Митрополит Георгий (Ходр) - Митрополит Георгий (Ходр) Призыв Духа
Для Павла, как нам представляется, самое важное было не в том, чтобы призвать рабов к мятежу: в то время, когда евангельское послание начинало распространяться в Римской империи, это вызвало бы лишь обоюдное ожесточение. Главное в том, что Павел осудил философское — платоновское и аристотелевское — обоснование рабства и расизма. Он призывал облечься в нового человека, «который обновляется в познании по образу Создавшего его, где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем — Христос» (Кол. 3, 10–11). Действительно, восточнохристианское общество хорошо осознало необходимость отмены рабства. С IX века византийские монастыри освободили всех рабов–христиан.
Независимо от исторического влияния христианства и от его ошибок, источником глубокого недоразумения по поводу христианской морали стали слова о покорности и терпении. В Послании Иакова читаем: «В пример злострадания и долготерпения возьмите, братия мои, пророков, которые говорили именем Господним. Вот, мы ублажаем тех, которые терпели». (Иак. 5, 10–11). Однако в этом же Послании сказано: «Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, а кто–нибудь из вас скажет им: «идите с миром, грейтесь и питайтесь», но не даст им потребного для тела: что пользы». (Иак. 2, 15–16). И еще: «Послушайте вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас. Богатство ваше сгнило, и одежды ваши изъедены молью. Золото ваше и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельством против вас и съест плоть вашу, как огонь: вы собрали себе сокровище на последние дни. Вот, плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет, и вопли жнецов дошли до слуха Господа Саваофа» (Иак. 5, 1–4).
Эта пророческая традиция, которая начиналась в Ветхом Завете с Амоса и уже тогда имела широкий отклик, проявилась и в Самом Иисусе. Он занял ясную политическую позицию, говоря, например, об Ироде: «Пойдите, скажите этой лисице» (Лк. 13, 32). Он принял в число своих учеников участника тогдашнего сопротивления. Он метал громы и молнии против политической партии фарисеев, равно как и против живших в роскоши саддукеев, сотрудничавших с колониальной властью римлян. Он ублажил нищих, которых тогда называли «Божьими», и объявил богатым, что им будет труднее войти в Царство небесное, чем верблюду пройти сквозь игольное ушко. Он был главой движения бедноты, которое само по себе было протестом.
Первые христиане установили в Иерусалиме настоящий коммунистический порядок: «Все же верующие были вместе и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого». (Деян. 2, 44–45). Выражение «смотря по нужде каждого» вошло в словарь коммунистов («каждому по потребности»). Ленин позаимствовал стих из апостола Павла: «Если кто не хочет трудиться, то и не ешь» (2 Фес. 3, 10).
Бессильная покорность может быть жалкой, но сила без смирения — это агрессия, жестокость и несправедливость по отношению к роду людскому.
Если мы хотим идти к человеку, пребывающему среди несовершенств бытия, у нас нет иного пути, кроме любви. Мы не можем понять другого, если он не станет для нас всем, если мы не будем смотреть на него, как на все. Наше с ним совместное бытие зиждется на убеждении, что он дает нам все. Чтобы дойти до него, от нас требуется обнажиться, обеднеть вместо него. Перед его лицом мы просим милости. Только когда мы предстаем перед другим, ни на что не притязая, с пустыми руками, готовые слушать его и полные милосердия, только тогда мы — дар и провозвестие. Всякий человек — пустыня, если мы его избегаем, но если мы приходим к нему в поисках гостеприимства, то он — оазис.
В моем разумении, христианская мораль держится между справедливостью и милосердием, смирением и великодушием, кротостью и силой. Нельзя склоняться перед неправдой, нельзя и откладывать исполнение евангельских требований до греческих календ, ибо «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мр. 11, 12). Царство — внутри нас, а значит, оно не только грядет, но уже пришло, чтобы осуществиться сначала в пределах этой земли. Бог не здесь или там, не вверху или внизу. Он не обитает в надзвездной области. Материальная за–предельность мира, отличная от этого мира, не входит в христианские верования. Эсхатологические данные Откровения — эсхатологической по преимуществу книги в христианстве — не ограничивают для нас ни вселенную, ни историю, есть скорее преображение вселенной, новое качество, связанное с нашим усилием. Царство и в глубине, и в высоте, оно же — и в социализации. Именно новое человечество, которое мы зовем Церковью, готовит Христу невесту без порока. Даяние — всегда общественно, а не индивидуально.
Образ провозвестника христианства, который воплотили в жизнь и провозгласили святые пророки, очень, как видим, далек от той резиньяции, которую Маркс приписывает христианской морали. Мне бы хотелось, чтобы эксперты по марксизму разобрались, действительно ли мнение Маркса о Боге и вещах божественных создано его анализом религиозных нравов. Если это так, то атеизм Маркса не есть атеизм теоретический и абсолютный, но, в конечном своем виде, это взгляд на такую религию и такую мораль, которые уже отжили. Это значило бы, что марксизм, отбрасывая вместе с историческим злом и Бога, поддался искушению выплеснуть с водой и ребенка. В таком случае и он, так же как и историческая религия, есть опиум для народа.
Верующий обличает неправду и благословляет справедливость
Современный человек обременен экономическими и социальными проблемами. Обременен не так, как в прошлом, то есть не только как тот, кто голоден или в отчаянии. Эти проблемы ставят вопрос о ценности христианства и его деятельности в истории. Чем вызвано то поражение, которое числится за христианскими народами в социально–экономической области, — поражение, приведшее европейских и неевропейских революционных мыслителей к отказу от веры?
Проблема не в том, чтобы вырвать из Писания несколько стихов для оправдания социального итога христианства или обосновать теоретически то, что выполнили другие, исходя из другой точки зрения. Мы здесь не только для того, чтобы благословлять успехи, но чтобы вносить вклад в построение человечества, получая удары в грудь, но не прекращая возвышать пророческий голос против неправды, беззакония и гордыни. Наша задача в том, чтобы вместе с другими — к какой бы религии те ни принадлежали — найти практическое решение проблем бытия, оставаясь при этом чистыми, любящими и свободными от всякой ненависти, не забывая, что социальное здание служит человеческой личности и что нет в мире ценности превыше свободы.
Это значит, что всякая философия «милостыни», как ее называют, есть философия, которая презирает человека, ибо человек имеет право на блага этого мира. Здесь не место демонстрировать это, исходя из учения Отцов. Я сказал бы только, что мы — не сыны века сего, но чада Василия Великого, Златоуста и других святых, которые оставили нам наследство, не зависящее от доброй воли обладателей излишка к благодеянию, но основанное на праве тружеников жить. Это, естественно, должно повлечь за собой коренное изменение методов работы «благотворительных обществ» в Церкви. Ведь все эти методы ущемляют достоинство бедняка и унижают его, превращая в недееспособное и требующее покровительства существо.
Это предполагает также, что Церковь и все, чем она обладает, должны служить всякому человеку, не только верующему. Благодать милосердия обращает Церковь наружу. Последовательно осуществляемая, эта идея могла бы повлечь коренное изменение управления церковным имуществом и использования церковных денег. Конечно, Церковь как учреждение богочеловеческое ожидает Царства, которое проявляется через нее. Она не от мира сего. Ее принципы, ее мировоззрение не позволяют ей занимать политические позиции. Но ее члены — каждый в меру своей ответственности — разделяют жизнь других людей, своей страны, всякого творения, и заботятся о том, чтобы те не остались вне воздействия Христа.
С подлинно христианской точки зрения, люди всегда разделяются на рабов и свободных. При каждом строе есть свои рабы и свои свободные. Человек знает своего Господа или идолов, пролагает свой свободный путь или делается рабом. Коль скоро душа порабощена, нет существенной разницы между наемником реакционного или революционного строя. Сын свободы, напротив, при всяком строе лоялен к властям и намерен строить свою страну собственными средствами; в то же время он преступает пределы всякого установленного строя, открывая широкие перспективы благу человека, его достоинству, уникальности, подлинности. Он не имеет ничего общего с несвободой и несправедливостью господствующего строя, стереотипы которого не находят благословения в его глазах. Верующий обходит стороной все преходящее. Он сотрудничает с общественным строем, поддерживает его, чтобы быть полезнее человеку, чтобы лучше послужить миру, быть ближе к прогрессу. Словом, он уважает всякий строй и преступает его пределы в сторону лучшего.
