Александр Семченко - Молодежь семидесятых
Приемам конспирации мы учились и друг у друга, и у Ленина, который в своих работах описывал способы работы на нелегальном положении: переодевание, очки, способы печати прокламаций. Способов ухода от слежки было много, в том числе и в приключенческой литературе. Помню, меня сняли с поезда на Брянск. Подошел сотрудник органов госбезопасности в форме железнодорожного работника, попросил предъявить билет, забрал его на глазах у проводницы. Разумеется, сесть в этот поезд я уже не мог. Я вернулся домой. У моего дома дежурила машина с сотрудниками госбезопасности. Я зашел домой, переоделся в джинсы (они у меня были, но я их не носил), нацепил на нос солнцезащитные очки, взял спортивную сумку и хромающей походкой вышел из подъезда. Меня кэгэбэшники в машине не узнали, и я благополучно уехал в Брянск.
Где‑то с 1978 по 1981 год за мной было установлено постоянное наблюдение. Обычно это была машина с четырьмя сотрудниками. Двое из них выходили из машины и шли за мной. Машина ехала позади.
ГЛАВА 7. Руководители ВСЕХБ и Московской баптистской церкви
Установить отношения с руководством церкви, мне кажется, желал каждый член нашей центральной церкви. Часто под дверями руководителей церкви выстраивались очереди: люди хотели купить Библии для себя, для родственников. И особенно после церковных съездов руководство подписывало такие разрешения, а особо шустрые верующие заходили к начальникам по несколько раз. Право подписи было у председателя союза, у казначея союза, у Генерального секретаря — Бычкова.
Первый руководитель, которого я застал, был Карев Александр Васильевич. Побеседовать с Каревым мне лично удалось всего пару раз. Один раз я спросил у него, что он думает о молитве молодежи на балконе. Он живо заинтересовался: спросил как громко молится молодежь, говорит ли на языках. Беседа ничем не закончилась, потому что на балконе ничего предосудительного не происходило. В целом же, Карев был в церкви очень уважаемым человеком и был в церкви на особом положении. Корифей, человек–легенда! Одна сестра перепечатывала его проповеди на печатной машинке и бесплатно распространяла среди верующих. Обычно после окончания проповеди конспекты забирали сотрудники Совета баптистов, приближенные к органам безопасности. Уходил он из зала через особую дверь под кафедрой, через улицу шел в канцелярию. Это была привилегия немногих, их таким образом в церкви как бы охраняли. Ходили слухи, что его охраняют органы госбезопасности. В любом случае, некоторая удаленность от простых людей помогала превращению Карева в легендарную личность.
На магнитофон проповеди в то время записывали редко. Я видел, как некоторые братья в неудобных позах записывали на тяжелые магнитофоны происходящее на служении. Возможно у кого‑то и сегодня в домашней коллекции хранится запись с голосом Александра Васильевича Карева.
Почти все дети руководителей были неверующими. Ну может быть за исключением Мицкевича. Александр Васильевич Карев этим исключением не стал. Возможно, эта та неизбежная плата за работу на руководящих должностях в то время.
В определенный период я близко познакомился с Ильей Григорьевичем Ивановым. Он после репрессий (Соловецкие лагерея и строительство Беломорканала) исполнял служение старшего пресвитера по Молдавии. Потом будучи членом Президиума ВСЕХБ, долгое время трудился на должности казначея союза в Москве. С 1966 по 1974 год он работал председателем Всесоюзного совета евангельских христиан–баптистов. Злые языки поговаривали, что в бытность его казначеем он изменял жене. Но я склонен был верить лишь тому, что видел собственными глазами. Я знаю, что он не был членом той компании баптистских руководителей, которые организовали ВСЕХБ в 1944 году. Возможно, это тоже стало отчасти поводом для распространения разных слухов о нем.
Илью Григорьевича интересовал мой опыт по установлению взаимодействия между Советом церквей и государственными структурами. Он подробно расспрашивал об этом эпизоде моей деятельности: с кем встречались, о чем говорили, с кем из руководства Совета церквей я знаком.
Мне кажется, во мне он поначалу увидел обычный источник информации. Но постепенно между нами установились почти дружеские отношения. Я часто бывал в его небольшой квартире в Угольном проезде (это в том месте, где Садовое кольцо пересекается с улицей Новослободской). При наших разговорах часто присутствовала его жена. Не заметил, чтобы она прислушивалась к тому, о чем мы беседовали. Но чай готовила вкусный. Илья Григорьевич ко мне относился по–отечески и даже иногда снабжал меня деньгами на карманные расходы. В наших разговорах, мне кажется, он пытался убедить не столько меня, сколько самого себя в том, что в тот исторический момент не было иного способа для выживания баптистской общины, кроме тщательного соблюдения существовавшего законодательства. Примером несоблюдения правил игры в то время был союз адвентистов, который государство разогнало. Я не особенно понимал это его заклинание о том, что необходимо исполнять существующее законодательство. Но в память оно мне врезалось.
Помню его дочь, приветливую женщину, — Лидию Ильиничну. Она работала в канцелярии ВСЕХБ машинисткой. Она, кажется, даже не догадывалась о моем общении с ее отцом.
Позже, когда я стал активным церковным служителем, наше общение почти прекратилось. Но всякий раз, когда Илья Григорьевич видел меня в церкви, то подходил и дружески трепал по волосам.
В те времена, когда молодежь проталкивала на дьяконское служение свои кандидатуры, все еще существовала практика проведения так называемых «двадцаток» вместо членского собрания. Как правило, «двадцатка» состояла из обслуживающих церковное служение людей: разносчиков вина и хлеба во время причастия, сборщиков десятины и т. д. На одной из этих «двадцаток» резко выступил Алексей Жуликов, отец Александра Кузнецова (пастора Тушинской евангельской церкви). Позже мне передали реплику Ильи Григорьевича: «Чтобы этого брата больше на двадцатках не было». Он, конечно, оставался защитником прежних порядков И все же Илья Григорьевич не застал нашу бурную деятельность. Он умер в 1985 году.
Следующим председателем ВСЕХБ, пробывший несколько сроков на этом посту, стал Андрей Евтихиевич Клименко. Интересно, что он в самом начале своей работы сам пригласил нас в свою временную квартиру, кажется, в Мытищах. Постоянного жилья у него еще не было. Мы поговорили о том о сем. Он подробно расспрашивал нас о церковной жизни, о наших проблемах, о наших желаниях. Мы откровенно говорили о своих проблемах, надеждах и были тронуты вниманием нового председателя ВСЕХБ.
Нельзя сказать, что мы особо сблизились с новым руководством, но встречались довольно часто. В то время представители молодежи уже заходили в некоторые начальственные кабинеты — не как власть имеющие, но как на власть претендующие. На нас по–прежнему смотрели косо некоторые сотрудники ВСЕХБ: ведь нам доставались Библии и Новые Заветы от иностранцев, сборники песен, которые могли бы уйти в церковную казну. Но в целом можно отметить, что на период руководства Клименко пришелся расцвет молодежного движения. При нем были окончательно сформированы молодежные группы. При нем активно развивалось движение российской молодежи — возник Российский баптистский союз молодежи. Я и другие братья разъезжали по городам СССР, заводили контакты, проводили совещания с молодежными лидерами. Иностранцы стали обеспечивать нас некоторыми финансовыми и техническими ресурсами для работы и поездок.
Не могу сказать, что Клименко нам мешал в работе, но нельзя сказать, что мы ему полностью доверяли. Он был пришлый, приехал в Москву из Поволжья. У него был безусловно свой круг доверенных лиц, но руководители–москвичи так и не приняли его в число своих, несмотря на довольно долгий срок на руководящих постах.
В те времена в Москве стали проходить регулярные баптистские съезды. Молодежь принимала в них активное участие: поначалу как обслуживающий персонал, позже — как участники. Можно с уверенностью сказать, во время председательства Клименко баптистская молодежь стала активно вмешиваться в привычную деятельность ВСЕХБ. Помню такой случай. Шел какой‑то съезд. Совет по делам религии во главе с Е. А. Тарасовым всегда опекал организаторов съезда. Постановления готовились заранее, назначения тоже. Молодые служители, разумеется, этому противились. Вместо обсуждения повестки дня съезда генеральный секретарь ВСЕХБ А. М. Бычков вышел на кафедру и зачитал уже принятую повестку. Это нас возмутило. Мы намеревались при обсуждении повестки включить в нее интересовавшие нас вопросы. Я написал в президиум съезда записку о том, что мы возмущены отсутствием обсуждения повестки и добьемся всеобщего несогласия делегатов с таким процедурным нарушением. И подписался. Записка была адресована Андрею Евтихиевичу Клименко, но читал ее и рядом находившийся со мной Виталий Григорьевич Куликов. Записка попала в руки Клименко. Он подошел к читавшему доклад Бычкову. Остановил чтение и сказал: «Братья и сестры, по настоянию делегатов съезда давайте обсудим повестку дня съезда». Конечно, этим обсуждением мы ничего не добились. Но интуитивно Клименко почувствовал, что в аудитории зреет возмущение и смог его погасить.
