Иннокентий Херсонский - Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа
Глава XXI: Иисус Христос осуждается на бичевание и смерть Пилатом
Прокуратор снова провозглашает Иисуса Христа невиновным, соглашаясь только на наказание исправительное. — Упорство первосвященников. — Предложение народу на выбор Иисуса и разбойника Вараввы. — Сон жены Пилатовой и ходатайство за Иисуса. — Первосвященники наущают народ. — Свобода Бараеве, крест Иисусу! — Пилат напрасно думал заменить казнь смертную бичеванием. — Лютость этого наказания. — Венец терновый. — Се Человек! — Царя ли вашего распну? — Не имамы царя, токмо кесаря. — Опасность и признаки народного возмущения. — Устрашенный прокуратор омывает руки и осуждает на смерть неповинного.Пока Иисус Христос находился во дворце Иродовом, перед домом Пилата час от часу более собирался народ (Лк. 23, 13), не столько для того чтобы быть свидетелем суда над Пророком Галилейским (заключение Его в узы еще не могло сделаться известным всему городу), но чтобы участвовать в подавании голосов за освобождение узника. Ибо в это время у иудеев существовал обычай, чтобы в честь праздника Пасхи давать свободу одному из осужденных на смерть преступников. Народу предоставлено было полное право выбирать кого угодно. Это составляло остаток свободы, которой римляне любили льстить народам, ими побежденным. О выборе кандидатуры, без сомнения, договаривались предварительно. Поскольку Пилат был правителем собственно Иудеи и Самарии, то голоса тех, кто жил в его областях, особенно иерусалимлян, конечно были слышнее прочих и имели больше силы. Фарисеи, пользуясь доверием народа, могли иметь сильное влияние на такие выборы. По возвращении синедриона Пилат, против воли, должен был снова начать суд, для него очень неприятный. Известие о поруганиях, которым Иисус Христос подвергся во дворце Ирода, шутовская одежда, в которой Он был приведен назад, давали понять Пилату, что правитель галилейский почитает Этого Узника за мечтателя, которого не достаточно наказать одним осмеянием, но должно наказать чем-либо…
Итак, подозвав к себе членов синедриона и народ, прокуратор сказал: «Вот, вы привели ко мне Человека Этого как возмутителя народного спокойствия; но я при вас самих расспрашивал Его и нашел совершенно невиновным в том, в чем вы его обвиняете. Ирод, к которому я посылал Его, сколько вижу, тех же мыслей; по крайней мере, он не нашел в Его действиях преступления, достойного смерти; итак, я не могу по вашему желанию осудить Его. Наказать, если угодно, я накажу; но после должен возвратить Ему свободу как невиновному» (Лк. 23, 14–16).
В этих словах уже заметна некоторая уступка со стороны Пилата. Прежде он утверждал, что Узник не достоин ни малейшего наказания, теперь соглашается применить наказание исправительное. Уверенность его в невиновности Иисуса Христа не изменилась, как увидим; изменились только обстоятельства. Положить какое-либо наказание Узнику казалось нужным и для того, чтобы показать внимание к намеку нового друга своего — Ирода на Его мечтательность, а более — из снисхождения к синедриону, чтобы он имел возможность без особенного стыда прекратить преследование невинного. Что такой оборот дела будет стоить Праведнику незаслуженных страданий, об этом Пилат не заботился, считая торжеством своего правосудия, если в таких обстоятельствах сумеет спасти, по крайней мере, Его жизнь.
Но первосвященники, видя снисхождение к себе, сделались настойчивее и объявили решительно, что они требуют смертной казни и не согласятся ни на какое другое наказание. Господь находился перед лифостротоном в одежде Иродовой, спрашивать Его снова не было никакой нужды, ибо обвинения были те же самые, что и прежде. Пилат был в явной нерешительности, что делать…
Шум народа вывел его из недоумения. Праздная толпа изъявляла неудовольствие, что игемон, занявшись судом над Иисусом Христом, медлит исполнить народный обычай — освободить ради праздника одного из преступников. Дерзость эта, в другое время обидная, теперь была приятна для Пилата, так как предоставила ему способ выйти из затруднения. Известно было, что народ намерен просить Варавву, опасного преступника, который произвел возмущение и убийства и теперь со своими сообщниками сидел в темнице, ожидая казни, вероятно, крестной. «Что, — думал Пилат, — если я поставлю Иисуса рядом с этим разбойником и предложу народу на выбор? Ужели иудеи предпочтут Иисусу возмутителя и убийцу?» Последнее казалось совершенно невероятным; ибо Пилат знал, что народ не разделяет с первосвященниками ненависть к Иисусу и что, напротив, народная любовь к Нему была виной их зависти и недоброжелательства.
Сообразив мгновенно все это, игемон обратился к народу: «Хорошо, — сказал он, — я готов исполнить ваше требование; слышу, что вам хочется просить свободы Варавве. Не препятствую. Впрочем, предлагаю вместе с ним на выбор другого. Хотите ли, чтобы я отпустил вам Иисуса, так называемого Христа, Царя Иудейского?» (Мф. 27, 17; Мк. 15, 9; Ин. 18, 39.) Более Пилат ничего не сказал в одобрение Иисуса Христа. Из его уст одобрение скорее могло иметь противоположный результат и показаться посягательством на свободу выбора, которой так дорожил народ, воздыхавший о древних правах. Но что он сказал бы в одобрение, уже некоторым образом заключалось в наименовании Узника Христом, Царем Иудейским, которое, кажется, сказано Пилатом в знак снисхождения. В самом деле, с этим наименованием соединены были все приятные воспоминания, все лестные надежды народа иудейского, некогда имевшего собственных царей и теперь с нетерпением ожидавшего Мессию-Царя из потомков Давидовых. Сама честь народная требовала дать свободу и жизнь Тому Человеку, все преступление Которого состояло в наименовании Себя Царем Иудейским.
Только в устах римского прокуратора название Иисуса Христа Царем Иудейским могло представиться двусмысленным и даже насмешливым. Если не сам народ, то враги Господа могли толковать их так, как будто игемон издевался над ними, испрашивая свободы для Царя Иудейского…
Во всяком случае, предложение Пилата народу об избрании Иисуса Христа было весьма необыкновенно. «Смотри, — замечает Златоуст, — как порядок изменился! Народ должен просить у Пилата свободы преступнику, а теперь сам прокуратор просит ее у народа».
Первосвященники и народ немного удалились для совещания. Пилат оставался на судейском месте, посреди лифостротона, для производства суда над прочими узниками.
Когда таким образом Иисус Христос был всеми оставлен и сам Пилат уже начинал, хотя против совести, склоняться к строгим мерам, невиновность Его обрела на время защиту там, где менее всего можно было ожидать защитников. Жена прокуратора прислала к нему своего служителя с тайной просьбой не осуждать необыкновенного Узника и, если можно, совершенно уклониться от судопроизводства над Ним: «Ибо, — говорила она, — в прошедшую ночь я видела чудесный сон и много пострадала за Сего святого Мужа».
Не имея исторических указаний, бесполезно было бы догадываться, что именно видела во сне жена Пилатова; в таком случае пришлось бы обратиться к догадкам совершенно произвольным. Впрочем, из всего видно, что Прокула убеждена была сном своим не только в невиновности Иисуса Христа, но и в том, что Он есть Праведник: слово, которое в устах язычницы означало человека необыкновенной добродетели, любимца Божества. Можно также предположить, что во сне открыто было Прокуле, более или менее, и высокое достоинство лица Иисусова, и страшная участь, ожидающая врагов Его и судей неправедных.
На Пилата предостережение жены должно было подействовать тем сильнее, чем более оно совпадало с убеждением его собственного сердца и чем известнее было ему нравственное достоинство его супруги. Если бы он не предложил народу выбор между Иисусом и Вараввой, то, может быть, нашел бы предлог тотчас прекратить, по совету жены, судопроизводство. Впрочем, обстоятельства позволяли Пилату успокоить жену свою насчет судьбы Праведника тем, что в его руках еще было много средств спасти Его если не от наказания, то от смерти.
Между тем как Пилат разговаривал с посланным от жены и производил суд над другими узниками, первосвященники и старейшины пустили в ход все способы, чтобы настроить народ против Иисуса Христа. Сделать это для них было тем удобнее, что Иерусалимляне (имевшие большее право голоса) были приверженнее других к фарисеям, не любили галилеян и вообще были развращеннее и горделивее. Между прочим, в наущение могли говорить: «Синедрион в полном собрании два раза со всем беспристрастием, под клятвой допрашивал Иисуса; и, основываясь на собственных словах Его, нашел в Нем человека нечестивого, крайне опасного для благоденствия народа иудейского… Дела, Им совершенные, странны; но кто не видит, что Ему помогали темные силы, что Он посланник Веельзевула (Мф. 9, 34)? Ибо когда Он совершал их? — В субботу, вопреки закону Моисееву, к поруганию нашей религии (Мф. 12, 2–8). А чему учит Он? — Разрушает все предания (Мф. 15,2), грозит разрушить самый храм (Мф. 26, 61), поносит все священное, не исключая и нас, первосвященников. А как живет Он? — Ест и пьет с мытарями и грешниками (Мф. 9, 11; 11, 19); ведет дружбу с самарянами (Ин. 8, 48); все презренные люди с Ним в единомыслии. И такой Человек называет Себя Сыном Божьим! Если бы Он был действительно Мессия, то дошел ли бы до теперешнего состояния, позволил ли бы обходиться с Собой, как с рабом, согласился ли бы служить посмешищем для Иродовых слуг? Где пророки Моисей и Илия, которые должны возвестить всем приход Мессии (Ин. 1, 21)? Напротив, этот человек предан собственным учеником: так мало ценят Его сами друзья! Да и кто ожидает Мессию из Назарета (Ин. 1, 46), из дома плотника? Нет, не будет того, чтобы глупые и дерзкие галилеяне могли дать нам царя: Иерусалим не поклонится Назарету! Что в пришествии Мессии радостного? Не то ли, что Он освободит народ иудейский от врагов Его, восстановит престол Давидов (Лк. 19, 11)? Но посмотрите на Этого Человека: это ли победоносный потомок Давида, который с трепетом ожидает милости и смерти от приговора римского всадника? Он, когда и был свободен, непрестанно твердил: давайте дань кесарю! Это Мессия — только не иудейский, а римский! Честь народа требует испросить Ему самой поносной казни. Не примечаете ли, что Пилат, называя Его царем нашим и прося Ему свободы, издевается над нами? О, если бы Господь не смирил нас за грехи отцов наших, мы показали бы необрезанному, как поносить Израиля! По крайней мере, охраните честь синедриона, храма, имя Бога Израилева — вы, израильтяне! Проклят, кто скажет хоть слово в пользу Сына Иосифова!»
