащихся в повествовании чудес, на воспоминаниях непосредственных свидетелей.
Бенедикт родился в 480г. близ Нурсии (центральная Италия) в благородной семье Отправившись в Рим для изучения риторики и права, он вскоре удалился в «пустыню» Субиако, где долгое время жил в полном одиночестве. Позднее появление учеников побуждает Бенедикта к основанию дюжины небольших монастырей, каждый из которых, по уставу Пахомия, имеет своего настоятеля, за Бенедиктом же сохраняется прерогатива обучения послушников. Так прошло двадцать лет. Но затем разногласия среди местного клира — возможно, и среди монахов — вынудили Бенедикта удалиться. Тогда он основывает единый общежительный монастырь на вершине Монте–Кассино.
Бенедикт проповедует Евангелие в круге и выступает инициатором основания женского монастыря, во главе которого стала его сестра Схоластика Согласно сообщению Григория, Бенедикт обладал даром исцеления, а также мистического созерцания, позволяющего видеть весь космос в едином луче Божественного света. Умер он около 547 г., завершив перед смертью написание Устава. Принятый в VI веке на всем Западе, Устав сделал Бенедикта отцом монашества латинской Церкви Устав св. Бенедикта (или Монастырский устав) вдохновлен унаследованным от традиции анонимным текстом Установления наставника. Бенедикт следовал ему в Субиако, затем сократил и преобразовал его, превратив пространный текст в сжатый, продуманный документ, полный духовной строгости и гибкости.
Монастырь есть «школа божественного служения», всецело обращенная к пришествию Царства Монахи, подчиненные неизменно стабильному «распорядку», обязаны повиноваться аббату, избираемому пожизненно. Аббат, будучи одновременно администратором и духовным наставником, должен направлять аскезу монахов в соответствии с личным призванием каждого, исходя из милосердной любви Монастырь, с его детально разработанной иерархией отношений между братьями, образует почти самодовлеющий социальный организм, предназначенный как для разделения, так и для объединения. Физический труд, службы, часы одиночества и безмолвия, большая часть которых посвящается молитвенному размышлению над Писанием (lectio divina), — все это дела, между которыми разделяется жизнь монаха. Здесь велика преемственность по отношению к восточным истокам монашества, как цитируемым непосредственно (св. Василий), так и в передаче Кассиана (через его Собеседования и Постановления). Сердце, открытое аббату; обуздание помыслов, использование кратких молитвенных формул, определяемый ступенями смирения духовный прогресс; фундаментальная тема «мира», аналогичного восточной «исихии», — эти моменты знаменуют верность духовному Востоку и превращают бенедиктинские монастыри — еще и в наши дни — в оплот неделимой Церкви. В заключении к Уставу он определяется как «начало», после которого следует обратиться к великим свидетелям первоначального монашества.
ВАРСАНУФИЙ (ум. ок. 540)
VI век на христианском Востоке отмечен осуждением оригенизма, примешивавшего к христианству элементы эллинистического гнозиса. Возвращение к библейской антропологии, к теме раскрытого навстречу Божественной агапе духовного «сердца», этого в высшей степени мужественного и реалистического учения, раскрывается в свидетельстве и переписке св. Варсануфия. Об этом «великом старце», чье имя неразрывно связано с именем его друга Иоанна «Пророка», неизвестно почти ничего мы знаем только, что он был затворником в монастыре аввы Серида, в пустыне Газа, и осуществлял свое духовное наставничество по переписке, позволяющей нам живо представить его учение. Сам он, как кажется, получил харизму пророчества, различения духов и — не будучи священником — «власть отпущения грехов» даже на расстоянии. В учении Варсануфия акцент делается на смирении, стяжаемом через послушание оно позволяет достигнуть внутренней свободы, выражающейся в «беззаботности» (amerimnia). Hesychia, душевный мир и радость, дабы не обратиться в обман и гордыню, должна выражаться в сострадании. Для живущих в мире всегда остается возможность практиковать смиренное призывание Бога: «Нам, слабым, остается только искать прибежища в имени Иисусовом» (Письмо 301). Это дает чувство присутствия Божия: «Держать Дух в присутствии Бога и говорить с Ним» (Письмо 78). И тогда «источник познания» приведет к «источнику любви» (Письмо 119).
