Александр Мень - История религии. Том 1
напоминающий слог Бергсона, не всегда способствовал точности и ясности
мысли. Он любил смелые метафоры, но порой они могли вводить в заблуждение.
Не желая вторгаться в богословскую область, он иногда не считался с ней, и
его высказывания приводили в смущение многих теологов. Ввиду всего этого
Орден не дал ему благословения на преподавательскую работу и публикование
философских трудов, хотя Тейяр в то время получил уже мировую известность и
был избран членом французской Академии.
Конфликт длился до конца жизни Тейяра. Несколько раз он подавал
прошение о разрешении напечатать свой главный труд "Феномен человека" и
получал отказ.
Иные люди (которых Тейяр никогда бы не признал своими
единомышленниками) находили в этом конфликте повод злорадствовать или
проливать крокодиловы слезы (См., например: Наука и религия. 1966, N 7. С.
29). А между тем они забывали, что достаточно было Тейяру порвать с Орденом,
как он смог бы свободно преподавать и печататься. Вспомним хотя бы судьбу
аббата Люази, специалиста по Священному Писанию, который, порвав с Церковью
(1908 г.), стал профессором Коллеж де Франс. Но Тейяр на первое место ставил
послушание инока и сына Церкви. Он продолжал упорно работать над своими
трудами, уточняя и раскрывая свою мысль. "Когда я перечитываю теперь эти
страницы, - писал он о своей книге "Божественная среда", я нахожу в них
основные черты своего христокосмического видения. Но, с другой стороны, я с
удивлением отмечаю, до какой степени в то время мое представление об
универсуме было еще туманным и беспомощным" (Цит. по кн.: Grenet P. Teilhard
de Chardin P. 124). Таким образом, досадная, на первый взгляд, строгость
Ордена сыграла положительную роль в оттачивании формы тейярдизма.
Тейяр не мог уйти от Церкви потому, что в самом его миропонимании она
была г.уп-.рачы.ым о полом эволюции ноосферы. Побывав в Риме, он писал в
октябре 1946 года: "Христианство представляет собой совершенно особый
феномен ("феномен христианства") с его парадоксальной, неповторимой и
действенной убежденностью в том, что земные противоречия являются как бы
аркою, связывающей человека с тем, что выше его". "Я вижу, - писал он два
года спустя, - именно в этом Римском Древе, во всей его целостности,
поддержку биологии, достаточно широкую и многообразную для того, чтобы
осуществлять и поддерживать преображение человечества" (Grenet P. Ор. cit.
P. 49).
У руководителей Ордена было слишком большое чувство ответственности,
чтобы беспрепятственно дать распространяться учению Тейяра в двусмысленной и
соблазняющей форме. Для него это было мучительным испытанием. Но он вынес
его как настоящий праведник и истинный христианин. В своей обобщающей работе
"Феномен человека" он сделал очень много для того, чтобы преодолеть
неясность, присущую прежним его книгам и статьям. Сегодня отношение к
работам Тейяра в католических кругах меняется: он постепенно получает
признание.
Следует заметить, что и в самые критические годы Тейяр беспрепятственно
выступал с докладами и печатал на ротаторе свои работы. Так что тем, кто
упрекает Орден в подавлении свободы ученого, следовало бы обратиться к иным
примерам для сравнения. Кстати, их же можно было бы спросить, почему книга
Тейяра вышла в переводе на русский язык с пропуском главы о христианстве. И
могли ли генетики в те же годы (1948-1950) выступать с лекциями о
хромосомной теории? Однако многие католики и по сей день смотрят на
тейярдизм отрицательно. Такую же оценку получил Тейяр и со стороны
известного православного философа о. В. Зеньковского. Мы будем говорить об
их возражениях, рассматривая основные пункты системы Тейяра.
x x x
Сам ученый сознавал нечеткость формулировок, свойственную многим его
ранним работам. Поэтому именно "Феномен человека" - книга, которую он
дополнял и редактировал десять лет, может считаться наиболее адекватным
выражением его миросозерцания. В ней он дал целостную картину конвергирующей
Вселенной.
Работая над "Феноменом человека", Тейяр стремился договаривать все до
конца, при этом книга нисколько не проиграла в смысле поэтичности и силы
выражения. С изумительным мастерством пользуется он образами,
заимствованными из органической жизни, чтобы передать трепещущее и текучее
бытие универсума. Здесь и "пучки", и "соки", и "пульсации", и "черешки".
Когда он говорит о Древе Жизни, почти физически ощущаешь реальность этого
исполинского тела, поднимающегося из темных недр материи к свету Духа. Это
совершенство художественной формы ставит Тейяра в один ряд с наиболее
выдающимися мастерами слова среди мыслителей всех времен, - Платоном и
Августином, Шопенгауэром и Бергсоном, Вл. Соловьевым и Бердяевым.
Название главной книги Тейяра не случайно. В нем он как бы сразу
отстраняет от себя роль умозрительного философа или богослова. Он хочет
говорить только о явлениях, только о феноменах (ФЧ. С. 31). Этим он ставит
себя в положение ученого, строящего гипотезы на основании фактов. Поэтому
те, кто обвиняет его в пренебрежении к богословским проблемам, просто не
понимают границ, которые он себе поставил. Как мы увидим, в ходе раскрытия
идей эволюции он в конце концов смыкается с теологией, но это не делает его
богословом в строгом смысле слова. Он идет от внешнего, от "феномена".
Прот. В. Зеньковский замечает, однако, что Тейяр не удерживается на
"поверхности вещей" и обращается к таким понятиям, которые лежат глубоко,
глубже феноменального плана (Зеньковский В. Основы христианской философии.
Т. II. Париж, 1964, С. 179). Но здесь нужно иметь в виду, что многие
мыслители употребляли известные термины со своим особым значением (например,
Бергсон называл "интеллектом" нечто противоположное "интеллекту" схоластов).
Тейяр же вообще был склонен к словотворчеству и новому осмыслению старых
понятий. Для него "феномен" - это не "явление" в кантианском смысле, а та
часть действительности, которая доступна исследованию. Сюда входят как
внешние явления, так и силы, стоящие за ними, в частности, творческая
"радиальная энергия". Об этих силах говорит не умозрительная концепция и не
богословие, а гипотеза, опирающаяся на научные данные. Разумеется, гипотезы
рождаются не в пустом пространстве. Их характер тесно связан с внутренней
интуицией ученого, с ею взглядом на мир. Какова же основная интуиция Тейяра?
Ее легко обнаружить, ибо во всех своих произведениях он силится выразить ее.
Суть его интуиции -- видение мира как живого организма, пронизанного
Божеством и устремленного к совершенству. Воплощением этого тяготения и
является эволюция универсума, на вершине которой стоит человек, У корней
эволюции он видит творческие силы, которые как бы свернуты, скрыты и
разворачиваются постепенно в ходе развития. Но, когда в лице человека
эволюция достигает критической точки, начинается объединение, конвергенция:
мир устремляется к высшему Синтезу.
Эта схема развития (единство, дифференциация, синтез} восходит к Гегелю
и была позднее раскрыта Вл. Соловьевым (Собр. соч. Т. 1. С. 250). Но Тейяр
придал ей особую биологическую и космическую окраску, так как естествознание
подтверждает ее с исключительной наглядностью.
Проблема начала мира у Тейяра почти отсутствует именно в силу того, что
он хочет ограничится "феноменальными гипотезами". Лишь и конце пути он как
бы ретроспективно начинает поиски Первого момента.
Тейяр не согласен ни с материализмом, ни со спиритуализмом в их чистом
виде. "По моему убеждению, - говорит он, - эти две точки зрения требуется
объединить" (ФЧ. С. 54). Однако остается неясным, что он подразумевает под
спиритуализмом. А ту "феноменологию", которую он предлагает взамен как
синтез, трудно назвать действительным выходом из борьбы двух направлений. Но
в одном он прав: наука и научные гипотезы должны лежать по ту сторону
идеологии. И его гипотеза о материи может быть при пята и материалистом, и
спиритуалистом.
При рассмотрении структуры материи Тейяр последовательно и логично идет
к панпсхизму (ФЧ. С. 143). Он отправляется от человека, обладающего
"внутренним" миром, и делает, в общем, вполне логичный вывод о наличии
подобной внутренней стороны у животных, растений, неживой природы (эту мысль
развивали еще А. Шопенгауэр и Вл. Соловьев). Основой "внутреннего" начала
