Лев Прозоров - Мы не «рабы», а внуки божьи! Языческая Русь против Крещения
В степной окраине земли вятичей, в городе Мценске (что, кстати, не так уж далеко от родных мест Пересвета и Осляби), до середины XV века держалось язычество. «В лето 6923(1415), правящу скипетры великого княжества Василия Димитриевича и брата его Андрея Димитриевича (сыновей победителя Куликовской битвы. – Л.П. ), в пределех и градех и во всех весех неверующих просвещаху во Христову веру. Во граде Мценске мнози (беша) неверующими во Христа Бога нашего. Тогда послани беша от князей великих вой со многим воинством и от митрополита Фотия пресвитер (по преданию – Иоанн). Живущии мцяне устрашишася и ратоваша на них, и одержими бяху слепотою». Это уже начало XV века, а тут целый город – пусть и не из самых крупных – приходится, словно полтысячи лет назад, огнем и мечом загонять в речную купель.
В тех краях и в XIV, и даже в XVII веке упоминаются ещё вооружённые экспедиции местных воевод против деревень (! – стало быть, речь не о татарах-кочевниках) нехристей. Очень любопытны местные предания о разбойниках – неизменно колдунах, один Кудеяр чего стоит.
Любопытный источник представляют подчас и записи о зарытых в тех краях кладах – так называемые «кладовые записи». «И есть каменная закладь по пояс человеку, и двои ворота и при той заклади было жилище, и от того жилища в полуночную сторону есть превысокий холм, и на том холму стоят четыре сосны.
Между теми соснами лежит камень, а под тем камнем лежит посуда медная и серебряная. От того холма в правую сторону на сосне вырезана харя человеческая и на другой сосне харя… и от той сосны прямо вырезан человек с луком и стрелою, и от той приметы была келья потаённая».
Это описание очень напоминает какое-то языческое святилище, причём святилище славянское – судя по основной части с идолами на север от жилой – как на горе Богит. В бору Белая Грива у озера Соловецкого росли дубы, у которых, по преданию, было становище разбойников. На дубах имелась резьба – человеческие лица и лезвие полумесяца (не Перунова ли секира? Ведь дубы – деревья Громовержца).
В одно из деревьев был врублен медный крест – отчётливый знак того, что место почиталось прибежищем языческих Богов. Так насекали кресты на почитаемых камнях от Западной Двины до Северной. По преданию, у города Ромны до XVII века стоял каменный кумир Перуна, к которому 20 июля собирались за прорицаниями «колдуны и ведьмы».
На западе, на землях Великого княжества Литовского и Русского, язычество тоже держалось крепко. Когда в 1414 году умер последний верховный Криве, Криве Кривайто, автор латинской «Церковной хроники» отметил, что прекратил существование «сан некогда очень важный в делах святых и судебных во всей земле Литовской, Пруссии, Литве, Жемайтии, Куронии, Земгалии, Ливонии, Латгалии и даже в землях кривичских руссов». Оказывается, и в начале XV века Криве сохранял авторитет для потомков кривичей – а этого не могло быть, не будь значительная их часть язычниками.
Еще до Куликовской битвы, где-то в середине XIV века в Неревском конце Господина Великого Новгорода безвестный адресат бросил на землю обрывок бересты с гневным обличением в адрес нехристей: «…слезы проливаются перед Богом. За то гнев Божий на вас мечет, язычники. Так что покайтесь в том беззаконии!» Ныне это послание известно, как грамота № 317.
В Новгороде Великом и в Пскове в конце XV века объявились любопытные люди – так называемые стригольники. Одни считают их еретиками-вольнодумцами, другие – колдунами, не реформировавшими христианство, а привносившими в него языческую старину с её суевериями.
И хотя многие из стригольников принадлежали к духовному сану, это не мешало им высмеивать высших церковных иереев и проповедовать право обращаться к Богу не только в церкви, а там, где потребуется (вся Природа – храм), исповедоваться земле и т. д.
На крестах-оберегах, полученных от этих святых отцов, мог оказаться с обратной стороны ворон или изображение соединённого мужского и женского «срама». Впрочем, это всё же одна из первых ласточек «народного православия», симбиоза новых форм и старого, языческого, содержания, нежели собственно язычество.
Вот что пишет про украины Новгородской земли архиепископ северного города Макарий в письме великому князю Ивану Васильевичу, будущему грозному царю Русской земли: «Слышав… прелесть кумирскую около окрестных градов Великого Новаграда: в Вотской пятине, в Чюди, и в Ижере, и около Иваняграда, Ямы града, Корелы града… и по всему Поморию Варяжского моря… до Лопи до дикие…
Еже мы прияхом от святого великого князя Владимера святое крещение – во всей Русской земли скверные мольбища идольские разорены тогда, а в Чуди, и в Ижере, и в Кореле, и во многих русских местех… скверные мольбища идольские удержашася и до царстве великого князя Василия Ивановича (1505–1533 годы. – Л.П .).
Суть же скверные мольбища их: лес и камение, и реки, и блата, источники и горы, и холмы, солнце и месяц, и звезды и езера. И роста рещи – всей твари (всему существующему, Природе. – Л.П.) покланяхуся яко богу и чтяху и жертву приношаху кровную бесом – волы и овцы и всяк скот и птицы».
«Во многих русских местах» – эту фразу часто лукаво опускают, цитируя жалобы архиепископа Новгородского. Дабы создать благостное впечатление, что уж к XVI веку, собственно, Русь покрестилась полностью и без остатка.
Если кто и пребывал в язычестве, посещая «скверные мольбища идольские» и «жертву приношаху бесом», – так это всякие там лесные племена, чудь, корела, ижора. Вот только отчего-то список «мольбищ» обрывается на «дикой Лопи» – а уж она-то пребывает в язычестве-шаманизме едва ли не по сей день! Речь, выходит, идёт о «русских местах», о посёлках и погостах русских поморов.
А кто там жил – двоеверцы или всё же язычники? Судя по тому, как встречали зачастую местные жители иноков, речь нередко шла о людях, не желавших терпеть рядом с собою христианский культ.
Во многих областях русского Севера ещё в XVII веке было большой проблемой основать обитель или «пустынь». И не из-за диких зверей, суровой природы или злобных инородцев, а из-за враждебного отношения местного – русского! – населения.
Освоение этих земель христианской церковью производилось исподтишка, по-партизански. Жития основателей многих монастырей расписывают нищую и полуголодную жизнь своих героев, чуть ли не впятером в землянке посреди глухого леса.
А места окрестные не были безлюдны – там жили люди, вольные русские звероловы и землепашцы, вот только не желавшие отчего-то видеть рядом с собою служителей христианского бога, его «воплощённых ангелов».
Антония Сийского изгнали вместе с «братией». Трижды поджигали келью нашего знакомца Кирилла Белозерского. Изгнание постигло Дмитрия Прилуцкого и Стефана Мохрищского, Александра Куштского и Арсения Комельского. Адриан Пошехонский, Агапит Тотемский и Симеон Кичменгский были в борьбе с местным населением убиты.
Как видим, жители отдалённых углов Новгородчины ещё в московские времена не только приносили в жертву волов и овец на «идольских мольбищах», но и убивали проникающих к ним монахов. То есть были скорее сознательными язычниками, чем двоеверцами.
В новгородском «Уставе преподобного Саввы» XVI века предлагается задавать на исповеди такой вопрос: «не сблудила ли с бабами богомерзкие блуды [61] , не молилася ли вилам, или Роду и Рожаницам, и Перуну, и Хорсу, и Мокоши, пила и ела?» Е. Аничков, опубликовавший этот фрагмент, предполагает, будто вопрос этот своим существованием обязан «книжной традиции» – с тем же успехом можно представить себе, как сегодня на исповеди священник спрашивает прихожан про общение с гуситами или стригольниками. По «традиции». Исповедальные вопросы это, собственно говоря, инструкция, жанр сугубо практичный и злободневный, чуждый всяческой «традиции» и не предполагающий, как хотелось господину Аничкову, «воспоминаний» о полутысячелетних древностях. Если в XVI веке такой вопрос задавали на исповеди, это может означать лишь одно – кто-то совершал подобные «проступки» именно в это время. Разумеется, на исповедь приходили двоеверцы и двоеверки, а вот «бабы богомерзкие», вместе с которыми прихожанка могла впасть в «поклонение истуканам» и «пожирание идоложертвенного», скорее всего были чистыми язычницами.
В XVII веке немецкий путешественник И. Вундерер, осматривая остатки лагеря Стефана Батория, видел под Псковом каменных идолов – Перуна с мечом и молнией, стоящего на змее, и Хорса с солнечным крестом.
Один из этих идолов был найден уже в Новое время, в 1894 году, судьба второго осталась неизвестной. К сожалению, немец не смог или не захотел сообщить, продолжалось ли почитание виденных им кумиров.
На другом краю русского Севера, в Вятской земле, тоже долго держалась старая вера. Митрополит Геронтий писал вятичам: «Вы… делаете злые дела: обидите святую соборную апостольскую церковь, русскую митрополию, разоряете церковные законы… разоряете церкви».
