Наталия Соколова - Под кровом Всевышнего
Но на самом деле в монастыре скоро почувствовали ложное «отделение» Церкви от государства. У монастыря отобрали гостиницу, больницу, хотели «отрезать» и пахотные земли в пользу колхоза. Но матушка Ангелина была в контакте с председателем колхоза, который не дал властям обидеть монастырь. А «контакт» состоял в следующем: из колхозов люди уходили на производство, так как колхозы плохо оплачивали сельский труд. Работников на полях колхозов всегда недоставало, особенно когда требовались честные руки. Наступила пора уборки картофеля, и председатель всегда просил игуменью на эту работа прислать сестер. Выезжало человек тридцать молодых сестер помогать колхозу. За это колхоз присылал на монастырские поля свою технику — комбайны.
Случилось однажды матушке Ангелине по делам монастыря поехать в Ленинград (так назывался тогда Петербург). Остановилась игуменья в попутной столовой перекусить, села за столик. Подсаживается к ней военный летчик большого чина, вежливо начинает ее расспрашивать.
— Вы монахиня Пюхтицкого монастыря? Ну, уж и дался нам ваш монастырь! Я в войну командовал воздушным флотом. Нам было известно, что в стенах монастыря расположен немецкий штаб. Мы должны были разбомбить его. Целую неделю подряд каждую ночь я посылал наши бомбовозы с заданием — разбомбить Пюхтицы. И лучших летчиков подберу, и карты перед ними разложу, и расчет мы точный сделаем. Ночью улетят, вернутся и доложат: «Задание выполнено, бомбы сброшены по назначению…». А монастырь стоит! Что за сверхъестественная сила Вас охраняет? А когда брали монастырь, то все снаряды в болото плюхались!
Матушка-игуменья с улыбкой объяснила военному, что силе Божией ничто не может противостать. «Если уж Сама Царица Небесная обошла в свое время наш монастырь, то не давала Она нас в обиду ни в войну, ни после…».
Сенокос
Ребята наши, гуляя по лесам, окружавшим со всех сторон монастырь, приносили с собой «трофеи войны», как они шутя называли металлические каски, штыки и другие остатки оружия, увязнувшего в болотах. Все кругом свидетельствовало, что тут происходили бои. А в 60-е годы, когда мы в Пюхтицах отдыхали, леса изобиловали грибами, ягодами, а поля — высокой сочной травой. Монастырь имел свое стадо коров, чтобы прокормить их, требовалось много сена. А окрестные луга принадлежали колхозу.
Матушка-игуменья договаривалась с колхозом так: косят, сушат траву, складывают в стога монахини. А количество стогов делят пополам с колхозом, которому это было очень выгодно, так как техника (сенокосилки) не могла пройти по болотам. Но и машины не могли подъехать к стогам, стоящим среди сплошных болот. Даже лошади с телегой болото было недоступно. Приходилось ждать поздней осени, когда все болота замерзали. И только в короткий период ноября месяца, пока не выпадет глубокий снег, монастырские лошадки на телегах вывозили с лесных полян стога сена, накошенного еще летом.
Все это нам рассказали Коля и Сима, которых сестры монастыря охотно брали с собою на покос. Отправлялись туда на неделю-две. Все были в резиновых высоких сапогах, брали с собой и корову, чтобы питаться молоком. На телеге везли хлеб, продукты и котлы, в которых на кострах варили пищу. Все это было ребятам ново и романтично. Косить они не умели, но на их долю хватало и другой работы. Надо было нарубить тонких деревьев, напилить их, забить в землю, сделав подобие буквы «X». Между этими «X» протягивали слегу, на которую навешивали длинные травы. Другая слега, положенная на «X» сверху, не давала траве разлететься от ветра. Так сушили травы, а на земле они бы не высохли, так как сыро, болотисто, часто идут дожди. Когда трава высохнет, ее снимают с этих «заборов» и укладывают в стога, под каждым из которых сооружали площадку, возвышающуюся над болотом тоже на сваях. Эти недели, проведенные в Пюхтицах, оставляли в сердцах детей большое впечатление. Конечно, в праздники мы молились в храме, потом угощались на общей трапезе, по окончании которой сестры монастыря пели на русском языке умилительные гимны Богу. Прекрасные голоса четко выводили слова:
Я люблю Тебя, Боже…
Ты зажги в моем сердце
Священный огонь,
Дай мне радость и счастье вновь,
Дай мне верным Тебе быть всегда и во всем,
К своим ближним дай, Боже, любовь.
Ходили мы всей семьей и на святой источник, окунались в бассейн. Там познакомились мы с семьей московского священника отца Сергия Вишневского, который с супругой и тремя детьми, как и мы, гостил в монастыре. Их мальчики были ровесниками нашим, и они крепко сдружились на всю жизнь. Они приезжали впоследствии к нам в Гребнево, бывали на беседах дедушки Николая Евграфовича, когда выросли — тоже стали священниками.
В Пюхтицах мы познакомились с замечательным человеком нашего века — матушкой Силуаной (в миру — Надеждой Андреевной Соболевой). Уроженка Петербурга, она в революцию эмигрировала за границу, где прожила в сказочной роскоши тридцать пять лет. Но она отвергла мир с его соблазнами и вернулась в СССР, не боясь трудностей жизни верующих людей на их атеистической Родине. Многие события из жизни матушки Силуаны уже описаны и в «самиздатовской» литературе, и в «Чудесах XX века». Меня Господь тоже сподобил записать вкратце кое-что об этой удивительной личности, горящей любовью к людям и России.
Но однажды, когда я с матушкой беседовала, она сообщила мне интересный факт из времен революции и сталинского режима. В те годы еще нельзя было называть лица по именам, поэтому я запомнила события без имен.
— Матушка! В дальних ссылках на крайнем Севере томились и умирали сотни наших монахов, священников, архиереев. В неимоверно тяжелых условиях они не падали духом. Имея общение с Господом через молитву, заключенные и ссыльные предчувствовали счастье близкой встречи со Спасителем, сказавшим: «В тот час радуйтесь и веселитеся, ибо велика ваша награда на небесах». Но в последние дни страданий откуда черпали наши мученики духовные силы? Ведь они были лишены Святых Таинств, Святых Даров?
В ответ на мой вопрос матушка рассказала мне следующее:
— Партия заключенных была приговорена к расстрелу. Их посадили в закрытый грузовик и куда-то повезли. Ехали час, другой, кругом непроходимые леса, глушь страшная. Вдруг машина остановилась. Из нее вышел военный (крупного чина), открыл дверь к заключенным, вызвал одного из них по фамилии и имени, велел ему сойти. Сошедший был пожилой священник. Военный захлопнул дверку, приказал шоферу ехать дальше. Машина скрылась, а полковник сказал священнику: «Следуй за мной». Вскоре они вышли на пустынную лесную поляну. Священник молился, так как полковник был хорошо вооружен. Неожиданно военный повернулся лицом к священнику, подошел вплотную, упал перед ним на колени и взмолился: «Батюшка! Примите мою исповедь! Спасите грешную душу! Укажите мне, как мне дальше жить!». И полилась слезная исповедь кающегося человека. Старец слушал и молился. Он отпустил грехи полковнику, наставил его на путь спасения, а на его вопрос — как жить ему в дальнейшем, сказал: «Оставайся на своем посту. Но, когда в жизни твоей представится случай — сделай, что можешь, для облегчения участи верующих людей, для сохранения преследуемой Церкви Божией». «Но как мне спасти Вам жизнь, святой отец?» — спросил полковник. — О, если бы Вы согласились принять тот вариант, который я могу Вам предложить. Я назову Вас моим родным дядей, но глухонемым. Я поселю Вас на крайнем Севере, на краю деревушки. Местная власть будет знать о Вас, как о родственнике большого человека, но как о безопасном для советской власти, как о глухонемом. Вам будут доставлять все необходимое для жизни, даже для совершения Божественной Евхаристии. Я буду к Вам регулярно присылать верного Богу человека. Через него Вы сможете передавать Святые Дары в те отдаленные лагеря, куда, как говорится, и птица не долетит. А мой человек будет ездить, летать, даже до Новой Земли. Согласитесь».
Старец согласился, благословил военного, и тот устроил все, как обещал. Иеромонах проживал долгие годы в отдельной маленькой хибарке, не видя людей, не общаясь ни с кем, кроме Господа. Доставляющих ему пищу и дрова старец молча благодарил низким поклоном. Но несколько раз в год к старцу приезжал человек, посланный «родственником» — военным. Через этих людей лились Божий благодеяния на больных и умирающих в лагерях избранников Божиих.
Псково-Печерский монастырь
На обратном пути из Пюхтиц мы посещали не раз Псково-Печерский мужской монастырь. Он сохранился так же, как и Пюхтицы, потому что территория его в годы советской власти принадлежала Эстонии. В этой обители было что посмотреть и чему порадоваться! И расположение монастыря в глубоком овраге, и архитектура четырнадцатого века, мощные башни, стены, храмы — все это вызывало у нас восторг, все внушало уважение к старине. Наместник, архимандрит Алипий, встречал нас всегда с любовью, водил по саду, расположенному над крышей храма, сидел с нами в зеленой беседке и рассказывал историю монастыря: его возникновение, его судьбу во времена Ивана Грозного, жизнь подвижников-монахов, чудеса у их гробниц. После бесед с отцом Алипием уже по-другому воспринимаешь «Кровавую дорогу». Находясь в этом узком коридоре, круто спускающемся вниз, кажется, что слышишь конский топот, лязг оружия опричников, видишь монаха в черном, несущего перед собою свою отрубленную Грозным голову. Глаза сами ищут среди каменной мостовой следы крови святого Корнилия.
