Аврелий Августин - Исповедь
Вот, Господи, «я раб Твой»; я принес Тебе в жертву эту исповедь мою и прошу по милосердию Твоему «исполнить обеты мои»; могу ли я с такой же уверенностью, как говорю, что словом Своим, не знающим изменения, создал ты все, видимое и невидимое, сказать, что ничего иного не имел в виду Моисей, когда писал: «в начале Бог создал небо и землю»? И если я вижу в свете истины Твоей верность этого, то так ли вижу я и в его уме мысли, с которыми он это писал?
Он мог, сказав «в начале», думать: «в самом начале творения»; мог хотеть, чтобы «земля и небо» были поняты в этом месте не как природа, и духовная и телесная, уже получившая форму и завершение, а как некое еще бесформенное начало той и другой. Я вижу, что оба эти толкования могут быть верными, но что именно имел в виду Моисей, когда писал эти слова, я не вижу с той же ясностью. Для меня несомненно одно: такое ли толкование или какое другое, мною не усмотренное, представлялось уму этого великого человека, когда он произносил эти слова, но он видел истину и возвестил ее подобающим образом.
XXV34. Пусть же никто не надоедает мне, говоря: «Моисей думал не так, как ты говоришь; он думал так, как я говорю». Если бы мне сказали: «откуда ты знаешь, что Моисей думал именно так, как ты толкуешь его слова?», то я бы обязан был спокойно это выслушать; я бы ответил, может быть, так же, как ответил выше, и даже несколько пространнее, если бы собеседник сдался не сразу. Но когда мне говорят: «он думал не так, как ты говоришь, а как я говорю», признавая при этом, что и мои слова правильны — о Жизнь бедных, Боже мой, в чьем лоне нет противоречий, пролей дождем в мое сердце кротость, чтобы терпеливо переносить мне таких людей. Они говорят со мной так не потому, что вдохновлены свыше и увидели в сердце слуги Твоего то, что говорят, а потому, что они гордецы; они не знают мысли Моисея, они любят свою собственную и не потому, что она истинна, а потому, что она их собственная. Иначе они бы в равной степени любили и чужую, истинную мысль, как я люблю слова их, когда они говорят истину, — люблю не потому, что это их слова, а потому, что это истина, а раз это истина, то она уже не их собственность. Если бы они любили слова свои, потому что в них истина, слова эти стали бы достоянием их и моим, ибо истиной сообща владеют все, кто любит истину.
Их же утверждение, что Моисей думал не так, как я говорю, а как они говорят, я отвергаю, оно мне противно, даже если это и так: эта смелость не от знания, а от дерзости; его породило не видение, а спесь. Потому, Господи, и надлежит трепетать пред судом Твоим: истина Твоя принадлежит не мне или еще кому-то, а всем вам, кого Ты призываешь к открытому общению в ней. И грозно предупреждение Твое: не держать ее, как собственность, чтобы не лишиться ее. Всякий требующий только себе то, что Тобою предложено всем, желающий сделать своим то, что принадлежит всем, бывает отогнан от общего достояния к своему, т. е. от истины ко лжи, ибо кто «говорит ложь, говорит свое».
35. Прислушайся, самый добрый Судья, Боже, сама Истина, прислушайся, что я скажу этому спорщику, прислушайся; я говорю ведь пред Тобой и перед братьями моими, которые «законно пользуются законом», завершая его в любви. Прислушайся и посмотри, угодно ли Тебе, что я ему скажу.
Я обращу к нему слово братское и мирное: если мы оба видим, что то, что ты говоришь, истина, и оба видим, что то, что я говорю — истина, то где, скажи, пожалуйста, мы ее видим? Разумеется, ни я в тебе, ни ты во мне, но оба в той неизменной Истине, которая выше нашего разума. Если мы не спорим об этом свете, исходящем от Господа Бога нашего, зачем спорить нам о мыслях ближнего, если мы не можем видеть их так, как видим неизменную истину. Если бы сам Моисей явился нам и сказал: «вот что я думал», то ведь мы не увидели бы его мысли, а поверили бы ему. Поэтому «не сверх того, что написано, и не надо одному превозноситься перед другим». Возлюбим «Господа Бога нашего всем сердцем, всей душой и всем разумением нашим и ближнего нашего, как самого себя». Ради этих двух заповедей любви Моисей передумал всё передуманное им в этих книгах. Если мы ему не поверим, то мы сделаем лжецом Господа, предположив у раба Его намерения иные, чем те, в которых наставил его Господь. Посмотри же, как глупо при таком обилии бесспорно истинных мыслей, которые можно извлечь из этих писаний, безрассудно утверждать, что именно было главной мыслью Моисея, и опасными спорами оскорблять самое любовь, во имя которой все сказано тем, чьи слова мы пытаемся объяснить!
XXVI36. И однако, Боже мой, Ты, который поднимаешь меня; смиренного, даешь отдых труждающемуся, Ты, Который слушаешь исповедь мою и отпускаешь грехи мои, Ты велишь ведь мне любить ближнего, как самого себя. Поэтому я не могу поверить, чтобы Моисей, вернейший слуга Твой, получил от Тебя дар меньший, чем просил бы и хотел получить я, если бы родился в его время, и Ты поставил бы меня на это же место: в служении сердцем и словом дать людям эти книги, на пользу всем народам, на столько веков, на преодоление в целом мире всех лживых и гордых учений высотой своего авторитета. Я хотел бы, будь я тогда Моисеем — все мы «из того же вещества», и «что такое человек, если Ты не вспомнишь его» — будь я тогда тем же, что он, и поручи Ты мне написать книгу Бытия, я хотел бы получить от Тебя такую силу слова и такое умение ткать речи, чтобы и те, кто еще не в силах понять, каким образом творит Бог, не могли бы отвергнуть слов моих, ссылаясь на то, что они превосходят их разумение; те же, кто это уже могут, находили бы в кратких словах слуги Твоего любую верную мысль, до которой они дошли собственным размышлением. А если бы кто увидел в свете истины и другую мысль, то и ее можно было бы усмотреть в этих словах.
XXVII37. Как источник обильнее водой в маленькой котловинке своей и множеством ручьев орошает пространство более широкое, чем любой из этих ручьев, который, выйдя из этого источника, проходит по многим местам, так и рассказ возвещающего слова Твои, который послужит многим говорунам, струит узенькой струйкой потоки чистой истины, откуда каждый в меру своих сил извлекает один одну истину, другой другую, чтобы затем влачить ее ло долгим словесным извивам.
Одни, читая или слушая эти слова, представляют себе Бога как бы человеком или хотя бы неким громадным телом, которое наделено неограниченной силой; по неожиданному и внезапному решению Он создал вне себя, как бы на расстоянии, небо и землю, два больпщх тела, одно вверху, другое внизу, где всё и находится. Когда они слышат: «Бог сказал: да будет это, и стало так», то они думают о словах, имевших начало и конец, прозвучавших во времени и умолкнувших; они умолкли, и возникло всё, чему повелено было возникнуть. Таковы и другие, подобные же мнения, подсказанные привычкой к телесному.
Совсем еще маленькие дети, они в своей слабости успокаиваются на этих самых простых понятиях, как на материнской груди, у них, однако, построено здание здравой веры: они твердо стоят на том, что Бог создал всю природу, во всем ее удивительном разнообразии, которое воспринимают они своими чувствами. Если же кто из них, исполнившись презрения к этим будто бы дешевым мыслям, высунется в своей глупой гордости из уютной колыбели, увы! несчастный падает, и, Господи Боже, сжалься! не дай прохожим растоптать неоперившегося птенца, пошли ангела Твоего, чтобы он положил его обратно в гнездо: пусть живет там, пока не научится летать!
XXVIII38. Другие, для которых эти слова уже не гнездо, а тенистый сад, видят скрытые в нем плоды и, радостно летая, щебечут, ищут их и клюют. Читая или слушая слова эти, они видят, что в недвижимом и вечном бытии Божием преодолены прошедшее и будущее, но что нет ни одного временного существа, Тобою не созданного; что воля Твоя, т. е. Ты, не знает перемены, и Ты создал всё по внезапно возникшему, новому желанию. Ты не создал из себя подобие Свое, как образец для всего, но создал из «ничего» бесформенную материю, с Тобой несходную, которая, однако, может приобрести форму, уподобляясь Тебе и возвращаясь к Тебе, Единому, насколько это возможно в меру тех способностей, которые определены каждому в ряду однородных созданий. И всё «очень хорошо» — и то, что пребывает вокруг Тебя, и то, что, постепенно удаляясь от Тебя, становится во времени и пространстве участником в прекрасном разнообразии мира. Они видят это и радуются в свете истины Твоей, насколько это в их силах.
39. Кто-нибудь из них остановит свое внимание на словах: «в начале Бог сотворил» и сочтет «началом» мудрость, «потому что она сама говорит нам». Другой тоже остановит свое внимание на этих же словах и поймет «начало» как начальное возникновение сотворенного; как «во-первых создал».
Среди тех, кто понимает «начало» как мудрость, которой «Ты сотворил небо и землю», один сочтет, что «небо и земля» означают материю, из которой можно было создать небо и землю и которая получила одно имя с ними; другой что это уже создания, получившие разную форму; третий — что под «небом» разумеется материя, имевшая форму и духовная, а под «землей» — бесформенная масса телесной материи. Те, кто думает, что «небо и земля» означают еще бесформенную материю, из которой потом образуются небо и земля, и об этом думают неодинаково: по мнению одного, она послужила для создания существ, разумных и чувствующих; по мнению другого — только для этой телесной чувствующей массы, содержащей в своем огромном лоне видимые, воспринимаемые существа. Разно думают и те, кто верит, что «небом и землей» назван мир, уже вполне устроенный и упорядоченный: они разумеют и видимый и невидимый, другие — только видимый: светлое небо и темную землю со всем, что на них.
