Преподобный Феодор Студит - Творения. Том 3: Письма. Творения гимнографические. Эпиграммы. Слова
Это же и подобное следовало сказать и тем, чтобы Бог прославился чрез них, чтобы сделать назидание православным, <p. 224> чтобы утвердить монастыри, чтобы укрепить страждущих в ссылках. Почему же мы предпочитаем монастыри Богу и получаемое от того благополучие – страданию за благо? Где слова: глаголах пред цари и не стыдяхся (Пс. 118:46)? Где изречение: се, устнам моим не возбраню (Пс. 39:10)? Где слава и сила нашего звания? Как блаженные Савва и Феодосий в то время, когда император Анастасий предался нечестию[698], пламенно восстали в защиту веры, то анафематствуя лжеучителей в Церкви, то свидетельствуя в тех письмах, какие посылали к императору, что они готовы скорее потерпеть смерть, нежели изменить что-нибудь из постановленного?
[Col. 1121] Эти же господа игумены, как рассказывают, говорят: «Кто мы такие?» Во-первых, христиане, которые теперь должны непременно говорить; потом – монашествующие, (267) которым не следует ничем увлекаться, как не привязанным к миру и независимым; далее – игумены, которые отклоняют соблазны от других и никому не должны подавать повода к искушению: да служение, говорит апостол, беспорочно будет (2 Кор. 6:3). А какой соблазн и искушение или, лучше, унижение произвели они собственноручною подписью, об этом нужно ли говорить? Ибо если молчание есть отчасти согласие, то насколько позорно утверждение этого согласия подписью пред целою Церковью?
Еще вы говорите, что, «скрытно священнодействуя, Никифора[699] поминают», тайно и все патриции, не говоря о других, остаются православными. Но что говорит Христос? Всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным (Мф. 10:32), а противное тому – в случае отречения; и если они дали собственноручную подписку только не сходиться друг с другом, то и это то же самое. Ибо как они будут соблюдать сказанное Христом: приходящего ко Мне не изгоню вон (Ин. 6:37)? Приходит кто-нибудь, спрашивая и желая научиться истине, игумен ли или кто другой, что же ответит ему игумен? Очевидно, [это]: «Я получил повеление не говорить; и о, если бы только так! но и не принимать тебя в монастырь и не иметь общения». А Христос говорит: прими и научи, если кто поколеблется, не благоволит к тому душа Моя (Евр. 10:38). Итак, они дали подписку <p. 225> повиноваться императору вопреки Христу.
Вот что, братия и отцы, сделали они, как я достоверно узнал. И так как вы постановили, чтобы я высказал, что представляется мне, то я и объявил пред свидетелем Богом, взяв слово хранить это как тайну, из опасения искушения. Впрочем, вы, спасая, спасайте свои души, молясь и о мне, смиренном.
150. К чаду Навкратию <78>[700]
(268) Знай, чадо мое, что сопровождавший меня в ссылку добрый человек[701] опять пришел ко мне от царя с угрозою подвергнуть меня ста ударам за сделанные нами заявления, – хотя чиновник передал ему далеко не всё, – отнять двух братьев, Лукиана и Ипатия, все книги вплоть до Тропология[702], и не только это, но, если найдут, <p. 65> икону до энколпия и, наконец, деньги, оставив мне десять золотых. За это я возблагодарил благого моего Бога, знающего, что полезно, и сообразно этому, конечно, определяющего всё о нас. Чиновнику я ответил, что готов за имя Божие не только подвергнуться бичеванию, но и принять смерть.
В этом случае он поступил по своему желанию. Я изъявил свое согласие на то, чтобы с братьями был взят и Николай, но тот не принял предложения. Из книг он отнял «Лествицу»[703] и Тропологий. А относительно денег я ему сказал, что если бы я на них надеялся, то зачем всё это терпел бы? Разлучившись с ними, я остался с Николаем и с постоянно присутствующим при нас стражем. Молись усердно о том, чтобы мы проводили свою жизнь в терпении и благодарении и были вполне готовы ко всему печальному, даже смерти; наконец, и о том, чтобы мы не причиняли вреда друг другу, имея Бога посреди себя, ибо где Он, там всё легко переносится.
Поэтому мужайся и ты; конечно, и до вас дойдет искушение, ради которого, кажется, и отсюда буду переведен, но помощник тебе Господь, за Которого и страдания. Не бойтесь, чада мои, обычных угроз, ни даже ран, взирая на Христа, Который ради нас язвен бысть (Ис. 53:5), ни, наконец, смерти, ибо она – условие вечной жизни. Я в болезни, объят страстями, но, поддерживаемый молитвами вашими, блаженного отца нашего и всех братий, радостно подвергнусь даже чему угодно другому, только бодрствуйте в молитве, укрепляясь духом, чтобы по воле Божией быть готовыми на всё. (269) С приветствием передай это тайно δ и λ[704], Игнатию или какому-либо другому верному.
Бог по молитвам отца моего да будет тебе защитником и хранителем во всем.
151. К нему же <79>[705]
<p. 66> С радостью я принял всё, что ты, чадо мое любезное, прислал мне: приятное и неприятное, радостное и печальное, подающее и отнимающее надежду, известное и неизвестное. Не стану говорить о твоих похвалах мне, жалкому, не делающему и, конечно, не сделавшему ничего хорошего на земле, хотя ты и привык преувеличивать мои достоинства из любви и веры. Видя, что твоя душа украшена ими, я прославляю моего Бога, утверждающего тебя в верности страху Его.
Благость Божия.
Наши дела находятся в состоянии смиренном и жалком. Ибо что мы претерпели? Совсем не то, что наши отцы и братья; мы намного отстали, ибо [далеки] от достоинств их добродетели. Во всяком случае, по милости Божией и по молитве отца и братьев изгнание и уединение оказались для нас полезными, так как благость Божия иначе настроила расположение моего смирения. Не подвергшись разлучению, я бы не достиг ее, [а теперь] нахожу, что она слаще меда. О, человеколюбие [Бога], ради пользы на время огорчающего, а затем уже являющего благотворные последствия от печали и сладость от горечи. Я, несчастный, уже не буду чувствовать затруднений, куда бы ни повел меня Христос, всеобщая Радость. Я постоянно восклицаю: скотен быху Тебе, и аз выну с Тобою (Пс. 72:22–23). Поэтому я ни о чем не стану беспокоиться, например, ни о коварстве царя, если бы даже он постлал мне под ноги сеть из веревок и поставил мне претыкания на пути, ибо написано: на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия (Пс. 90:13).
(270) О, если бы, доброе чадо, по вашим молитвам и по крайнему милосердию Божию, покрывающему бездну моих грехов, это веление было действенно в течение всей моей жизни и на все видимые и невидимые силы! Узнай кое-что о том, как я здесь живу, и сообщи [другим]. Письмоносец устно и очень обстоятельно расскажет, кто мне на чужбине всяческим образом покровительствует и кого, прошу вас, включите в свои молитвы. Зачем ты, отцелюбивый, так трудился, посылая нам обильные и <p. 67> многообразные дары? Да воздаст тебе Бог мой здесь духовными [дарами], а там – вечными. Я знаю, что ты находишься в затруднительном положении: тебя тянут то в одну, то в другую сторону, стесняют, требуют твоего внимания и присутствующие, и отсутствующие, как старшие, так и подчиненные, то в виде слова, то дела, наставления и примирения, при всех представляющихся и совершающихся случаях, и всё это при непрерывно ожидаемом взятии или какой-нибудь опасности. Но дерзай, велика твоя награда, тебе предстоит венец мученичества. О, Провидение, обратившее коварство державного в спасение для многих! Впрочем, будь очень внимателен с остальными, ибо не без правды простираются мрежи пернатым (Притч. 1:17), но да поможет нам Господь до конца [жизни] высоко перелетать через них.
Поистине поразило мою бедную душу падение Хрисопольского [игумена]. Господь да поможет грамматикам, господину Иосифу и всякому другому, кого искушает новый Ианний (ср. 2 Тим. 3:8)[706]. Всем им я послал письма, если только окажется возможным вручить их; но ты сам предварительно прочти их. О Господе и ради Господа по возможности предоставь себя в распоряжение [настоятельницы монастыря] святого Фоки, а затем и других заключенных, ибо они – Божии служительницы, так как несут подвиг исповедничества.
Благодать Господня да будет тебе, возлюбленный, хранением во всех случаях. Приветствует [тебя] господин Иоанн с братом Николаем.
152. К нему же <80>
(271) С тех пор как мы разлучились с тобой, возлюбленное чадо, я пишу уже четвертый раз, сообщая о том, что у нас происходит, а также о том, что братья[707] взяты и я остался один с братом Николаем. Поэтому мне нет нужды распространяться. Достаточно только заметить – к тому же и письмоносец оказался братом и вполне заслуживающим доверия, – что мы здравствуем телом, со дня на день ожидая спасения Божия. Ведь куда нам обращаться, на кого взирать, к кому вздыхать в ожидании скорой помощи и <p. 68> утешения в горе? Поэтому нам совсем нетрудным показалось разлучение с братьями – наоборот, против всякого ожидания успокоительным, так как мы тесно припали только к Богу, подобно тому как труба под давлением[708] гонит воду вверх. Поэтому мы готовы разлучиться и с братом Николаем, однако довольствуемся уже совершившимся. Мы ищем уже не своей воли, но Божия устроения (οικονομίαν), ибо Он, конечно, с наибольшею пользою устроил наше скромное[709] жилище.