Франсуа Брюн - Христос и карма. Возможен ли компромисс?
Именно такую теологию и насаждали веками. Да и сегодня часто не лучше: в деревнях возле новорожденного на ночь часто оставляют зажженную свечу, чтобы, если вдруг ребенок начнет задыхаться, можно было бы быстро вмешаться и крестить его даже без священника. Поскольку, по народному верованию, от этого зависит его вечное спасение.
Как мы дошли до этого?
Все это основано на грубой интерпретации слов Христа, с которыми Он обращается к Своим ученикам, посылая их в мир: «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф 28:19). Отсюда вывели абсолютную необходимость крещения ради получения спасения. Учебники теологии объясняют, что бывают две разновидности необходимости:
1) Необходимость правила: например, чтобы приехать в Бразилию, нужна виза. Но если вы уже в Гвиане, то вам достаточно будет пересечь лес, и вы сразу попадете в Бразилию. Вы окажетесь там нелегально, но все же окажетесь там.
2) Необходимость средства: чтобы приехать в Бразилию, нужно пересечь море, на корабле или на самолете, не важно, но пересечь нужно. Так вот, для нашего спасения нам нужно Крещение, и это такая же точно необходимость.
Читая тексты величайших мыслителей первых веков христианства, мы, мне кажется, стали жертвами слишком «буквального» понимания содержащихся в них выражений. Когда они комментируют обряд Крещения, подчеркивая его итоги, они поступают примерно так же, как тот священник, которого я описывал выше. Они объясняют, что, если вы всем сердцем участвуете в этой церемонии, после долгой подготовки, пытаясь безоговорочно ответить на любовь Божию, то такое событие «отметит» вас на всю оставшуюся жизнь, вы уже никогда его не забудете. Отсюда и сравнение того глубокого отпечатка, который оставляет в нашей жизни и душе Крещение, с ярмом, которым запечатлевают овец, чтобы можно было узнать по нему, кто их хозяин. Так и Крещение представлялось подобным ярмом, возвещающим нашу принадлежность ко Христу.
Увы! и тысячу раз, увы! такое «ярмо» стали затем постепенно интерпретировать, как «онтологический» знак, как отпечаток, подлинно изменивший саму природу крещаемого, само его «бытие». Отсюда, очевидно, и проистекает та принципиальная разница, есть у нас это ярмо, или нет. Это уже не вопрос доброй воли или щедрости, а просто вопрос факта. В случае эпидемии вопрос звучит уже так: сделали вы прививку или нет. Щедрость врача тут уже ничего не меняет. Мы оказываемся с головой в «необходимости средства».
Как, ничего не меняя, уменьшить ущерб
Конечно, богословы издавна предпринимали похвальные усилия, пытаясь смягчить невыносимость и абсурдность подобной теологии. Уже блаженный Августин, под давлением негодующей реакции многих из своих современников, признал в конце концов, что маленькие дети, умершие без крещения, претерпевают в аду самые легкие наказания. И все же он продолжал утверждать, что они навсегда останутся «cum diabolo» (с дьяволом).
Начина с XIII века изобрели специальное место, или промежуточное состояние, которое стали называть «лимбом». Это был, конечно, не рай, даже речи не шло о возможности соединения с Богом, но это был уже и не ад. Дорогие «детки» (как вздыхают о них сочувственно сегодня), которым пришлось отправиться в мир иной без печати крещения, могли бы там мирно жить в чем-то вроде «естественного» блаженства. Я помню, как в 1960 в парижском Католическом институте наш профессор догматического богословия еще и тогда пытался отправить в это воображаемое место немало народа, заверив нас, что, хотя там и нельзя созерцать Бога, но все же можно наслаждаться «фрагментарными истинами» и «позитивным интеллектуальным удовлетворением»[25]. Я убежден, что такая волнительная перспектива вполне может успокоить притязания большинства людей.
А вот, оказывается, нет! Я помню, что, когда я преподавал Священное Писание в семинарии в Родезе, в 1966 сестра одного из моих учеников имела несчастье родить мертворожденного ребенка. Через несколько дней, когда она еще лежала в клинике, пытаясь оправиться после перенесенных тяжелых физических и особенно моральных испытаний, ее навестил один из ее дядей, приходской священник. Этот добродушный священник почел своим долго просветить ее относительно судьбы ее бедного ребенка, заметив, что он попадет не в ад, а в лимб. Не знаю, как описал он ей лимб, но оказалось, что та программа удовольствий, которая в этом описании ожидала там ее малютку, матери показалась недостаточной. (Наверное, тот добрый батюшка забыл упомянуть о «позитивном интеллектуальном удовлетворении»!) Мысль о том, что ее малютка никогда не будет с Богом, ей показалась невыносимой. И, в расстройстве чувств, она сказала своему дяде-священнику: «Если нужно кого-нибудь наказать (зачем, спрашивается?), пусть Бог накажет меня, а не моего малыша». Но это уже крик любви, а никакая не теология.
Уколы, впрыскивающие Божественную жизнь (за счет пациента)
Стоит признать, что веками наши христианские церкви приписывали крещению почти магический эффект. Я помню, как в 1945 в кафедральном соборе Кемпера одну из проповедей Великого поста проповедник посвятил инструктажу, как будущие мамы должны крестить своих детей в ситуации «преждевременных родов». Он показал им всю степень их ответственности за то, что ребенок, над которым не будет сделано то, что нужно, навсегда останется в лимбе и будет лишен возможности видеть Бога. Он также объяснил им, как надо действовать. Им нужно взять ножницы и сделать надрез так, чтобы вода крещения и в самом деле попала на ребенка. Я помню, что многие из этих женщин вышли из собора, обеспокоенные, и даже чувствующие себя виноватыми, что не поступили, как нужно, когда подобная ситуация была и в их жизни. Позднее в богословских книжках я вычитал, что есть и более простой метод: шприц. Но тут подобная теология уже начинает выглядеть смешно (наконец-то!).
Процесс этот едва начался, потому что в 1960 (в самый разгар Средневековья, ага!) в семинарии при парижском Католическом институте (а вовсе не в захолустном училище на краю земли!), он еще не далеко продвинулся. Я помню, что нас тогда только-только рукоположили во священники, и что специальному профессору поручили тогда показать нам, детально и подробно, как правильно крестить ребенка и какие движения нужно при этом делать. Он объяснил нам, что у некоторых новорожденных уже бывает достаточно волос. Нужно следить за тем, серьезно объяснял он нам, чтобы правильно убрать волосики в сторону, чтобы вода крещения попала ребенку на череп. А если она туда не попадет, то благодать Божия просто не сможет пройти. Ради исторической точности картины стоит признать, что мы при этом разразились смехом!
То же магическое восприятие таинства крещения побудило когда-то афонских монахов разъяснить мне, что и сам-то я был крещен, оказывается, неправильно. Я очень хорошо помню одного старого румынского монаха из скита Продром на Афоне. Я поджидал лодку, которая должна была отвезти нас к более дальним зонам святой горы. Я был с несколькими другими священниками, моими учениками. И этот чудесный монах, совсем старый, согбенный, морщинистый и беззубый, совсем настоящий, как решила бы Сильви Жоли, пытался нам объяснить, что «крестить» кого-то – значит полностью погрузить его в воду. И это правда, это первое значение этого греческого слова. Крещение, при котором просто льют воду на голову, крещение «опрыскиванием», как он это назвал, не имеет никакой ценности. И поскольку мы столь серьезную информацию восприняли слишком легко, он любезно попытался нас пристыдить: «Нехорошо!», с таким видом, с каким говорят: «Над чем смеетесь-то!».
Я думаю, что эволюция еще не завершилась. Битва тут довольно жестокая, ведь и в самом деле очень многие из первохристианских текстов серьезно настаивают на необходимости крещения, так что вполне может после таких текстов показаться, что никакой другой перспективы спасения просто нет. Однако, занявшись этим вопросом вплотную, мы заметим, что в Церкви всегда было другое, гораздо более универсалистское течение. Давно пора к нему вернуться.
Этапы медленной эволюции
Эволюция совершается не сразу, а поэтапно. Сначала признали, что, если человека сбил грузовик как раз тогда, когда он шел в церковь креститься, то он все же будет спасен. Это назвали «Крещением желания». Терминология, как видим, довольно забавная. Проще и точнее было бы просто дать понять, что для спасения достаточно уже одного только желания креститься. Но нет, нужно уважить абсолютную обязательность крещения, необходимость средства, без которого нет спасения. На уровне терминологии из-за такой увертки ничего не изменилось. Но в действительности разница есть: признали, наконец, что важнее всего внутренняя установка человека. А это уже настоящая революция!
Следующим этапом стало признание «Крещения имплицитного желания». Идея в том, что, если перед нами человек праведный, добрый и искренний, то это уже подразумевает, что, если бы он знал Христа и Евангелие, то обязательно бы принял Крещение. Заметим, что и здесь на уровне терминологии абсолютная обязательность Крещения по-прежнему соблюдена. Но в реальности признается, что спасение даруется не соблюдением обряда, а внутренней установкой. Революция кардинальная, потому что эта мысль очень важна, в конечно счете, и для крещаемого. Если достаточно «имплицитного» желания, то, a forteriori, и «эксплицитное» желание, ведущее ко Крещению, представляется уже даже важнее самого совершения обряда.
