Протоиерей Павел Матвеевский - Евангельская история. Книга третья. Конечные события Евангельской истории
11, 47; Деян. 4, 6), имело в своем распоряжении все средства устранить грозившую опасность, предав своего обличителя суду и осуждению. так, сплетение страстей человеческих и совпадение обстоятельств, развивавшихся вполне естественно, – все это вело к исполнению Предвечного совета Божия о спасении людей искупительной жертвой сына Божия.
Престарелый саддукей с живейшим чувством удовольствия увидел пред собою связанным и окруженным стражей того Пророка Галилейского, которого еще так недавно страшился синедрион, не знал, что с ним делать (Ин. 11, 47). Хитрый первосвященник, без всякого сомнения, много слышал и о учении господа спасителя, и об учениках Его, но теперь притворился, что ему ничего не известно, и стал расспрашивать Иисуса Христа об учениках Его и учении. из ответа господа видно, что вопрос, предложенный анною, не был вопросом любопытства, но относился к нему как главе и руководителю обширного заговора, преследующего тайные цели, вредные для общества, и имеющего многих соучастников. спаситель объяснил первосвященнику, что он проповедовал свое учение открыто, в местах многолюдных собраний, пред многочисленными слушателями, и что в учении Его не было ничего тайного, что нужно было бы скрывать: Аз не обинуяся глаголах миру; Аз всегда учах на сонмищах и в церкви, идеже всегда иудее снемлются, и тай не глаголах ничесоже. Что Мя вопрошаеши? вопроси слышавших, что глаголах им: се сии ведят, яже рех Аз. Если Господь беседовал с никодимом ночью (Ин. 3, 2), то предметом беседы были пути ко спасению, которым он научал и народ; если апостолам он открывал иногда более, нежели другим слушателям, то для того только, чтобы они со временем слышанное на ухо проповедали на кровлях (Мф. 10, 27). Проповедь Его была не о земном царстве и не о делах мира сего, а исключительно о царстве благодатном, которое он пришел основать на земле. Перед саддукеем он не изъяснял своего учения, потому что знал, что ослепленный злобою первосвященник искал не назидания, а лишь повода к обвинению. Притом, если бы Господь сам о себе свидетельствовал, то разве не сказал бы Ему неправедный судья того же, что говорили прежде фарисеи: Ты о Себе Сам свидетельствуеши: свидетельство Твое несть истинно (Ин. 8, 13)? Между присутствовавшими, очевидно, было немало слушателей проповеди господа, даже из числа первосвященнических служителей, которые когда-то, будучи посланы схватить Его, не исполнили этого поручения, потому что, как они доносили пославшим их, николиже тако есть глаголал человек, яко Сей Человек (7, 46). ссылкою на сих свидетелей Господь показал в себе, по замечанию святителя Иоанна Златоуста, «человека, твердо уверенного в истине своих слов, ибо несомненное доказательство истины, когда кто призывает врагов в свидетели своих слов». саддукей молчал, но смущение, быть может, в первый раз овладевшее человеком, не знавшим пределов своему властолюбию, было замечено приверженцами его. Тако ли отвещаваеши архиереови? – вскричал один из служителей, стоявший близко, и, желая выказать особенное усердие в присутствии своего господина, нанес первый постыдный удар в ланиту спасителя. «Ужаснись, небо, – восклицает святитель Иоанн Златоуст, – вострепещи, земля, при таком долготерпении владыки и при такой несправедливости рабов! – и между тем, как ударили Его в ланиту, он, несмотря на то, что мог все поколебать и истребить, и ниспровергнуть, ничего такого не делает, а напротив, произносит слова, могущие укротить всякое зверство». обратив на ударившего спокойный взор, Господь отдал наглый и дерзкий поступок на беспристрастное рассмотрение самого обидчика: аще зле глаголах, свидетельствуй о зле, аще ли добре, что Мя биеши? какой убедительный пример терпения для всех последователей Божественного Узника! «Представляй, кто сказал, кому сказано, для чего сказано, – и сии слова будут для тебя некоторым божественным и непрестанным припевом, который возможет низложить всякую гордыню. Представляй достоинство Бесчестимого, ничтожество бесчестящего, тяжесть бесчестия; ибо не только оскорбил, но и ударил, и не просто ударил, но в ланиту: нет ничего бесчестнее сего удара; однако же он все перенес, чтобы ты вполне научился поступать кротко» (свт. Иоанн Златоуст).
Анна, не желая входить в подробнейшее рассмотрение дела Христова и предоставляя дальнейшее расследование власти действительного первосвященника и главного судилища – синедриона, отослал связанного Иисуса к каиафе. Была глубокая ночь, и хотя, по обычаю иудеев, имевшему силу закона, нельзя было разбирать и судить важных дел ночью, но враги Христовы, спешившие ввиду приближающегося праздника окончить начатое судопроизводство как можно скорее, отступили от принятого порядка. в силу того же обычая, в крайнем случае для законности приговора требовалось присутствие лишь одной трети состава верховного судилища, т. е. не менее 23 членов. несмотря на ночное время, члены суда не пожелали воспользоваться такой льготой, и весь синедрион, с нетерпением ожидавший задержания ненавистного Пророка Галилейского, собрался в помещении каиафы. Поистине это было сборище злонамеренных, о котором предрекал Псалмопевец (25, 5), или, выражаясь языком церковных песней, «беззаконное сонмище и собор лукавнующих богоубийц». Председатель этого собрания, зять анны, Иосиф каиафа с лицемерием, лестью и бессердечием саддукея соединял быстроту решений и неразборчивость в выборе средств для достижения намеченной цели. несмот ря на постоянное вмешательство в церковные дела римских правителей, часто сменявших первосвященников, каиафа сумел удержать за собою достоинство первосвященника во все девять лет прокуратуры Понтия Пилата (Лк. 3, 2; Деян. 4, 6) и был низложен лишь по удалении его из Палестины при проконсуле вителлии (в 36 г. по р. X.). теперь этому верховному судье предстояло решить дело, уже предрешенное им незадолго пред сим на совещании синедриона, бывшем по воскрешении господом Лазаря (Ин. 11, 50). оставалось придать уже готовому решению наружный законный вид, подыскав вину, заслуживающую уголовного осуждения, которую можно было бы приписать господу. Моисеев закон требовал в важном обвинении показания трех или, по крайней мере, двух свидетелей (Втор. 17, 6; Чис. 35, 30). Члены синедриона, ослепленные ненавистью к Узнику, решились для приличия соблюсти порядок судопроизводства, указанный в законе, и стали искать свидетельства на Иисуса, чтобы предать Его смерти. «люди, сами достойные осуждения, – замечает блаженный Феофилакт, – составляют вид судилища, чтобы показать, будто умертвили Его по суду». скоро явились лжесвидетели, привлеченные, быть может, приманкою мзды или же советами, убеждениями и приказаниями начальников, находившихся в заседании синедриона. но все показания этих людей, усердствовавших не по разуму (Рим. 10, 2), оказались недостаточными для уголовного обвинения: они были так сбивчивы, заведомо ложны и противоречивы, или касались таких мелочей, что даже озлобленные враги спасителя не считали возможным воспользоваться ими для своей цели. наконец выступили два лжесвидетеля, привлекшие особенное внимание судей: показания их казались правдоподобнее и подавали членам синедриона некоторую надежду на желательный исход дела. При начале своего открытого служения, во время первой пасхи, Господь, изгнав торжников из храма, сказал иудеям, требовавшим у него знамения: разорите церковь сию и треми денми воздвигну ю. святой евангелист замечает, что Он глаголаше о Церкви тела Своего и что, по воскресении Его, ученики вспомнили эти слова и поняли смысл их (Ин. 2, 19, 21, 22). но лжесвидетели или не могли припомнить точных слов господа, или, что вероятнее, замечая желание судей, намеренно извратили их, придав особый смысл к обвинению Узника. они говорили: мы слышахом Его глаголюща: могу разорити церковь Божию и треми денми создати ю, – Аз разорю церковь сию рукотворенную и треми денми ину нерукотворену созижду. в сих словах можно было усмотреть явное пренебрежение к святыне храма и намек на какой-то замысел о ниспровержении существующего храма, как бы не соответствующего своему назначению, и о замене его каким-то другим. все это отзывалось хулою на Бога, а за такое преступление в законе Моисея была положена смертная казнь (Лев. 24, 15, 16). впрочем, по некотором размышлении, эти лжесвидетельства не были признаны удовлетворительными: смысл их не был вполне ясен. судьи ожидали, что Господь, отвечая на ложные показания, даст повод уловить Его в слове. но он, по предречению древнего пророка, не отверзал уст своих и был безгласен, яко овча, ведомое на заколение, и яко агнец пред стригущим его (ис. 53, 7). и что мог бы сказать своим врагам Божественный Узник? время обличений прошло; оправдания не могли убедить тех, для коих неубедительны были знамения, а изъяснение таинственного смысла слов о воскресении, искаженных лжесвидетелями, было бы встречено неверием.
