Владимир Троицкий - Ветхозаветные пророческие школы. Библейско-исторический этюд
Жизнь пророческих школ не состояла в одном обучении; нет, эта жизнь представляла собою религиозное воспитание. При первом упоминании в Библии сонм пророческий представляется сходящим с высоты (см.: 1Цар.10:5,10). Может быть, этот сонм совершал какую-либо религиозную процессию; потому-то и было такое воодушевление, что оно невольно захватывало и тех, кто присоединялся к этому хору пророков. О таком же религиозно-богослужебном воспитании говорит и занятие музыкой, которое было в пророческих школах. Ещё при Самуиле сонм пророков, сходивший с высоты, имел псалтирь, и тимпан, и свирель, и гусли (см.: 1Цар.10:5,10). О сынах пророческих говорится, что они "пророчествовали", но это может означать, что они пели вдохновенные гимны в честь Иеговы и сопровождали их музыкой. Ведь и самый глагол "naba" означает иногда религиозную музыку. О сыновьях Асафа, Емана и Идифуна говорится, что они провещевали (hanebiim – пророчествовали) на киннорах, псалтирях и кимвалах (см.: 1Пар.25:1); сам Асаф играл (haniba) по наставлению царя (см.: 25:2). Везде здесь разумеется музыка религиозная, что и отмечено в ст.3, где говорится: Идифун играл на цитре во славу и хвалу Господа (haniba alhodot vehallel lajhovah).
Наконец, следует отметить ещё и то, что некоторые сыны пророческие служили пророкам и иногда исполняли их поручения. Начиная с Моисея мы почти у каждого пророка видим особого слугу, который всюду следует за своим господином, заботится о нем, исполняет его приказания. Библия сохранила нам один случай, когда пророк поручает своему ученику весьма важное дело. Елисей пророк призвал одного из сынов пророческих и сказал ему: опояшь чресла твои, и возьми сей сосуд с елеем в руку твою, и пойди в Рамоф Галаадский… и помажь Ииуя, сына Иосафатова, сына Намессиева… в царя над Израилем (4Цар.9:1-3).
Мы отметили все, что можно считать предметом занятий в пророческих школах. Но как представлять себе все эти занятия? Какой характер носили эти занятия? Обо всем этом можно говорить сколько угодно и как угодно, но всё это будет и может быть только субъективным. Здесь мы предоставим слово другому лицу, которое так представляет себе характер занятий сынов пророческих. "Пророк, бывший сам первым и непосредственным органом восприятия Божественного откровения, лучше всякого позднейшего толковника мог своим живым словом изъяснять те заключенные в письмена неложные свидетельства, на которых позже миллионы людей основывали своё упование. Пророки просто и наглядно раскрывали пред своими слушателями дивную картину миросоздания, обращая в ней внимание на [повсеместные] следы творческих действий Великого Промыслителя вселенной. Живой пророческий дух извлекал из-под покрова мертвой буквы живые мысли, облекая их в плоть и кровь, согревая своим дыханием и освещая новым светом ту или другую истину по потребностям своих слушателей и совопросников" [XXXIV]! Преподавание истории тот же автор описывает в следующих выражениях: "Духовному взору собеседников представлялись не немые скелеты случайно сплетенных фактов и таблицы летоисчислений, а жизненно-свежие картины, повсюду протканные чудесными фактами водительства Божия, отмеченные присутствием Иеговы и запечатленные Его стопами, глубочайшим образом связанные с настоящим и будущим. Живыми чертами пророки описывали своим духовным сынам историю их предков, запечатленную беспредельною любовью Иеговы к своему народу. История в словах пророка и при его животворном дыхании обращалась в ряд живых картин с живыми деятелями. В беседах о законе открывался животворный дух в мертвой букве; в законах о жертвах из-под разного рода типов кровавых жертв восставал пред взором слушателей мученический образ обетованного Агнца, имевшего понести грехи мира, и из-под жертвенного покрова открывалась всесвятейшая сущность и тайна Нового Завета". "Не казался недостойным рассуждения и родной язык, поскольку он был языком Иеговы в Его обращениях со Своим народом и языком Божественных Писаний, и при этом не буква языка была исследуема, а дух, открывающийся в нем, его красота, жизненность, сила и прелесть" [XXXV]. Подобные описания характера занятий в пророческих школах, без сомнения, красивы и красноречивы, но они не менее и произвольны. Справедливо во всех этих описаниях только то, что общий дух пророческих школ был весьма далёк от сухого, натянутого и официального духа многих современных школ. В пророческих школах не было никакого юридизма. Пророческую школу можно представлять только тесно объединенным братством, семьей, где нет ни внешней власти, ни показного порядка, где подчинение с необходимостью вытекает из благоговейного уважения и благодарности; семьей, где все родные, а не случайно собранные, друг другу противные, где все знают друг друга и любят, а не терпят только. Стоит только прочитать один стих Библии, и прочитать по славянской Библии: И рече един кротце: гряди и сам со рабы твоими. И рече: аз пойду. И иде с ними (4Цар.6:3-4). Разве не видно уже в этих словах того бесценного духа братолюбия, который составляет украшение всякого общества? Пророка никто не обязывал заводить школы; его побуждала к тому только ревность о славе Божией. Пророческая школа была подвигом пророка, его хождением пред Богом. Сыны пророческие не получили никаких "прав", а потому и для них пребывание в "школе" было делом их любви к Богу и их нравственных стремлений. Для учащих и учащихся "учение" было одушевленным бескорыстным подвигом. При таком воодушевлении естественным был и аскетический образ жизни, который и сам по себе имел, конечно, великое воспитательное значение. В пророческих школах не обучались, а воспитывались. Учение переходило в богослужение, а вся жизнь в пророческих школах была одним религиозным подвигом, воодушевленным и свободным, захватывавшим всех сынов пророческих и объединявшим их в дорогую для каждого общую семью. Свобода сынов пророческих не была свободой разброда, напоминающего известную басню, где воз везли в разные стороны. Сын пророческий был свободен, потому что он находил, что искал, потому что он был среди людей, которые стремились к тем же высоким и прекрасным целям, как и он, с которыми поэтому он мог сжиться и слиться в одно братство, где каждый чувствовал себя счастливым и свободным, хотя другие не могут понять ни его счастья, ни его свободы. Вот этот-то строй пророческих школ, строй, чуждый "казенщины" и полный духа и единомыслия, мы и хотели бы особенно подчеркнуть.
В заключение нам хотелось бы сказать несколько слов о том, какие мысли возбуждает воспоминание ветхозаветных пророческих школ. Все, что касается ветхозаветного пророчества, касается и христианской церковной иерархии. Ветхозаветное пророчество как бы перешло и в Новый Завет; в жизни Церкви первых веков мы находим новозаветную параллель ветхозаветному пророчеству, это харизматики – евангелисты, пророки, учители. В первые времена христианства эти харизматики были выше иерархических лиц – епископов. Иерархические лица исполняли только административные и богослужебные функции. Вдохновенное же учительство принадлежало харизматикам. В "Учении двенадцати апостолов" об иерархических лицах говорится: не презирайте их; ведь они самые почтенные среди вас вместе с пророками и учителями [XXXVI]. Но уже скоро дело харизматиков начинает переходить к иерархии, и, наконец, харизматики, скомпрометированные монтанистическими пророками, совершенно уступили место иерархии. Иерархия восприняла обязанности и харизматиков. Следовательно, иерархия церковная через посредство харизматиков отчасти есть идейная наследница пророков, а если это так, то все, относящееся к пророческим школам, касается и духовной школы. И духовная школа многому может поучиться у пророческих школ. Духовная школа заключает в своих стенах лиц, совершенно чуждых друг другу, стремящихся в диаметрально противоположные стороны. Религиозное воспитание в них сведено к минимуму; оно представляется для желающих. Кто же каким-то чудом останется верен Богу и Церкви, только тот пусть и остаётся на служение им. Юридический, бездушный строй разложил и умертвил духовную школу, и она должна многому поучиться у пророческих школ. Школа должна вмещать только тех, кто имеет уже ясно определившееся жизненное призвание, то есть она должна быть специально пастырской. По одному высоко "авторитетному" проекту [XXXVII], быт школы может определяться возможным приближением его к монастырскому (§6), и школа должна воспитывать добрых пастырей Православной Церкви не только через преподавание им необходимых познаний, но и через прохождение подвигов христианской жизни и деятельности (§1) [15]. В том же проекте совершенно зачеркивается формальный и официальный строй. Начальник с учителями-воспитателями составляет не учебную корпорацию в обычном смысле слова, но духовное братство, объединенное строгим послушанием начальнику и общею взаимною любовью (§12). Учителя училища мыслят себя не только преподавателями наук, но и духовными руководителями питомцев в христианской жизни и в приготовлении себя к пастырскому деланию (§14). Если представить себе пастырскую школу с таким духом и строем, то она невольно напоминает школы пророческие, о которых мы говорили. И не воспитывает ли такая школа пастырей хоть сколько-нибудь подобных пророкам, о которых говорит древний мудрец: Восстал Илия пророк, как огонь, и слово его горело, как светильник… во дни свои не трепетал Елисей пред князем… ничто не одолело его… И двенадцать пророков – да процветут кости их от места своего! – утешали Иакова и спасали… верною надеждою (Сир.48:1,13-14; 49:12).
