Лео Дойель - В поисках Библии: Тайны древних манускриптов
Одна из выдающихся особенностей свитков заключается в том, что это еврейские рукописи, примерно на тысячу лет древнее любых известных ранее. Вполне возможно, это их самый весомый вклад в науку. Они уже пролили много света на историю древнееврейского языка, на древнееврейскую палеографию (науку, только теперь занявшую подобающее ей место), на становление библейского канона и на традицию передачи текстов Ветхого Завета. При первом ознакомлении со свитками было объявлено, что они почти полностью совпадают с официально признанным масоретским текстом Священного Писания. Но теперь этого утверждать уже нельзя. Более детальное изучение вкупе с обнаружением новых фрагментов ясно показало, что масоретский текст, хотя сам по себе и достаточно авторитетный, отражает лишь одну из нескольких традиций. Он не является полноправным наследником некоего единственного «архетипа». Например, некоторые отрывки древнееврейских текстов, найденные в пещерах, заставляют отдать предпочтение скорее греческой «Септуагинте», нежели масоретской форме текста. В сущности, то, что иногда выдвигалось как предположение, теперь твердо установлено, а именно: «Септуагинта» базируется на каком-то надежном и авторитетном варианте древнееврейского текста, который во многих случаях можно предпочесть масоретскому. То же самое можно сказать и в отношении самаритянского «Пятикнижия». Значение этого для новых изданий Ветхого Завета и переводных версий трудно переоценить. Это вполне может породить совершенно новую отрасль текстологической критики, которая завладеет умами будущих поколений ученых, изучающих Ветхий Завет. Собственно говоря, поскольку становятся доступными все новые древние тексты, нам, возможно, придется позаимствовать концепцию семейств рукописей у греческого Нового Завета для того, чтобы систематически проследить взаимоотношения между вариантами текста и прийти к обоснованным редакторским решениям.
Как редакторы масореты, возможно, и отлично справились со своей задачей, но в том, чтобы обеспечить своему ветхозаветному тексту монополию, беспощадно подавляя соперников, они далеко не столь же преуспели. В 1939 г. сэр Фредерик Кеньон писал в третьем издании своей книги «Наша Библия и древние рукописи»: «Нет, разумеется, ни малейшей вероятности, что мы найдем когда-нибудь рукописи древнееврейского текста, восходящие к периоду, предшествующему формированию текста, который мы называем масоретским (то есть до II в. н. э.)». Но ни в чем нельзя быть уверенным заранее. Похоже, что и новые данные, до сих пор извлеченные из рукописей Мертвого моря, будут отодвинуты в тень многочисленными дальнейшими открытиями. Даже и материал, добытый ранее, как, например, тексты, взятые из каирской генизы, на протяжении еще многих лет не будет полностью введен в обиход, а затем пройдет еще значительно большее время, прежде чем его усвоит наука. К тому времени интерес широкой публики, вероятно, сойдет на нет, а вместе с тем выведутся и завышенные требования, и чрезмерно рискованные оценки.
Между тем со времени расчистки пещеры I неуклонно совершались новые находки, хотя и не вызывавшие своим появлением такого шума. Выражение «свитки Мертвого моря» теперь утратило свой смысл, если понимать под этим только кожаные свитки из пещеры I, которые почти целиком были приобретены Иерусалимским университетом и израильским правительством. Взамен был предложен новый термин — «свитки Кумрана», — вызванный к жизни ценными находками еще в десяти или одиннадцати пещерах, особенно в пещере IV с ее десятками тысяч фрагментов и в пещере III, где был найден знаменитый медный свиток (фактически две отдельные медные полосы), содержавший опись сказочных кладов драгоценного металла с указанием местонахождения тайников. Предложенным названием подчеркивается также связь всех свитков из этих пещер с сектантским центром в соседнем Хирбет-Кумране.
Но и термин «кумранские свитки» теперь нельзя признать точным. В четырех пещерах Вади-Мураббаат, в 11 милях южнее кумранской пещеры I, были сделаны почти столь же значительные открытия. Документами из этих пещер представлены тексты огромного диапазона: от древнееврейского папирусного палимпсеста VI (а возможно, и VIII) в. до н. э., выполненного древним «финикийским» курсивным письмом, до свитка «малых пророков» и личных писем, по-видимому, самого Шимона бен Косебы, или Бар Кохбы, вождя восстания евреев во II в. н. э. и самозваного мессии. Удивительно, что письма написаны на древнееврейском, о котором думали, что к этому времени он стал уже мертвым языком. В числе документов Мураббаата есть также арамейские, греческие, даже латинские и арабские фрагменты. Систематические раскопки этих пещер, вновь возглавленные Хардингом и де Во, показали, что люди обитали в них еще за четыре тысячи лет до нашей эры. В них было обнаружено много хорошо сохранившихся орудий бронзового века.
Ни одна из рукописей, извлеченных из пещер Мураббаата, не имеет никакой связи ни с кумранской общиной, ни с третьим районом раскопок — Хирбет-Мирдом, развалинами христианского монастыря, также открытого неутомимыми таамире. В ходе раскопок здесь были обнаружены главным образом византийско-христианские документы. В целом они датируются значительно более поздним временем, чем кумранские и основная масса мураббаатских рукописей. Но все же эти находки являются достаточно ценными и включают в себя части греческих унциальных кодексов Ветхого и Нового Завета наряду с греческими и арабскими папирусами нелитературного содержания, а также с одним фрагментом «Андромахи» Еврипида. Между тем в 1960-х гг. израильский археолог генерал И. Ядин открыл новую многообещающую рукописную жилу в Масаде — крепости, возвышающейся над западным берегом Мертвого моря. Помимо этих объектов бедуины как будто бы нащупали и другие источники, местонахождение которых они пока хранят в тайне.
Таким образом, свитки Мертвого моря открыли совершенно новую фазу в палестинской археологии. По своей тематике, датировке и источникам урожай рукописей теперь уже вышел далеко за рамки территории Кумрана и чисто сектантской идеологии. Документы продолжают поступать из источенных пещерами утесов со всех концов Иудейской пустыни. Отдельные находки случаются и на юге, в пустыне Негев.
Молчаливое допущение, что нечего рассчитывать найти рукописи любого возраста и значения в Палестине, «климат и история которой в равной мере неблагоприятны для сохранности документов», оказалось безосновательным. «Величайшее открытие рукописей Нового времени», как назвал его Уильям Ф. Олбрайт, и, кроме того, наиценнейшее в археологии иудейской Библии было сделано именно на палестинской земле. Неожиданно Святая земля была вознесена на один уровень с Египтом как сокровищница пергамена и папирусов.
Трудно решить, какие документы из Иудейской пустыни представляют наибольший интерес: превосходно сохранившийся свиток Исайи, сектантский устав, таинственный медный свиток, рукописи пророка Даниила (только несколькими десятилетиями отделенные от времени создания оригинала), подлинные письма древнееврейского героя Бар Кохбы или, что было самым неожиданным и самым древним, палимпсест из до сих пор не освещенного палеографически и документально периода древнееврейских царей. И все это, может быть, еще только начало.
Загадка Шапиры
Меж истиной и ложью только нить;
Где ж тот алиф, которым бы открыть
Сумели мы к Сокровищнице путь… [44]
«Покой ученого мира был нарушен спорами по поводу относительной ценности свитков Мертвого моря, один из которых был объявлен подделкой семьдесят лет назад». Такое сообщение передал корреспондент «Нью-Йорк Таймс» с бурно протекавшего 92-го заседания Общества библейской литературы и экзегезы. Около трехсот ученых-библеистов собрались 27 декабря 1956 г. в помещении Объединенной протестантской теологической семинарии в Нью-Йорке. Президент общества доктор Дж. Филип Хайэтт из Вандербилтского университета упомянул в своем обращении о кожаных свитках, которые М. В. Шапира предложил в 1883 г. Британскому музею, и выразил надежду, что «открытия последних лет» помогут удостоверить подлинность некогда дискредитированных иудейских документов. После Хайэтта слово взял профессор Менахем Мансур, заведующий кафедрой гебраистики и семитологии Висконсинского университета и основной поборник реабилитации Шапиры. Доктор Цейтлин, появившийся в зале только тогда, когда Мансур уже заканчивал свой обзор рукописей Шапиры, обрушился на основные положения докладчика, с жаром отрицая подлинность этих текстов, и заседание превратилось в ад кромешный. Председатель был вынужден объявить, что вопрос исчерпан, и закрыть заседание. Тем не менее бурные дебаты по поводу рукописей Шапиры были продолжены в кулуарах и с тех пор ведутся с небывалым жаром и фанатизмом на страницах всевозможных научных журналов. В дискуссии о рукописях Шапиры наглядно выявилась основная проблема, касающаяся практически всех рукописных находок.
