Старец Иосиф Исихаст - Выражение монашеского опыта
Но поскольку подвижник еще неискусен и не обладает подобающим знанием, которое нужно, чтобы различить промысл человеколюбивого Бога, ибо на этой ступени еще слабы его мысленные очи и он равняет свет с тьмою, добродетели же смешаны в нем со страстями, то и мыслит он недолжным образом, начиная принимать помыслы высокоумия, которые недавно отверг, и снова погружается в них. Но и здесь действует домостроительство Создателя, служащее к обучению труждающегося. Мы же в песнях по достоинству почтим Спасителя, Который многими способами заботится о пользе души нашей, приводя нас к жизни бесконечной и пребывающей во веки вечные. Аминь!
Пятый глас трубы, носящий образ пяти чувств и пяти мудрых дев, которые встретили нашего Жениха, возвещающий нам
ОТНЯТИЕ БЛАГОДАТИ
И снова, возлюбленный читатель, речь побуждает нас побеседовать, снова слушателя ищет изложение, кроткой мыслью постигается явление, и в этом польза для нас обоих, ибо, если кто поймет сие писание, в этом будет и за труд воздаяние.
Ибо тот, кто желает состязаться в беге, и препятствия встречает, и спотыкается о камни, и разбивает себе ноги. Точно так же и всезлобный враг угрожает спасению нашему, ниспровергая в мгновение ока все труды наши, стоит только прислушаться к его словам. Мы немного порадовались, обучаясь, и немного повеселились, слушая о божественных предметах и мысленно укрепляясь; в третьей главе пришла радостная победа, в четвертой же удостоились мы посещения просвещения. Теперь же раздается известие страшное, скорбное и погибельное, подобное горькому иссопу, возвещающее нечто противное прежнему, и сейчас мы будем говорить о вещах печальных. Рука цепенеет, прикасаясь к тому, о чем мы скажем. Ум не решается помыслить об этом. Уста, губы и язык медлят произнести то, о чем пойдет речь.
Что же для меня столь печально и приводит в великое смущение труждающегося? Я готов сказать тебе, а ты, слушая меня, напряги ум, подари мне свое внимание и уразумей мою мысль. Ибо сия ступень, о которой я буду говорить, установлена домостроительством Божиим для отнятия благодати! Так устроил Господь для показания виновности человека, чтобы тот непрестанно питался укорением и сделался причастником смирения. Итак, стоит удалиться благодати, как тотчас становится явной виновность, так что вместо сияния, света и несказанной радости немедленно приходят страдания и рождают смирение. Началом же сокрушительного падения является уже упомянутая и побежденная мать всех зол — немилосердное САМОМНЕНИЕ, которое начинает, как некогда и перед праматерью нашею Евою, рассеивать свой бесовский яд, пытаясь вызвать сочувствие к себе, ведущее в бездну преисподнюю.
Оно говорит, как духовник, и лобызает, как Иуда. Беседует с великой кротостью и рассуждает о спасении. Слух наш тщательно проверяет и безумие бесовское влагает, желает нашего падения и сейчас же предлагает исцеление. Волю нашу привлечь желает, прочих бесов на подмогу призывает, чтобы все они возле нас пребывали и на путь прелести нас увлекали.
«Итак, — говорит оно монаху, — видишь бездельников, которые теперь утверждают, что Господь не дает благодати? Они поскольку сами не хотят подвизаться, то и другим препятствуют, ссылаются на опасность прелести и кричат, что ты впадешь в нее, как и все. Так отступись же от их наставлений и внимай моим словам. Что же? Разве Бог, как и прежде, не дает крепости и не увеличивает нашу силу?»
Так лжец, то есть жалкий бес, подобно гадалкам, которые крестятся и упоминают Бога, сами же занимаются колдовством, ссылается на божественное Писание, чтобы забросить свой крючок, выставляет себя богословом, и спасение наше, как волк, похищает, и в своих целях совсем иному нас обучает, лишь бы заставить нас не заботиться о своем спасении.
А оный младенец, не зная ни этой сети, ни того, что сей советчик есть древнее зло, радуется его прелести, ложь за истину принимает, всех кругом порицать начинает и отцов в надменности своей осуждает. Или же, точнее, враг обрушивается на душу его. Меч же, что дал ему Христос для защиты, он против себя обращает и душу свою закалает из‑за своего невежества и начинает говорить так: «Человек может, если захочет и если приложит силу, стать вместилищем благодати». И вот, яростно сражаясь с противоречащими ему, он понемногу начинает впадать в прелесть и становится игрушкой бесов, думая и полагая, что все его противники будут наказаны за свое небрежение и невежество. Он совершенно не повинуется их словам, но, оттолкнув всех, затворяется в полном одиночестве и творит то, что подсказывает его сообщник — бес. В таком случае предоставим этого человека милосердию Божию, ибо знаем, что бес многих повесил и задушил, внушая им, что они, якобы, станут мучениками. Другие же впали в небрежение и безразличие, совершенно забросив свои обязанности. А самое главное, они полагают, что это и есть истина и путь Божий.
Такие беды наводит диавол на несчастного человека, и даже если тот захочет подняться и начнет искать исцеления, он старается ослепить его описанным способом. А человеколюбивый Господь, опечаленный, ждет, не осознает ли человек падение свое и не взыщет ли врачевания.
Итак, брат мой, многие прельстились из‑за этого темного изменения. Средство же, служащее для исцеления такого человека, заключено в уразумении причины падения своего и в поиске духовника, способного стать врачом, который бы подходящими лекарствами вылечил и спас его. Мы же, достигнув главного момента своей речи, вновь обратимся к предыдущему и скажем вот что: если бы подвижник, о котором шла речь, не покинул пути своего, то не думал бы в невежестве своем, что собственными силами стяжал благодать, и не доказывал бы, что все способны получить ее, если понудят себя. Но со страхом и природной рассудительностью он бы, поразмыслив, сказал: «Кто я такой, чтобы осуждать других, думая, будто все они коснеют в невежестве, я же, несчастный, только один и получил просвещение?» И, возражая словам змия, сказал бы ему: «Оставь, лукавый враг, свое диавольское превозношение!» И так, сопротивляясь волнам губителя, он с нетерпением ожидал бы часа, когда сможет увидеть избавление, которое бы скоро пришло, если бы только испытание было выдержано как должно.
Божественное же утешение понемногу отступает ради пользы нашей, а его место тем временем занимает тьма. Тогда, попущением Божиим, впадает человек все в новые искушения, чтобы научиться прекрасному смирению. Не имея же сил вынести внезапности появления и необычности вражьих помыслов, о которых мы говорили раньше, и боясь, как бы не впасть в прелесть, он плачет, с болью и страхом разыскивая опытного врача, который исцелил бы его. Но как ни благи и добродетельны все отцы, каждый из которых делает по поводу его свое заключение, тот нисколько не исцеляется, ибо не настал еще час, когда явит ему Бог и врача, и лекарства. Ибо ему нужно слово, укрепленное величайшей силой дела, так как он не принимает просто и как случится извещение, что ему нужно смириться и отвергнуть превозношение. И поэтому он не находит то, чего ищет, поскольку не имеет терпения для того, чтобы дождаться, когда Господь захочет подать ему это, а также потому, что нуждается в испытании, чтобы открылось, что доброе он способен совершить собственными силами, и чтобы было сокрушено надмение, принимающее силу особенно тогда, когда увидит, что человек совершает что‑то втайне, чего нет у других. Поэтому ему попускаются искушения, чтобы он познал немощь человеческого естества.
Когда совершенно удалится благодать, тело слабеет и изнемогает, не в силах, как прежде, выполнять свои обязанности, и тогда овладевают человеком небрежение и сопутствующее ему уныние, то есть тяжесть телесная, сон неумеренный, расслабленность членов, помрачение ума, безутешная печаль, помыслы неверия, страх прелести. И тогда он, неспособный более терпеть безмолвие, выбегает на дорогу в поисках помощи. И один говорит ему: «Ешь сыр, молоко, яйца, масло, чтобы укрепиться!» Другой говорит: «Ты впадешь в прелесть!» Третий же: «Ты прельстился, как и многие!» А он, не зная, что делать, поскольку потерял терпение, ревность же и горячность веры его остыли, становится как бы безумным, ибо слушает слова многих людей, каждый из которых основывается на своем собственном разуме, по любви давая ему советы ради его пользы.
Итак, он начинает есть, сколько может, чтобы, как мы сказали, окрепнуть. Но, к несчастью, когда благодать ушла, а тело обессилело, ему трудно поправиться, поскольку организм не имеет сил для пищеварения; и, когда ты сильно отяготишь желудок, тело впадает в болезнь, поскольку сердце, не успевая передавать чистую кровь всем своим артериям, передает ее нечистою, в результате чего тело еще более помрачается и отягощается, вместо того чтобы получить пользу.
