Старец Паисий Святогорец - Слова. Том I. С болью и любовью о современном человеке
– Тогда надо наложить на эту сестру канон, наказание.
– Геронда, а если в праздничный день после бдения слипаются глаза от усталости, то можно ли заниматься рукоделием и творить Иисусову молитву?
– Разве нельзя делать поклоны? Чтобы разогнать сон, лучше делать не рукоделие, а поклоны[248].
– А в воскресенье? Если монашеское правило прочитано, то все равно нельзя, например, плести четки?
– Зачем их плести? Почему в это день ты не насыщаешься духовно? К несчастью, даже в монастырях появляется какой-то мирской дух. Я узнаю, что в некоторых обителях в воскресенья и великие праздники сразу после полудня монахи расходятся по послушаниям. Можно подумать, что у них умирают с голоду дети и дом продают с молотка! Уж такая великая нужда!.. Архондаричный, повар – это дело другое. В архондарике[249], на кухне кто-то должен исполнять послушание и в воскресенье, и в праздники. Оставить эти участки без людей нельзя.
Иногда, когда мне в каливу приносят рыбу, я говорю принесшему: "Забирай ее и уходи". Если мне начнут нести рыбу, кто живую, кто снулую, то что из этого выйдет? И если сюда, в монастырь, приносят на праздник рыбу и вам надо возиться и готовить ее, то какая вам будет радость от праздника? Помните отца Мину из скита Святой Анны? Однажды воскресным утром рыбак принес рыбы для престольного праздника его каливы и сказал: "Вот свежая рыба, Геронда". – "Постой-ка, – удивился старец, – ведь сегодня воскресенье! Когда же ты ее поймал, что она свежая?" – "Сегодня утром", – ответил рыбак. "Выбрось ее! – посоветовал ему отец Мина. – Это отлученная рыба! Если хочешь убедиться в этом сам, брось одну рыбешку коту. Увидишь, что он не станет ее есть". И действительно, когда рыбак бросил коту одну рыбку, тот с отвращением от нее отвернулся! Вот какая чуткость была у наших отцов!
А нынче по великим праздникам в монастырях видишь рабочих, мастеров… Как-то раз на Успение возле одной обители целая бригада рабочих валила бензопилами лес. Поначалу на небе не было ни облачка, но вдруг нашла туча, началась гроза и рядом с лесорубами засверкали молнии. От молний загорелся лес, и рабочие убежали оттуда в таком ужасе, что даже никому об этом не сообщили. Пожар разгорелся так сильно, что пожарные боялись его тушить. Ну и что бы вы думали: в следующее воскресенье в лесу опять послышался треск и жужжание бензопил! На этот раз пилить лес вышли уже две бригады лесорубов. Но раз мы пилим лес по воскресеньям и праздникам, то пожары – это тоже гнев Божий. И худо то, что мы этого не понимаем. Мы уже перешли границы терпения Божия.
Если возникает какая-то нужда, то монахи тянут с молитвой четку – сто узелков, а Бог просвещает кого-то, и он присылает монахам сто тысяч драхм. Дело монаха – это молитва. Кто будет иметь доверие Богу, если его не будет даже у нас, монахов? Люди мирские? Если монах вверяет свою жизнь Богу, то Бог обязан его услышать. В общежительном монастыре, где я жил в начале своего монашеского пути, у игумена был один келейник. В его обязанности входило готовить зал для собраний братии. Когда он был болен или занят чем-то другим, то его послушание поручали мне. Келейник был человек не слишком расторопный, к тому же на Божественной Литургии он всегда стоял до самого конца, однако со всей работой при этом справлялся. Я был расторопнее, чем он. Чтобы успеть приготовить зал до прихода братии, я уходил с Божественной Литургии раньше, но все у меня шло наперекосяк. То опрокидывался кофейник; и выливался кофе, то сыпались чашки, то валились из рук стаканы с водой… Все шиворот-навыворот! А келейник, отстояв в храме до самого окончания Божественной Литургии, осенял себя крестным знамением и верил, что Бог ему поможет. А если его ругали [за то, что он не уходил на послушание заранее], то он принимал это со смирением. У этого монаха было смирение, и польза, которую он получал, была двойной.
Как бы там ни было, но, не цепляясь за то второстепенное, что можно без ущерба опустить, люди получают сугубую пользу и сугубо славословят празднуемых Святых. Будем, насколько возможно, внимательны, чтобы все, что мы делаем, не шло бы в ущерб духовному. Чтобы освящались все наши труды, чтобы мы имели благословение Божие – духовное должно совершаться в первую очередь. Будем уделять первостепенное внимание не материальному, а духовной жизни. Если у монаха дела и заботы стоят на первом месте, а молитва – только на втором, то большую ценность для него имеет работа, а не духовная жизнь. А в этом есть гордость и неблагоговение. Дело, которое совершается, но при этом духовно разоряет того, кто его делает, не освящается. Если мы будем уделять первостепенное внимание духовному, то Бог все устроит. Если не будем как должно относиться к праздникам мы, монахи, то что останется делать людям мирским? Если мы не выполняем свои духовные обязанности, не просим о помощи Святых, то кто станет их об этом просить? Так, мы на словах говорим, что веруем в Бога, но на деле не имеем к Нему доверия. Если мы, одетые в рясы иноки, не чтим даже священных канонов, все попираем и бесчестим, то какой в нашей жизни смысл?
Люди работают по воскресеньям и праздникам, и на них сыпятся беды
По правилам, перед вечерней накануне праздника или воскресного дня всякая работа прекращается. Лучше, если это возможно, поработать подольше в предыдущий день, чтобы во время и после праздничной вечерни не работать. Если кто-то по большой необходимости сделает какое-нибудь несложное дело поближе к вечеру в самый воскресный и праздничный день, то это дело другое. Но и такая легкая работа должна совершаться с рассуждением. В старые времена даже работавшие в поле крестьяне, услышав благовест к вечерне, осеняли себя крестным знамением и прекращали работу. То же самое делали и женщины, которые по-соседски собирались с рукодельем возле своих домов. Они поднимались со скамеек, осеняли себя крестным знамением и откладывали в сторону вязанье или иную работу. И Бог их благословлял. Они были здоровы и радовались жизни. А сейчас люди отменили праздники, удалились от Бога и Церкви, но в конечном итоге они растрачивают все заработанные деньги на врачей и больницы. Как-то ко мне в каливу пришел один отец и сказал: "Мой ребенок часто болеет, и врачи не могут понять что с ним". – "Прекрати работать по воскресеньям и все уладится", – ответил я ему. И действительно, он послушался и его малыш больше не болел.
Я всегда даю мирянам совет прекратить работать по воскресеньям и праздникам, чтобы на них не сыпались беды. Упорядочить свою работу могут все. Вся основа – в духовной чуткости. Если есть эта чуткость, то в любой ситуации находится выход. И если этот выход повлечет за собой какой-то малый убыток, то благословение, которое получат эти люди, будет сугубым. Однако многие этого не понимают и не ходят по воскресеньям и праздникам даже на Божественную Литургию. Божественная Литургия освящает человека. Если христианин не идет в воскресенье в церковь, то как он освятится?
Но, к несчастью, люди потихоньку идут к тому, чтобы ни от праздников, [ни от Предания] ничего не осталось. Видишь как: для того, чтобы забылись Святые, изменяют даже христианские имена. Василику превращают в Вику. Из Зои делают Зозо, а получается-то ведь не одно животное, а целых два[250]! Придумали "праздник матери", первое мая, первое апреля… Скоро скажут: сегодня "день артишока", завтра – "праздник кипариса", послезавтра – память изобретателя атомной бомбы или того, кто придумал футбол… Но несмотря ни на что, Бог нас не оставляет.
Глава четвертая. О Православном Предании
"Иисус Христос вчера и днесь той же, и во веки"[251]
– Геронда, часто приходится слышать об "обновлении Церкви". Как будто бы Церковь тоже стареет и Ей требуется обновление!
– "Постарела"? Как бы не так! Да тут даже те, у кого нет благоговения, но есть хоть чуточку соображения в голове, не удовлетворяются новыми современными поделками, а разыскивают древности. К примеру, новописанные иконы таких людей не трогают – они понимают достоинство иконы древней. Уж если так ведут себя просто сообразительные, то что же говорить о тех, в ком есть благоговение! Из этого сравнения понятно, насколько ошибочны все эти разговоры об "обновлении Церкви" и подобных вещах.
Если сегодня человек старается как-то хранить Предание – соблюдать посты, не работать в праздники, быть благоговейным, то некоторые говорят: "Да он что, с луны свалился? Ведь это все пережитки прошлого! Сейчас это устарело!" А если попытаешься их образумить, то в ответ услышишь: "Ты в какое время живешь? Все это кануло в Лету!" Мало-помалу Предание Церкви принимают за сказки. Однако что говорит Священное Писание? "Иису́с Христо́с вчера́ и дне́сь то́й же, и во ве́ки". Если человек не может соблюдать Предание, то пусть он, по крайней мере, скажет: "Согреших, Боже мой!" Тогда Бог помилует этого человека. Но сегодня, имея какую-то слабость, человек хочет принудить к ней и своего ближнего, потому что если у ближнего этой слабости нет, то грешника это обличает. Возьми бесноватого и помести его в какую-то духовную среду. Вот увидишь – он станет ерзать как на иголках, не найдет себе места. Все потому, что духовная среда будет его беспокоить. Так же и люди, живущие в грехе, – правильная жизнь других их обличает, беспокоит. Они стремятся наступить своей совести на горло и поэтому говорят всю эту ложь о пережитках. Даже [вечные] ценности они объявляют сейчас отжившими свой век и хотят заменить эти ценности на бесчинства. В мире творится великое растление! Духовную красоту считают уродством. То есть для людей мира сего духовная красота представляется по-мирски некрасивой. А ты возьми какого-нибудь монаха и обстриги ему волосы! Каким же он станет некрасивым! Однако эту некрасивость люди мира сего принимают за красоту.
