Иларион Алфеев - Православное богословие на рубеже столетий
В качестве одной из причин, почему разделение на «овец» и «козлищ» трудно представить как имеющее вечный и непоправимый характер, Владыка Антоний указывает на тесную связь, которая существует между людьми:
Когда вы думаете теоретически «овцы и козлища», — вас это не особенно волнует... Но если себе представить реально: вот, тебя пустили в Царство Божие, а твоего мужа, твою мать или сестру определили в царство тьмы, — каково тебе будет в этом Царстве Божием?.. Выйти из положения, как Фома Аквинат выходит (говоря, что тогда мы поймем, что Бог справедлив, и все, что Он делает — правильно), невозможно, недостаточно, потому что я, может быть, и скажу, что Бог во всем прав, а душа–то моя будет разрываться. А если она не будет разрываться, значит, во мне любви–то не так уж много, раз я могу забыть самых родных, самых близких, которые были для меня кровью и плотью моей жизни, просто потому, что сам в рай попал .[435]
То, что говорит Владыка Антоний, удивительным образом напоминает ответ преподобного Силуана Афонского иноку, утверждавшему, что «Бог накажет всех безбожников, будут они гореть в вечном огне». Силуан, услышав это, сказал с волнением: «Ну скажи мне, пожалуйста, если посадят тебя в рай, и ты будешь оттуда видеть, как кто–то горит в адском огне, будешь ли ты покоен?» Тот ответил: «А что поделаешь, сами виноваты». Старец же сказал со скорбью: «Любовь не может этого понести... Надо молиться за всех» [436].
Молитва
Духовная жизнь — это жизнь в молитве. Для чего нужна молитва? Не для того, чтобы что–то испросить у Бога, но чтобы пообщаться с Богом, побеседовать с Ним. Мы молимся потому, что любим Бога, а не потому, что надеемся что–либо получить от Него. Центром молитвы является Сам Бог, а не те или иные блага, которые мы от Него получаем или нет. Во время молитвы «нельзя сосредоточиться ни на чем меньшем, чем Бог». Но и Бога не следует просто пытаться воображать: всякий созданный нами образ Бога будет не более чем идолом [437]. Богу нужно просто предстоять в глубинах сердца, узнавая Его таким, каким Он нам открывается.
Молитва — не что иное, как взаимоотношения между Богом и человеком. У этих взаимоотношений своя динамика, включающая в себя не только моменты, когда мы остро ощущаем присутствие Божие, но также и тяжкие минуты богооставленности:
...Молитва — это встреча, это отношения, и отношения очень глубокие, к которым нельзя принудить насильно ни нас, ни Бога. И тот факт, что Бог может сделать для нас Свое присутствие явным или оставить нас с чувством Своего отсутствия, уже является частью этих живых, реальных отношений. Если можно было бы вызвать Бога к встрече механически, так сказать, вынудить Его к встрече только потому, что именно этот момент мы назначили для встречи с Ним, то не было бы ни встречи, ни отношений... У Бога больше оснований печалиться за нас, чем у нас оснований — жаловаться на Него. Мы жалуемся, что Он не делает явным Свое присутствие в те несколько минут, которые мы отводим Ему в течение всего дня; но что сказать об остальных двадцати трех с половиной часах, когда Бог может сколько угодно стучаться в нашу дверь, и мы отвечаем: «Извини, я занят», — или вообще не отвечаем, потому что даже не слышим, как Он стучится в двери нашего сердца, нашего ума, нашего сознания или совести, нашей жизни [438].
Митрополит Антоний — автор нескольких книг о молитве [439]. Каждая из них содержит не только богословское осмысление молитвы, но и множество практических советов относительно тех или иных аспектов молитвенной практики. Многолетний опыт молитвенного предстояния Богу отражен в этих книгах Владыки Антония, которого, наряду с преподобным Силуаном и архимандритом Софронием, можно включить в число наиболее выдающихся учителей молитвы XX века.
Духовность и духовничество
Владыка Антоний много говорит и пишет о духовной жизни. Для него духовность — это жизнь в Духе Святом, жизнь Святого Духа в нас. Христианин должен быть не столько самим собой, сколько проводником благодати Духа для других людей.
Отсюда духовничество, пастырство — это жизнь не для себя, а для других. Владыка Антоний сравнивает служение священника с миссией Иоанна Крестителя, который проповедует о Христе, но когда Сам Христос приходит, он отступает в тень, чтобы дать Ему место: «Ему надлежит расти, а мне умаляться». Священник должен приводить людей к Богу, а не к самому себе; он должен быть проводником благодати Божией, а не своих собственных идей; должен собирать людей вокруг Христа, вокруг храма и Евхаристии, а не вокруг себя. Миссия духовника — привести человека ко Христу; когда же человек встретит Христа в своем личном опыте, священник должен отступить в тень и не заслонять собой Господа.
В недавно записанном интервью под заголовком «Берегитесь, братья мои, священники!» [440] митрополит Антоний затрагивает тему духовничества в связи с определением Священного Синода Русской Православной Церкви от декабря 1998 года, посвященным «злоупотреблениям в духовнической практике, негативно сказывающимся на состоянии церковной жизни». В этом определении речь идет о многочисленных случаях превышения современными духовниками вверенной им от Бога власти «вязать и решить». В частности, говорится в определении, некоторые духовники «переносят сугубо монашеское понятие беспрекословного подчинения послушника старцу на взаимоотношения между мирянином и его духовным отцом, вторгаются во внутренние вопросы личной и семейной жизни прихожан, подчиняют себе пасомых, забывая о богоданной свободе, к которой призваны все христиане», «объявляют незаконным гражданский брак или требуют расторжения брака между супругами, прожившими много лет вместе, но в силу тех или иных обстоятельств не совершившими венчание в храме», «не допускают к причастию лиц, живущих в «невенчанном» браке, отождествляя таковой брак с блудом», склоняют людей к принятию монашества или к «вступлению с брак с лицом, рекомендованным самим пастырем», создают общины, основанные на культе личности священника [441].
Комментируя это определение Синода, Владыка Антоний прежде всего проводит различие между тремя типами священнослужителей: 1) священником, имеющим право совершать Божественную Литургию и другие таинства, но не несущим духовническое служение; 2) священником, который является духовным руководителем людей; 3) старцем, имеющим особые харизматические дары и способным осуществлять духовное руководство на уровне, недоступном обычным священникам. Каждый священник должен «знать свое место»: не будучи старцем, священник не должен претендовать на роль старца. В противном случае получается не старчество, а «младостарчество» — понятие, указывающее не на возраст священника, а на его духовную неопытность.
Рассматривая случаи, когда духовники насильственно склоняют своих духовных чад к принятию брака или монашества, Владыка Антоний говорит:
Мне кажется, что такое положение настолько уродливо и возмутительно, что надо принимать самые строгие меры к тому, чтобы такое не могло случиться. Потому что и монашество, и брак требуют свободы и зрелости. Свобода, по определению Хомякова, это то состояние, когда человек является полностью самим собой; не жалким изображением того, что он думает о себе или чем — ему кажется — он должен бы быть, а в полном смысле самим собой. Поэтому если человек не знает, принимать ли ему монашество или идти на брак, это значит, что он ни к тому, ни к другому не готов, ни для того, ни для другого не созрел... На брак надо идти с глубокой подготовкой. Связывать жениха и невесту должна глубокая любовь, благоговейная любовь, такая любовь, которая человеку говорит, что он всю жизнь готов отдать на то, чтобы жить с этим человеком... То же самое можно сказать и о монашестве. Множество молодых людей, которые принимают монашество для того, чтобы стать священниками, монахами не делаются; они делаются незрелыми безбрачниками... Вступить в брак по принуждению, так же как принять монашество по послушанию, безумно и грешно; и грех, конечно, лежит на том священнике, который накладывает такую невыносимую ношу на того, кто принимает монашество, или на тех, кто вступит в брак.
Говоря о так называемом «невенчанном» браке, Владыка Антоний утверждает, что такой брак нельзя отождествлять с блудом. Он может являться блудом, если заключен с единственной целью удовлетворения похоти плоти. Но если люди прожили в браке много лет, создали крепкую семью, вырастили детей, то это уже не блуд, а полноценный брак. При этом такой брак может и не быть в полном смысле христианским, заключенным во образ Христа и Церкви, ибо не всякая семья способна дорасти до такого понимания брака. Владыка Антоний считает, что венчать следует только тех людей, которые готовы принять христианский идеал брака во всей его полноте; прочих же, живущих в браке и сохраняющих верность друг другу, Церковь может благословлять на брак, но их вовсе не обязательно венчать.
