Андрей Кураев - Кино: Перезагрузка богословием
В истории христианской мысли был отчасти похожий сюжет: предполагалось, что Христос выкупил нас у сатаны, заключив с ним своего рода договор – отдав Себя в выкуп за освобождение всех людей. Правда, этот образ остался маргинальным и не получил признания в Православной Церкви, но тем не менее он был…
В конце третьей серии следует новая схватка Нео и Смита. И Нео вновь – как и в концовке первой серии - ее проигрывает. Снова он беспомощен. Снова Смит торжествующе наклоняется над ним и погружает в его грудь свою руку. Снова Нео начинает мутировать в Смита… На этот раз мутация доходит до конца. Но в эту секунду Смит сам взрывается. Чтобы понять – почему, надо вспомнить, как изменились отношения с Нео с Матрицей.
Нео свободно отказывается от борьбы с Матрицей и позволяет ей соединиться с его разумом. Смит не знает, что теперь Нео не один: с ним еще и Матрица. Когда же Нео в ходе решающего поединка со Смитом проигрывает, то это самоустранение Нео оставляет Смита один-на-один с враждебной ему Матрицей. Смит, полагая, что встретился с человеком – Нео - вдруг обнаруживает, что через Нео он вошел в плотный и двусторонний контакт с самой Матрицей, преданной им. И в этой нежданной встрече Смит погибает… Если говорить на компьютерном языке, то выйдя на «коннект» с Нео и сбросив в него свою программу-вирус, Смит неожиданно по тому же каналу связи получил пакет антивирусных программ не от Нео, а от самой Матрицы. Если говорить на языке охотников и рыболовов, то Смит купился на приманку. Так рыба заглатывает червяка, но натыкается на стальное жало крючка.
Но этот язык – язык рыбаков - в отличие от языка компьютерных юзеров и хакеров уже давно прижился в церковной жизни. Как совершилось наше примирение с Богом в христианской мысли остается тайной. На крест ведь взошли не мы, а сам Бог. Мы можем выражать тайну нашего спасения лишь языком притчи. И среди тех притчевых образов, что были созданы в древней христианской литературе, есть и такой, который уподобляет Христа охотнику, а дьявол предстает как обманувшийся обманщик. Как рыба хватает то, что видит — и натыкается на то, с чем встретиться никак не желала. Так и сатана думал затащить в свое пространство смерти человека, а оказалось, что к себе в дом он сам впустил Бога. Тайна Боговоплощения была скрыта и от ангелов и от демонов. Сатана думал, что Иисус – просто светлый человек, смерть которого сделает более сильным поле зла. Так смерть впустила в себя враждебную себе Жизнь, Сам Источник Жизни – Бога.
Отсюда - именование Христа "всехитрецом" в каноне на утрени в день свв. Афанасия и Кирилла Александрийских, или выражение 3-й молитвы на вечерне Пятидесятницы: "Началозлобного и глубинного змия Богомудростным льщением уловивый"[13].
Отсюда - именование Христа охотником у преподобного Максима Исповедника[14].
Отсюда – пасхальное слово св. Иоанна Златоуста: "Никто же да не боится смерти, ибо нас освободила Спасова смерть. Тот, кто был держим смертью, угасил ее. Тот, кто сошел во ад, пленил ад. Того, кто вкусил Его плоти, он огорчил. Ад огорчился, встретив Тебя внизу. Огорчился, ибо упразднился. Огорчился, ибо был поруган. Огорчился, ибо умертвился. Принимал тело — и Богу приобщился. Принимал землю — и встретил Небо. Принимал то, что видел — и впал в то, что незримо. Где твое жало, смерть? Где твоя победа, ад?".
Что такое царство смерти? Смерть — это пустота, небытие. Поэтому смерть нельзя просто прогнать. Смерть можно только заполнить изнутри. Разрушение жизни нельзя преодолеть ничем иным, кроме как созиданием. Для того, чтобы войти в эту пустоту и изнутри заполнить ее, Бог принимает человеческий облик. Сатана не узнал тайну Христа — тайну Сына Божьего, ставшего человеком. Он считал Его просто праведником, святым, пророком, и полагал, что, как любой сын Адама, Христос подвластен смерти. Он думал, что возведя на крест пусть Избранного, но человека, получит его душу в свое распоряжение. Но впустив в ад Его душу, демон обнаружил, что она неотделима от Божества, воплотившегося во Христе. И эта встреча со Светом оказалась катастрофой для Тьмы. В ту минуту, когда силы смерти возликовали, что им удалось победить Христа, предвкушая встречу с очередной человеческой душой в аду, они встретились с силой Самого Бога. И эта божественная молния, низойдя в ад, начинает разворачиваться там и разносит весь адский склеп.
Этот образ имеет даже более резкое, но зато и более внятное очертание. Христос сравнивается с... рвотным средством. Тело Христа стало отравой для смерти, проглотившей его — и ад “изблевал всех”[15].
… Треугольники, выложенные из соломы, золотых нитей, или авиационных трасс, могут быть конгруэтны друг другу. Вот такую же «конгруэнтность» нельзя не заметить между этим сюжетом «Матрицы» и христианским богословием.
Этот мостик перекидывается и с помощью второй прямой евангельской цитаты в «Матрице». Первая цитата была зрительной – распятие, вторая же словесная - фраза “Свершилось!”. Согласно Евангелию, это была последняя фраза распятого Христа на Кресте. Но здесь стоит отметить тактичность авторов сценария. Если бы эту евангельскую фразу они вложили в уста Нео, то моя реакция на этот фильм ограничилась бы простым словом: «Анафема!». Потому что в этом случае было бы очевидным, что Нео отождествляется со Христом, а «Матрица» становится пятым евангелием, «евангелием от братьев Вачовски». И это было бы слишком кощунственным (достаточно вспомнить про любовницу Нео и ее имя).
Но сценаристы поступают корректно: они оставляют цитатные указатели на Евангелие, но фразу, которую произносит евангельский Христос, влагают в уста Матрицы, а не Нео, тем самым не давая отождествить своего Избранного со Христом.
Главное: и то, что Нео идет путем искупительной освобождающей жертвы, и то, что сюжет вращается вокруг темы свободы и Предопределения, ставит этот фильм в контекст христианской культуры.
Кстати, нет в нем и предопределения ко спасению. Архитектор в финале обещает Пифии, что те люди, которые захотят освободиться от Матрицы, смогут это сделать. Так и у христиан: после жертвы Христа спасение оказывается достижимым, но не гарантированным.
Подростки этих сюжетов не замечают? Ну и что. Это вечный конфликт всех школьных классов: детям нравится в книге совсем не то, на чем хотел бы сосредоточить их мысли и дискуссии педагог и учебник. В «Войне и мире» мальчикам нравятся батальные сцены, а девочкам – бальные. Учитель же и тех и других пробует заинтересовать психологией и этикой… Вот и мне больно было смотреть «Матрицу» в кинозале, забитом подростками. Их шуточки и смешки мне казались неуместными и почти кощунственными. Но это не значит, что плох фильм. Это значит, что людей надо учить думать и надо учить смотреть. «Матрица» подходит для этого не хуже, чем детектив под названием «Преступление и наказание».
Да, мне было неинтересно смотреть на полёты всяких электронных каракатиц, неинтересно было смотреть на драки. Я вообще не понимаю, почему в фантастических фильмах, живописующих супертехнологические цивилизации (типа «Звездные войны» или «Матрица») персонажи выясняют отношения между собой на мечах или на кулаках вместо того, чтобы издалека и сверхточно противника лазером шмазнуть). Мне просто было интересно думать. А тяжело мне было потому, что мои соседи по зрительному залу (в основном это были подростки) выкидывали глупые комментарии и реплики. Всегда обидно, когда серьёзный текст прочитывается на совершенно вульгарном уровне. Неважно, какой это текст. Поэтический, пушкинский или киношный, матричный, или текст иконы. Неуютно, когда серьезный текст отдается на растерзание вкусам толпы.
Но хотя бы студентам этот фильм даёт повод для мысли[16]. По-моему, в наше время это уже немало. Всё, что провоцирует тебя на мысль, все, что отучает от «клипового» восприятия – это уже хорошо. Я убеждён, что в современном мире, мире клише и видеоклипов, всё то, что учит человека думать, – будь то квантовая механика или фильм “Матрица”, – это стратегические союзники Христианской Церкви.
Я не считаю, что «Матрица» - это христианский фильм. Я скажу по-другому: «Матрица» - это произведение, выросшее в поле христианской культуры. Не светской культуры и не буддистской.
И для меня это радостно. Ведь это означает, что слухи о «смерти Бога в европейской культуре» оказались, мягко говоря, преувеличены. Евангелие оказалось способно порождать эхо и в культуре 21 века, в культуре электронной и компьютерной.
И еще это значит, что для христианина и мир современной культуры может быть своим домом. Чтобы быть христианином, не обязательно убегать в Средневековье. Между понятиями «православие» и «средние века» нет знака тождества.
ФИЛЬМ О “ТИТАНИКЕ”: ВЗГЛЯД БОГОСЛОВА
