Сельский Священник - Записки сельского священника
При ремонтировках церквей, церковных домов, устройстве новых иконостасов и т. под. причт представляет благочинному смету; благочинный утверждает; причт подаёт её при прошении преосвященному и просит разрешения, как на самую работу, так на нужную для неё сумму, сбережённую церковью. Консистория предписывает благочинному наблюдать за прочностью работ, за точным выполнением сметы и, по окончании работ, представить подробный отчёт; но того, каких именно, в действительности, церковь требует исправлений, столько ли нужно материалу и стоит ли означенная работа тех денег, которые положены в смете, и даже, нужно ли производить означенную работу, не нужно ли сократить её или расширить, — об этом консистории не имеют и понятия. При таких порядках можно испросить разрешения суммы, и «Бога не боясь и человек не срамляясь», построить себе домик, как делается это, вчастую, в гражданском ведомстве. Представить отчёт, — и консистория будет довольна. Ей нужно только, чтоб было спрошено разрешение и израсходованная сумма не превышала сметы. Если же сметной суммы окажется недостаточно, то консистория разрешит и дополнительную. Ни нужд церкви, ни работ она не видит. Но если б даже и видела, то от этого церкви ни лучше, ни хуже не было бы, потому что все мы: местный священник, благочинный, член консистории и преосвященный — вышли из одних технических и инженерных институтов, — все мы не знаем ровно ничего по этой части. При сметах наших бывает всегда так: что подрядчик скажет, и за сколько с ним священник порядится, то в смету и положит: скажет подрядчик, что для починки крыши нужно 100 пудов железа, окраски — 10 пудов масла и 4 пуда медянки и пр. и за работу 150 рублей, так священник внесёт и в смету, так утвердит и благочинный, так разрешит и преосвященный, в этой сумме потребует отчёта и консистория. Напиши священник, что на ту же самую работу нужно и материалу и рабочим вдвое больше, — преосвященный утвердит и это; напиши, что нужно вчетверо меньше, — утвердит и это. Словом: пиши, что угодно, — утверждено будет всё одинаково. Но за то после консистория строго проследит отчёт, проверит со сметой, и в случае превышения расхода противу сметы, задаст священнику такого жару, что не открестишься, не отмолишься никакими способами, — и штраф отдашь на бедное духовенство, и пожалуй прибавишь, под час, при этом небольшую толику и не на бедное.
Консистории поручают надзор за работами и потом свидетельство работ благочинным. Но благочинные в работах ничего не смыслят сами; уследить, действительно ли вышло материалу столько, что внесено в смету, — для этого нужно быть при работах и день, и ночь неотлучно; это, разумеется, невозможно. Вызывать инженеров, — не по средствам церкви. Мастеровые иногда ошибаются сами, а иногда для того, чтобы втянуть в поправку, показывают, при осмотре ветхостей, нарочито материалу меньше того, что требуется на самом деле. От этого не редко случается то, что материала недостаёт в средине самых работ. Требовать разрешения дополнительной сметы во время самых работ, — дело немыслимое, по той причине, что его можно дождаться только к следующему лету; покупать материал выше сметы, — значит заведомо напрашиваться на штраф; оставить работу до следующего лета, положим, хоть бы полуоштукатуренною церковь, с подмостками и лесами, — дело хуже штрафа. В таких обстоятельствах и выручает безгласная сумма. Священник покупает материал, производит работу, отчёт же отдаёт в той только сумме, какая означена в смете. Дело оканчивается тем, что и консистория покойна, и работа произведена, и священник цел. Значит: все эти сметы, разрешения и свидетельствования не имеют ровно никакого смысла, и служат только к обременению духовенства и унижению его. Отдавать работы на материалах самих подрядчиков духовенство не находит выгодным, имея всегда пред глазами дурные казённые постройки, производимые под наблюдением архитекторов.
Наше мнение по этому делу таково: священнику вверен приход, вверен и храм его. И по праву, и в действительности он есть попечитель храма в полном смысле этого слова; у него есть помощник, — церковный староста (в сёлах церковные старосты, лично, не имеют никакого значения: он не только не приобретёт сам ничего, но, в большинстве случаев, за ним самим нужен надзор и надзор). Общими силами, по грошам, собирают они деньги; общими силами охраняют церковь от излишних расходов; сама церковь принадлежит приходу. Никто, кроме прихожан, не построит церкви и не исправит её ветхостей. Следовательно, и нужно дать полную свободу действий в её ремонтировках прихожанам же и во главе их , — местному священнику и доверенному от прихожан, — церковному старосте. Посторонние лица, кто б они ни были, и сколько б ни вмешивались в дела церкви, никогда не могут принести ей ни малейшей пользы. Все посторонние радетели могут быть вполне уверенными, что более приходского священника им не порадеть. У всех на глазах: где священник деятелен и любит благолепие храма, — на церковь всегда приятно взглянуть, хотя приход и не отличается достаточностью; где же священник относится к ней небрежно — церковь всегда заброшена, хотя приход и достаточный; не помогут тут и консисторские радения. Многолетние опыты доказали, что ни благочинный и ни консистория не приносили, не приносят и не будут приносить, и не могут приносить ни малейшей пользы, сколько б они ни высказывали своей заботы. Благочинный ещё может, иногда, собрать прихожан и повлиять на них в исправлении ветхостей церкви; может повлиять и при подряде на работы и сбавить цены, но консистории сделать в пользу церкви не могут ровно ничего. Священникам и церковным старостам консистория не доверяет; но, при этом, она не обращает внимания на то, что ими же собраны и деньги, в которых она не доверяет им. Деньги могли быть собраны, могли быть и не собраны и коль скоро собраны, то по одному уже этому названные лица имеют право на полное доверие в расходе. Такое недоверие не может не быть обидным. Да, не в обиду будь сказано, не консисториям, рассылающим по нашим церквам ненужные бланки и книги, заботиться о наших церквах!...
Итак, повторяю, я нахожу справедливым дать полную свободу прихожанам, с приходским священником во главе, ремонтировать свои церкви, как им угодно; консисториям же, в известное время, сообщать к сведению. При устройстве новых иконостасов, проект иконостаса должен быть предварительно представлен епископу на рассмотрение, и именно в тех видах, чтобы сохранить узаконенную временем их форму.
XXXII.
Священник есть учитель веры и нравственности народа, — лицо, испытанное епископом, лицо, которое он ставит в иерея, «прилежно истязавше». В каждом священнике епископ может быть уверенным, и действительно на каждого русского православного священника можно вполне надеяться, что он не будет проповедывать народу ни ереси, ни безнравственности и ничего, возмущающего спокойствие государства. Можно вполне надеяться, что поучения его будут всегда согласны со словом Божиим. Но, однако ж, как к поведению его, так и к слову его приставляется дозорщик, называемый цензором. Если священник испытан и не подал повода подозревать его в нечистоте его веры, то зачем же дозорщик? Да он и смотрит не за чистотою проповедуемых им христианских истин; он смотри исключительно за тем, чтобы слово его было написано красно, со всеми правилами риторики. Цензор есть, ни более ни менее, как школьный учитель, со всеми приёмами школьного учителя, а священник, и в глазах своего начальства и цензора, есть школьник. Цензор не дозволит ничего пастырю церкви, как мальчишке, сказать: 1) резко обличающего пороки общества и 2) если слово его не отделано по всем правилам искусства. Иной цензор пачкает тетрадки священников, как у последнего мальчишки, забывая и о своём, и о пастырском достоинстве священника. И почему? Потому только, что ему дано право выражать чужие мысли на свой лад, что ему кажется, что известная мысль, была бы выражена лучше так, как представляется это ему, без всякого, конечно, на то доказательного основания. При этом и выходят иногда презабавные вещи, на которые следовало бы обижаться, если б они не были смешны. Однажды я подал свою проповедь цензору, городскому священнику, ныне протоиерею города Б. Л. Он измазал всю тетрадку так, что и взглянуть страшно. На другой год мне, случайно, назначили проповедь на тот же самый день. Я переписал так, как была перемазана в прошлом году, и подал тому же Л. Но он исчеркал мою тетрадку ещё хуже, чем в прошлом году, — не оставил в ней живого слова! То, что написал он сам, в прошлом году, теперь зачеркнул и против своих же слов наставил, по полям, заметок: «нескладно», «неясно», «повторение» и т. под. Вообще, можно бы только смеяться над ребячеством наших цензоров, всех без исключения, но дело в том, что они подают о своих замечаниях преосвященным, и этим можно навлечь неприятное о себе его мнение. Это и заставляет некоторых священников сидеть целые месяцы над каким-нибудь одним листом, много двумя. Не подумайте, однако же, что цензора наши какие-нибудь Массильоны17 Ничуть не бывало, это народ, учившийся на те же медные гроши, как и мы грешные. В одно время в нашем городе был цензором некто А.; он теперь кандидатом, по крайней мере в его собственном воображении, на архиерея; он свои очередные проповеди или списывал с печатных целиком, или сшивал из разного тряпья. Но за то пачкать у других куда был горазд! Цензора́, за немногими исключениями, в самом деле считают себя каким-то особым народом и ужасно грубо обращаются не только с молодыми священниками, но даже с самыми почтенными старцами, которым школьничество совсем уже не по душевному их состоянию. А так как без штрафов мы жить не можем, и штраф у нас в каждом деле на первом плане, то и здесь обойтись без него было бы обидно: «за нерадиво составленное очередное слово» полагается штраф 3–4 рубля. Точно также налагается штраф за неподачу проповеди совсем. Некоторые священники и предпочитают отдать 3 рубля прямо без хлопот, — тем более, что не многие из цензоров отказываются от рублёвки или фунта чаю при приёме проповеди, чтобы не мазать.