Патрисия Сент-Джон - Трое отправляются на поиски
Она, как море, широка,
Она, как небо, высока,
Я буду славить вновь и вновь
Иисуса моего любовь.
Казалось, природа заключила мальчика в свои теплые объятия, радовала его сердце тишиной моря и услаждала глаза удивительными красками неба. Давид взглянул на противоположный берег бухты; там, за мысом, где-то среди холмов и долин ютилась маленькая деревушка, в которой жила Лейла. Сейчас ему казалось, что только эта девочка смогла бы разделить с ним нахлынувшую на него радость. Он перестал прыгать и сел на еще неостывший песок, откинувшись спиной на большой камень, сожалея о жителях тех деревень, где никогда не слышали об Иисусе, сожалея о Ваффи и пациентах больницы, не понимавших, как прекрасна жизнь, если ты – чадо Божье. «Когда я стану взрослым, то вернусь сюда и расскажу им, – думал Давид. – Я буду проповедовать о Господе Иисусе, как мой отец, и, может быть, в тех деревнях тогда жители смогут почувствовать то же, что чувствую сейчас я».
Он мечтал, лежа на спине и любуясь темнеющим небом. Теплый песок приятно щекотал пальцы. Давид видел себя взрослым, сильным мужчиной, таким, как его отец, уверенно идущим среди холмов, проповедующим Евангелие, исцеляющим людей и никого не боящимся. Он не заметил, как совсем стемнело. Ералаш лежал рядом, уткнувшись мордочкой в лапы и дремал. В вечерней тишине можно было услышать плеск воды о кромку берега.
Вдруг Ералаш поставил уши торчком и насторожился; его тело напряглось. Пес поднял голову и втянул ноздрями воздух; потом тихонько заворчал. Давид, удивленный, потянул собаку за ошейник и огляделся. К ним приближались двое незнакомых мужчин. Они не пришли сюда с мыса, потому что тогда Давид заметил бы их раньше, и не спустились с утеса, который был у него за спиной, они шли с противоположной стороны. Должно быть, неизвестные прятались за валунами у самой воды, совсем рядом с тем местом, где находился Давид.
Мальчик молнией метнулся за камень, прижимая к себе Ералаша и умоляя его молчать. Щенок перестал ворчать, но его тело было все так же напряжено, как будто он знал, что эти двое не были обычными рыбаками. Об этом догадывался и сам Давид: неизвестные люди шли быстро, видимо, куда-то торопясь, и постоянно оглядывались вокруг. Если бы сейчас был день, а Давид не был бы таким маленьким и беззащитным, он непременно вышел бы из своего укрытия, чтобы разглядеть их получше.
Один из мужчин прыжком взобрался на уступ скалы, которая отделяла берег от залива, того самого залива, где Давид с Ваффи заприметили таинственную лодку. Когда первый незнакомец стоял на камне, его спутник протянул ему какой-то длинный полотняный сверток. Взяв его, первый подошел к противоположному краю скалы и наклонился над водой. Потом вернулся и взял еще один точно такой же сверток. Три или четыре раза он возвращался к берегу и каждый раз уходил со свертком. После этого человек скрылся за выступом скалы.
Стало тихо. Ералаш весь дрожал от нетерпения, уверенный в том, что во всех этих загадочных делах необходимо его вмешательство. Но, ощущая на ошейнике руку хозяина, пес понимал, что Давид не хочет, чтобы он лаял, и хранил молчание.
Второй незнакомец поспешно направился к дальней стороне бухты, огляделся среди валунов, словно ища чего-то, и возвратился обратно. Он взглянул на вершину утеса, обвел взглядом пустынный берег, но не заметил спрятавшихся Давида и Ералаша. Потом, убедившись, что вокруг никого, мужчина начал взбираться на скалу, скользя голыми ступнями по выступам. Спустя несколько мгновений он скрылся из виду в том месте, где был залив с лодкой. Сразу послышался тихий всплеск весел, и лодка, как маленькое серое привидение, заскользила по ровной глади в открытое море и растворилась в сумерках.
«Наверное, они включат мотор, когда отплывут подальше от берега», – подумал Давид. От холода и страха его зубы стучали, а по телу бегали мурашки. Он наконец отпустил Ералаша и, расслабившись, сел на песок. Опять стало совсем тихо. Вскоре мальчик и собака побежали по тропинке, идущей к вершине утеса. Достигнув цели, они едва могли перевести дух. Подойдя к воротам своего дома, Давид столкнулся носом к носу с Ваффи, уже давно потерявшим его.
– Где ты был? – спросил Ваффи. – И почему тяжело дышишь, неужели убегал от кого-нибудь?
– Внизу, из бухты, – хватая ртом воздух, выговорил Давид, – уплыла лодка. В нее сели двое незнакомых мужчин и погрузили какие-то длинные предметы, завернутые в мешки, я следил за ними, спрятавшись за валуном. Я все видел. Они не стали заводить лодочный мотор, а тихо гребли веслами, чтобы не привлекать к себе внимания.
Ваффи помрачнел. Он ужасно завидовал тому, что Давид был на берегу один, и сначала даже притворился, что не поверил этому. Мальчики начали спорить, но Давид внезапно развернулся и побежал к дому, крича:
– Ну и ладно! Я все расскажу папе! Уж он-то поверит мне!
Но Ваффи, который к этому моменту уже не сомневался ни в едином слове приятеля, бросился вдогонку и преградил ему дорогу. Он меньше всего хотел, чтобы этим делом занялись взрослые, а папа Давида, по его мнению, был из тех людей, которые должны узнать обо всем в самую последнюю очередь. Родители Давида всегда следили за поступками своего сына, и, конечно, у них возникнет много вопросов, а Давид настолько глуп, что выложит им всю правду. Они могут даже запретить ему играть в бухте. Ваффи было жаль товарища. Ему нравились его собственные родители, которые руководствовались мудрым, по мнению Ваффи, принципом: «С глаз долой – из сердца вон». Они никогда не стали бы терять время на глупые вопросы.
– Давид, – едва слышно прошептал Ваффи. – Никому ничего не рассказывай – ни единой душе. Это наша с тобой тайна, твоя и моя, и мы раскроем ее одни, без посторонней помощи. Взрослые, если узнают, сообщат в полицию, и нам уже никогда не позволят играть возле той скалы.
Давид колебался. При мыслях о скале сердце уходило в пятки, но, с другой стороны, от всего пережитого захватывало дух, почти как при чтении книжки о приключениях израильтян в египетском плену, которую читала ему мама. Даже Мюррей мог бы им позавидовать.
– Поклянись мне, – потребовал Ваффи, вперив в друга блестящие глаза, – что никому ничего не скажешь. Не послушаешься меня – все испортишь. Пообещай, Давид, что ни одна живая душа не узнает о нашей тайне.
– Ладно, – неохотно согласился Давид. Хотя ему больше нравились тайны и приключения, о которых можно рассказать перед сном маме, но, в конце концов, нет ничего плохого в том, чтобы сохранить эту тайну. Наоборот, было что-то храброе и взрослое в их собственном секрете, о котором кроме них не знает ни один человек. Давид повернулся и пошел к дому, рассеянно жуя лист капуцина. Может быть, ему стоит намекнуть об этом отцу, не нарушая данного Ваффи обещания?
– Папа, – неожиданно сказал Давид, когда ужин подходил к концу, – а почему люди плавают на лодках ночью?
– Ловят рыбу, – ответил отец, который все это время был поглощен мыслями о пациенте с воспаленным аппендицитом. – Ночь – самое подходяще время для рыбалки, потому что в темноте рыбы не видят сетей.
– А зачем ночью плавать на лодке возле скалы? – осторожно спросил Давид.
– Не знаю, – пожал плечами папа, – ведь там мелко, и невозможно забросить сети. Но, может быть, рыбаки просто выбирают из своих сетей пойманную рыбу.
Дорогая, – добавил он, обращаясь к маме, – я задержусь сегодня в больнице, поэтому не жди меня к ужину. Спокойной ночи, Давид и Джоана. Вы будете спать, когда я вернусь.
Папа крепко поцеловал их и вышел из дома. Давид пил молоко, пребывая в глубокой задумчивости.
– Мама, – сказал мальчик, – что бы ты подумала о людях, которые ночью грузят в лодку длинные свертки?
– Я бы подумала, что они складывают в лодку рыбацкое снаряжение, – ответила мама, которая в данную минуту больше волновалась о том, что папа часто работает в больнице допоздна. – Ты что, видел кого-нибудь на берегу?
– Ну, да, – замялся Давид, не зная, что еще он может рассказать, не нарушая данного обещания. – А зачем плыть на лодке, тихо гребя веслами, если есть мотор?
– Может быть, чтобы не распугать рыбу, – предположила мама. – Джоана, перестань облизывать пальцы и отправляйся в ванную.
Давид вздохнул и нахмурился, уставившись в свою кружку. Как скучно с этими взрослыми! Иногда у них не бывает ни капли фантазии! Мальчик почувствовал себя одиноко и грустно. Получается, он рисковал жизнью, охраняя страшную тайну, которая, вполне возможно, имела большое значение для страны; а они только и думают, что о рыбе! Если бы только он мог рассказать им, что произошло на берегу, как бы все переполошились! Хотя бы просто полюбопытствовали и задали несколько вопросов, он рассказал бы им что-то, но, разумеется, не все.
– Мама, – не унимался Давид, последовав за ней в ванную, где мать терла мочалкой коленки Джоаны. – Представь себе, что ты увидела, как лодка плывет по море ночью, – что бы ты заподозрила?
