Послушник и школяр, наставник и магистр - Средневековая педагогика в лицах и текстах
Раймунду Луллию принадлежит множество психолого-педагогических, духовно-наставительных сочинений, среди которых для нас наиболее важны "Детская наука" и "Книга об Эвасте и Бланкерне", отрывок из которой помещен в данной антологии.
Испытав на себе влияние схоластики, Луллий видел в логике лишь разумный метод рассуждений и доказательств, нуждающихся в ярких примерах и мистических картинах, апеллирующих — для подготовки и настроя слушателей — к их теологическому сознанию. Всякое человеческое деяние носит одновременно интеллектуальный и чувственный характер, ибо из души как единственной формы бытия в человеке проистекают как интеллектуальная и духовная деятельность, так и чувственность и воображение.
Особое значение в системе Луллия-наставника приобретает мистика. Для средневекового сознания это некий сакральный прорыв в первозданное мироощущение, своего рода райский сад, где простота замыслов и свежесть восприятия напоминают обучающемуся о неиспорченности человеческой природы, не познавшей порока и грехопадения. Мистическая картина опирается на интуитивное мировосприятие. Для педагога Раймунда Луллия мистика — высшая форма познания. Она доступна каждому, не требует специальных знаний или тренировки ума. Мистическая картина настолько аллегорична, что очевидна для всякого, кто ее наблюдает, и дает ровно столько знаний, сколько различно подготовленный ум в состоянии воспринять. Неразделимость интеллектуального и чувственного в мистике позволяет автору сколь угодно расширять аудиторию именно в силу того, что мистическая картина отражает два неразделимых свойства души и допускает толкование почти любой авторской идеи.
"Книга о Друге и Господине" предстает перед нами системой мистических картин. Это авторская попытка воссоздать для учеников тот религиозный экстаз просветления, который, по-видимому, Луллий сам когда-то пережил. Философская дидактика обучения "мистической педагогике" адресована сыну автора. Показывая духовным ученикам жизнь идеального христианина, "Книга о Друге и Господине" имеет целью "научить, как должен жить человек в этом мире, чтобы в другом[200] вечно пребывал он во славе Божией". Философская, риторическая, дидактическая, эстетическая, мистико-образная стороны такой жизни и слиты воедино, и ярки сами по себе. Бланкерна ищет свой идеал, разочаровывается в рыцарстве и достигает высшей цели и ступени жизни — становится отшельником. «Книга» является вершиной романа об Эвасте и Бланкерне. Она воплощает всю полноту созерцания, опьянения и экстаза перед истинной поэзией речей и деяний Всевышнего. Ее 366 главок — по одной на каждый день года — путь обучаемого к совершенству. Так Бланкерна превращается в Друга, и в этом высший смысл педагогической утопии Раймунда Луллия, "ясновидящего доктора" (doctor illuminatus), как его называли в те времена.
КНИГА О ДРУГЕ И ГОСПОДИНЕ
Как отшельник Бланкерна написал "Книгу о Друге и Господине" Случилось однажды, что живший в Риме отшельник отправился, как и было сказано, к затворникам римским и нашел, что в некоторых вещах те имели большое искушение, ибо не знали способа, достойного их жизни. И подумал он, что должно идти ему к Бланкерне, отшельнику, дабы написал он книгу, которая была бы о жизни затворников, и чтобы этой книгой мог он держать в созерцании и поклонении прочих пустынников. Молился Бланкерна, когда отшельник пришел в его келью и просил его об упомянутой книге. Надолго задумался Бланкерна, как и из чего создаст он ту книгу.
И пребывал Бланкерна в таких раздумьях, когда посетило его странное желание преклониться в созерцании Господа, дабы в молитве Господь явил ему способ и предмет сей книги. И в то время как Бланкерна плакал и молился из последних сил своих, вознес Господь душу, созерцавшую его, и узнал Бланкерна способ в набожности своей и подумал, что силою любви скажет он о том, как горячо любит друг своего господина. И поэтому решил Бланкерна, что напишет он "Книгу о Друге и Господине", в которой друг был бы благочестивый и набожный христианин, а господин был Бог.
Пока размышлял Бланкерна таким образом, вспомнил, как однажды, еще проповедником, услышал он рассказ одного мавра, будто у мавров есть такие набожные люди и среди прочих особо почитаемые, коих называют «суфии»; и в кратких словах любви даруют они человеку благочестие, и слова их имеют тайный смысл, возносящий рассудок ввысь и преумножающий в вознесении сем жажду поклонения.
И, размыслив таким образом, вознамерился Бланкерна так написать упомянутую книгу и сказал отшельнику, чтобы возвращался тот в Рим и что в краткое время отошлет ему с диаконом "Книгу о Друге и Господине", с чьей помощью преумножит он благочестие затворников, каковым возжелал он любить Господа.
Пребывал Бланкерна в молитвах и раздумывал о путях созерцания Господа и о доблестях его, а закончив молитву, записал сие. И делал так всякий день, дабы различными и многими путями написать "Книгу о Друге и Господине", и дабы пути эти были кратки, и в недолгий срок могла бы душа многими из них пройти.
С благословения Господа начал Бланкерна свою книгу, каковую разделил на столько частей, сколько есть дней в году, и каждой части довольно для целого дня созерцания Господа, как следует из "Книги созерцаний".
1. Спросил друг господина своего, была ли в нем какая-нибудь вещь, не принадлежащая любви; и ответил господин, что причина преумножения любви и есть любовь.
2. Долги дороги, которыми идет друг искать господина своего, и опасны, и полны размышлений, вздохов и слез, но осиянны они любовью.
3. Многие слуги любви условились любить одного господина, который наполнял их души любовью; и каждый возлюбил своего господина и в приятных раздумьях ощутил сладостную печаль.
4. Рыдал друг и так говорил: — Когда же отступит темнота в этом мире, чтобы отвернули пути дьявольские? И когда же наступит час, чтобы вода, которой привычно сбегать вниз, обрела бы свойство подниматься вверх; и невинных станет больше, чем виновных?
5. — Ах! Когда же возрадуется друг, умирающий за своего господина? И когда же господин увидит, как друг его страдает от любви?
6. Сказал друг господину: — Ты, наполняющий солнце светом, наполни сердце мое любовью. — Ответил господин: — Не будь ты исполнен любви, не были бы глаза твои полны слез и не пришел бы ты сюда узреть того, кто любит тебя.
7. Искушал господин друга своего совершенством любви его и спросил, в чем различие между отсутствием и присутствием господина. Ответил друг: — В невежестве и забвении, (но) в познании и памяти.
8. Спросил господин у друга: — Хранишь ли в памяти какую-нибудь вещь, дарованную мной, из-за которой решился возлюбить меня. — Ответил: — Нет, ибо не делаю различий меж трудов и наслаждений, которые даруешь мне.
9. — Скажи, друг, — говорил господин, — сохранишь ли терпение, если удвою я страдания твои? — Сохраню, если удвоишь мою любовь.
10. Спросил господин друга: — Знаешь ли уже, что есть любовь? — Ответил: — Если бы не знал я, что есть любовь, знал бы тогда труды, печаль и боль.
11. Спросили друга: — Почему не отвечаешь господину твоему, который зовет тебя? — Ответил: — Подвергся я серьезным опасностям, чтобы постигнуть его, и уже говорил с ним, восхвалив его доблести.
12. — Друг безумный, за что терзаешь себя и оставляешь утехи этого мира, и идешь, презираем людьми? — Ответил: — Чтобы воздать должное доблестям господина моего, который еще более людьми не любим и опозорен.
13. — Скажи, безумный от любви, что более явно: господин в друге или друг в господине? — Ответил и сказал, что господин познается в любви; друг же — во вздохах, слезах, трудах и скорбях.
14. Шел друг, чтобы рассказать господину своему, сколь тяжкие труды переносил он за любовь свою и как умирал он, когда нашел своего господина за чтением книги, где записаны были все дарованные другу страдания и все милости за любовь к господину своему.
15. Принесла Госпожа Наша Сына Своего к другу, чтобы (по) целовал он ноги Его и записал в книге доблести Госпожи Нашей.
16. — Скажи, певчая птица, бережет ли тебя мой господин, чтобы укрыть от ненависти и умножить твою любовь? — Ответила птица: — А кто дает мне петь, если не господин любви, укрывающий меня от бесчестия и ненависти?
17. Между страхом и надеждой свила гнездо любовь, где живет размышлениями и умирает от забвения, кои суть основа утех этого мира.
18. Заспорили глаза друга и память его; и говорили глаза, что лучше видеть господина, чем вспоминать его, а память говорила, что от воспоминания слезы приходят на глаза и сердце пылает любовью.
19. Спросил друг у разума своего и чувства, кто раньше постигнет господина его; и побежали оба, и раньше был разум, а не чувство.
