Йозеф Ратцингер - Четвертая энциклика Бенедикта XVI, подписанная его преемником. Она же "первая энциклика Франциска"
Образец этого поиска - Волхвы, ведомые звездой к Вифлеему (ср. Мф 2,1-12). Свет Бога проявляется для них как путь, как путеводная звезда на дороге открытий. Звезда свидетельствует о терпимости Бога к нашим глазам, которые должны привыкнуть к его сиянию. Верующий находится в пути и должен быть готов оказаться ведомым, чтобы, выйдя из своих пределов, обнаружить Бога, неизменно повергающего в трепет. Это уважение Бога к человеческому зрению показывает нам, что, когда человек приближается к Нему, свет человеческий не рассеивается в сияющей беспредельности Бога, как звезда, поглощаемая рассветом, но становится тем ярче, чем ближе он к изначальному огню, как зеркало, отражающее его блеск. Христианское исповедание Иисуса, единственного Спасителя, утверждает, что весь свет Бога сконцентрировался в Нем, в его «сияющем житии», в котором открывается начало и конец истории.[31] Нет никакого человеческого опыта, никакого пути к Богу, который не был бы принят, озарен и очищен этим светом. Чем больше христианин погружается в открытый круг света Христова, тем больше он способен понять каждого человека, идущего к Богу, и сопутствовать ему.
Вера, понимаемая как путь, касается и тех людей, кто хотя и не верит, желает верить и не прекращает поисков. В той мере, в какой они открываются любви с искренним сердцем и устремляются туда, где находят свет, они уже пребывают, хотя и не сознавая этого, на дороге к вере. Они стараются поступать так, как если бы Бог существовал, иногда потому, что признают его эффективность для стабилизации общественной жизни, или когда им требуется свет во мраке, а так же, чувствуя, как велика и прекрасна жизнь, они догадываются, что присутствие Бога сделало бы ее еще более великой. Св. Иреней Лионский сообщает, что Авраам, прежде чем услышал голос Бога, уже искал его «в пылкой жажде своего сердца» и «прошел весь мир, спрашивая себя где же Бог», пока «Бог не сжалился над тем, кто один искал его в молчании».[32] Встающий на путь добра уже приближается к Богу, уже опирается на его поддержку, потому что когда мы движемся к полноте любви, сила божественного света дает нам зрение.
Вера и богословие
36. Поскольку вера – это свет, в нее требуется погрузиться, чтобы тщательнее исследовать освещаемые ею горизонты и полнее осознать, что именно мы любим. Из этого желания рождается христианское богословие. В таком случае очевидно, что теология невозможна без веры и что она свойственна самому процессу веры, ищущей более глубокого понимания откровения Бога, достигающего кульминации в Тайне Христа. Из этого следует, в первую очередь, что поиск и познание в богословии не сводятся исключительно к усилиям разума, как в случае экспериментальных наук. Бог не может быть сведен к объекту. Он – субъект, что дает себя познать и проявляется именно как личность в отношениях с личностью. Правоверие направляет разум, для того, чтобы он открылся свету, исходящему от Бога, и ведомый любовью к истине, мог все глубже познавать Бога. Великие наставники и теологи Средневековья справедливо утверждали, что богословие как наука о вере есть участие в том знании, которое Бог имеет о себе самом. Теология, следовательно, не только слово о Боге, но главным образом принятие и поиск более глубокого понимания того слова, которое Бог обращает к нам, слова, открываемого Им о самом себе, ибо оно есть общение, вечный диалог, и он позволяет человеку в этот диалог вступить.[33] Так богословие приобщается к смирению, позволяя Богу «коснуться» себя, дабы, признав перед лицом тайны свою ограниченность, исследовать, с дисциплиной, присущей разуму, непостижимое богатство этой Тайны.
При этом теология участвует в церковной форме [исповедания] веры, ее свет - это свет верующего субъекта, который есть Церковь. Что требует, с одной стороны, чтобы теология находилась на службе христианской веры, смиренно заботясь о сохранении и углублении веры всех людей, в особенности самых простых. Кроме того, богословие, питаемое верой, воспринимает учительство Верховного Понтифика и епископов, находящихся в общении с ним, не как нечто для себя постороннее, ограничение своей свободы, а, наоборот, как один из своих неотъемлемых элементов, ключевой, поскольку Учительство укрепляет связь с изначальным источником и тем самым обеспечивает уверенность в том, что Слово Христово черпается во всей чистоте.
Глава третья
Я преподал вам,
что и [сам] принял
(ср.1 Кор 15,3)
Церковь, мать нашей веры
37. Кто открылся любви Бога, вслушивался в его голос и обрел его свет, не может держать этот дар при себе. Поскольку вера есть слушание и видение, она передается, в свою очередь, как слово и как свет. Обращаясь к коринфянам, апостол Павел использовал эту пару образов. С одной стороны, он заявляет: «Но, имея тот же дух веры, как написано: я веровал и потому говорил, и мы веруем, потому и говорим» (2 Кор 4,13). Слово полученное становится ответом – исповеданием и потому отзывается в других, побуждая их веровать. С другой стороны, св. Павел прибегает и к образу света: «Как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ» (2 Кор 3,18). Речь идет о свете, который, исходя от лика, отражается на лицах, как Моисей нес в самом себе отражение славы Бога после того как говорил с Ним: «[Бог] озарил наши сердца, дабы просветить [нас] познанием славы Божией в лице Иисуса Христа» (2 Кор 4,6). Свет Иисуса, словно в зеркале, сияет на лицах христиан и так он распространяется, так достигает нас, дабы мы тоже могли приобщиться этому видению и передавать его свет другим, как в Пасхальной литургии от огня большой свечи загораются бесчисленные свечи. Вера передается, так сказать, в контактной форме, от человека к человеку, как пламя, зажженное другим пламенем. Христиане в нищете своей насаждают столь плодотворное семя, что оно становится могучим деревом, способным наполнить мир плодами.
38. Передача веры, чей свет предназначен всем людям на земле, происходит также по оси времени, из поколения в поколение. Так как вера рождается от встречи, вписанной в историю, и освещает наш путь во времени, она передается в веках. По непрерывной цепочке свидетельств лик Иисуса доходит до нас. Как такое возможно? Откуда у нас эта уверенность, что спустя столетия мы воспринимаем «истинного Иисуса»? Будь человек полностью обособленным индивидуумом, предпочитай мы зависеть только от себя в поиске подтверждения своему знанию, у нас не было бы такой уверенности. Сам по себе я не способен увидеть то, что случилось в столь отдаленную от меня эпоху. Тем не менее для человеческого познания этот способ не единственный. Человек всегда живет в отношениях. Он происходит от других, другим принадлежит, его жизнь становится более значительной от встречи с другими. И даже самоидентификация, знание о самих себе, имеет природу отношений - оно связано с другими, теми, кто предшествовал нам: прежде всего, это наши родители, давшие нам жизнь и имя. Сама речь, слова, которыми мы интерпретируем свою жизнь и свои отношения, приходят к нам через других людей, хранятся в их живой памяти. Наше самосознание возможно только когда мы приобщаемся к памяти более великой. Точно так же происходит с верой, ведущей к полноте человеческого познания. Прошлое веры, тот акт любви Иисуса, что произвел в мире новую жизнь, доходит до нас в памяти других, свидетелей, продолжая жить в этом уникальном субъекте памяти, каким является Церковь. Церковь - это Мать, которая учит нас говорить на языке веры. Св. Иоанн подчеркивает этот аспект веры в своем Евангелии, объединяя вместе веру и память и связывая их с действием Святого Духа, который, как говорит Иисус, «напомнит вам все» (Ин 14,26). Любовь, которая есть Дух, пребывающий в Церкви, связывает собой все времена и делает нас современниками Иисуса, сама становясь проводником на пути нашей веры.
39. Поодиночке верить невозможно. Вера не является всего лишь фундаментальным выбором, который верующий совершает в глубине души; она не приводит к обособленным отношениям между верным «я» и божественным «Ты», между независимым субъектом и Богом. По своей природе, она открывается в «мы», всегда рождается внутри общины Церкви. Об этом нам напоминает диалогическая форма Символа веры, употребляемого в литургии Крещения. Вера выражается в ответе на призыв, на слово, которое должно быть услышано и оно исходит не от меня, поэтому и вовлекает непосредственно в диалог; не может быть подлинного исповедания, рожденного в одиночку. Дать ответ от первого лица - «верую», можно только принадлежа к великой общине, только потому, что одновременно произносится также «веруем». И эта открытость церковному «мы» происходит из той открытости, что свойственна любви Бога, которая не сводится к отношениям между Отцом и Сыном, между «я» и «ты», но в Духе также существует упомянутое «мы», то есть общность личностей. Вот почему тот, кто верит, никогда не одинок, и для веры характерно распространяться, вовлекая других в собственную радость. Кто принимает веру, обнаруживает, что пространство его «я» расширяется и в нем зарождаются новые отношения, обогащающие жизнь. Тертуллиан наглядно проиллюстрировал этот факт, говоря об оглашенном, что после купели нового рождения он принят в дом Матери, чтобы простерев руки молиться вместе с братьями «Отче наш», как введенный в новую семью.[34]
