Жданова 3.В. - Сказание о житии блаженной старицы, матушки Матроны
Как-то моя мама поехала за Матроной в Москву: "Матушка, поедем ко мне, у меня поживешь, чего ты боишься? Похоронила бы я тебя в храме, там на полу, где "Взыскание погибших", кирпичи разберу..." - "Приду, приду", - отвечала матрона, - "Сколько народу ко мне туда будет ходить, руки не протянешь. И храм мой никогда не закроют".
Однажды приехала я в Москву к Матрюше, она мне говорит: "Езжай домой, вези колокол в церковь и икону "Покров Пресвятой Богородицы". Я испугалась, что тяжело нести. А она говорит: "Как перышко понесешь, не учуешь". И довезла. Колокол был серебряный, а как звенел!
А один раз я была у Матроны в Москве вместе со своей снохой. Матрона говорит: " Вы вот в Москве, а что у вас дома делалось! 25 домов сгорело! поезжайте быстрее обратно". Мы приехали в Себено и узнали, что так все и было. Одна бабушка пошла в горницу, а там у нее лежала мята сухая, и моченник был из конопли. Зажгла спичку - все и загорелось.
Одна женщина из Себено, Валентина, работала в Москве у судьи секретарем, и начальник советовал ей идти на базу, учил воровать: "Может, когда чего возьмешь". Решила она пойти к Матроне и узнать, перейти ли ей на другую работу, а Матрона говорит: "За большой получкой не гонись, как работаешь, так и работай и найдется тебе побольше зарплата". Тогда начальник предложил другому секретарю идти на базу. Та согласилась, а Валентина встала на ее место с зарплатой побольше. Пришла Валентина к Матроне: "Теперь получаю больше". - "Вот видишь, а та работа была не твоя". А вторая девушка отработала в кладовой только три месяца. Один раз какие-то две баночки с чем-то унесла. За эти баночки она получила три года. Валентина Матрону благодарит: "Бабушка, большое тебе спасибо. А той ведь три года дали". - "А я знала, что это не твоя работа, это ее место было".
Племянник Матронушки Иван жил в Загорске. И вдруг она его вызывает к себе. Она его, конечно, мыслями вызывала. Откуда же он мог знать? Он вон где, в Загорске жил, а она в Москве. Приходит он к своему начальнику, говорит: "Хочу у вас отпроситься: прямо не могу, надо мне к тете моей ехать". Он приехал и не знает в чем дело. А Матрона ему говорит: "Давай, Давай, перевези меня скорей в Загорск, к теще своей". Он ее привез к теще. И только они уехали, как пришла милиция. Сколько раз так было: только хотят ее забрать, она накануне уезжает.
Еще когда Матрона жила у Ванькиной тещи, пришли мы как-то туда ночевать с Марией Васильевной Куликовой. Мария Васильевна беспокоится: "Где будем ночевать?" А я говорю: " Матушка, хоть на пороге, да положит нас". Только мы зашли. Матрона говорит:"Я перину-то вам не постелю, а из дому вас не отпущу, места всем хватит". И еще сказала: "Вот, некоторые приходят, ночами не спят, все караулят, как я буду молиться". Мария Васильевна не обратила внимания на эти слова, а ведь потом так и вышло: я спала, как убитая, а Мария Васильевна не спала - караулила.
Однажды приехала я к ней в Москву. Наш храм в Себено был закрыт, и мы хлопотали. У митрополита Крутицкого и Коломенского я была, это после войны было. Тогда пошла к Матроне, а она говорит: " Ты больше не езди, вашу церковь откроют, будет служить монах." И правильно: приехал монах, отец Евлогий, но послужил он недолго, только 7 месяцев.
Когда я была у Матроны в последний раз, она сказала: "Если с тобой что случится, приходи на могилку. Наклонись, спроси, что нужно - я дам совет." А были ведь такие случаи.
Когда Матрона умерла, моя мама была еще жива. Но когда к нам пришла телеграмма, у нее были какие-то дела, и она не поехала на похороны. И после этого все она тужила: "Дочка! Что ж это я не поехала? Поленилась!" А вскоре ей сон: Матрона ей говорит: "Что же ты поленилась, не приехала? Ну, пойдем, я тебя повожу, покажу все". И вот она ей во сне показала, за что люди умершие мучаются. Кто много говорит, смеется - тому хуже всего: язык на сковороде горячей. Мама ей говорит: "Я страшусь!" И много она ее так водила. Потом еще помнит: был там забор, а за забором люди в огне кипят, только одни головы торчат. Мама говорит: "Я тогда даже вскрикнула, в сторону и отвернулась, вроде как не хочу даже смотреть". Вот какие вещи она ей показала. И после этого мама когда очнулась, долго не могла забыть этот сон.
А еще Матрона, когда жива была, состригла и дала мне немножко волос с виска и сказала: "Я тебе дам свой височек, ты его храни. И всегда ходи на кладбище, когда какая нужда или что. Проси с душою и я помогу."
Рассказ Евгении Ивановны Калачковой, сестры Василия Ивановича Прохорова, 1907г. рождения
Мать родная Матроне говорила: "Дитя ты мое несчастное!" А Матрона ей отвечала: "Я-то несчастная! У тебя Ваня несчастный, да Миша!"
Когда барыня купила в Себено дом, то пришла к Матрюше и говорит: "Я хочу строить колокольню". "Что ты задумала делать, не сбудется." А барыня уже известку нажгла, все приготовила. "Как же не сбудется? Все у меня есть и деньги, и материалы". А было это все перед революцией.
У нашего отца отобрали лошадь. Отец пришел домой, не знает, что делать, может судиться? Пошла мать к Матроне, и Матрона ей сказала: "Судится будете - лошадь вам более станет. Вы больше просудите, чем получите". Родители не послушались, наняли адвоката. Сколько денег всадили, а привели свою лошадь - она совсем скелет. Там гоняли чужую лошадь, не жалели.
Сестра моя болела скарлатиной. Мать у стенки спала, а клала ее рядом, на подушке. Ночью дед встал, а девочка закатилась и захлебнулась "Ох, девка мертвая!" Огонь зажгли, давай ее качать, а она померла. Пошла Анастасия к Матроне. Матрюша ее встречает:
"Не думай, ты ее не заспала". "А мне думается, я ее заспала". "А если думается - жги лампадку до года."
Рассказ Анастасии, жительницы г.КИМОВСКА
Когда Матрона была совсем маленькой, еще в пеленках, ей и года не было, мать ее совьет, положит в люльку свитую, ночью или днем, а как хватится - в люльке ее нет. Она сидит на полочке, где иконы. Если ночью - то там был свет вокруг нее и она там сидит, агукает, как бы играет с иконами и смеется. Мать ее возьмет оттуда, нашлепает и опять в люльку положит.
Когда ей было уже три годика, иногда она стала выходить на улицу. А ее ровесницы крапивы наломают, крапивой ее настегают и в яму глубокую посадят. А потом спрячутся и смотрят, как же она оттуда вылезает? Она вылезает из глубокой ямы и идет домой. Когда они потом ее звали играть, она им отвечала: "Не пойду я больше гулять с вами. Вы меня крапивой стрекочете, в яму сажаете, ругаете меня слепой, смеетесь надо мной". И не стала она больше гулять с детьми.
Однажды к Матронушке пришли женщины из деревни Орловки. Матрона принимала сидя у окна. Они пришли к ней на Пасхальной неделе. Она их приняла. Одной дала просфорку, другой воду, третьей - красное яйцо и последней сказала, чтобы она это яйцо съела, когда выйдет за огороды, на гумно. Женщина это яйцо положила за пазуху и они пошли. Когда вышли на гумно, женщина, как велела Матрона, разбила яйцо, а там мышь. Они все испугались и решили вернуться обратно. Только подошли к окну. Матрона и говорит:
"Что, гадко мыша-то есть?" "Матронушка, ну как же я буду есть-то его?" "А как же ты людям продавала молоко, тем паче сиротам, вдовам, бедным, у которых нет коровы? Мышь была в молоке, ты его вытаскивала из этих махоток, а молоко давала людям". Женщина говорит на это: "Матронушка, ведь они не видели мыша-то и не знали, я ж его выбрасывала оттуда". " А Бог-то знает, что ты молоко от мыша подавала".
В деревне Устье одна женщина была порченая. Матрона ее вылечила. И вот эта Евдокия в тридцатом или двадцать девятом году уехала в Москву. Потом она приехала из Москвы и забрала к себе Матрону, и Матрона долго жила у нее.
Рассказ Анны Дмитриевны Прохоровой, внучатой племянницы блаженной Матроны
Матронушка моей матери - тетя родная. На Сходне, где она последнее время жила, мы там потом были, все сломали, и Сережа умер, у которого она жила.
Я не знала, как ее называть и боялась. Но она мне сказала: "Что ж ты меня никак не называешь? Я тебе довожусь кто? Бабушка. Хоть я и не выходила замуж, я все равно тебе Бабушка.
Я приехала в Москву в тридцать седьмом году, жила на Котляковской улице, дом 28. И у дяди Вани жила, маминого брата, на Комсомольской площади и в Ногинске, у военных. Мне было тринадцать лет, пять классов кончила и уехала: голод был. Я приехала в сентябре, а места в шестом классе были заняты.
Когда война началась, я собралась в Себено. Взяла билет и перед отъездом зашла к Матроне. "Я еду домой." "Нет ты домой не езди." "А я уже билет взяла. " "А кто тебе разрешил?" "Я боюсь, тут бомбежки." "Там еще хуже будет." Я упрямая была, не слушалась. А Матрона говорит: "Ну, потужишь и обратно приедешь".
Так и вышло, как Матрона сказала. Вернулась я в Москву в сорок седьмом году. А через пять лет взяла на работе отпуск и поехала в Себено и там собралась замуж за Васю, а хотела за другого. Приехала в Москву к Матроне (она тогда жила на Сходне, ул. Курганная, дом 23, у дяди Сережи Курочкина), сказать ей, что уезжаю в Себено. Там уже свадьбу готовят, стол накрывают. А она говорит: "Ты Богу молилась? Подождите, не езжайте". Я возразила: "Он за мной приехал, а я не поеду? Уже билеты взяли". "Ты сейчас поедешь и опять тебе приезжать. Сдай билеты". Я не послушалась. Приехали мы домой, а нас догоняет телеграмма: она умерла. И поехали мы обратно.
