Архиепископ Никон Рождественский - Меч обоюдоострый
Увы, и простецы способны заразиться тем же самочинием, каким заражаются и мудрецы! Если мудреца ослепляет самомнение, то простеца ослепляет его невежество. А общая причина одна и у того, и у другого — недостаток церковности в воспитании. Ни тому, ни другому никто в свое время не внушал, и им в голову не приходило, что в деле веры и жизни во Христе у нас нет своей воли, своего смышления: надо все, решительно все, проверять разумом Церкви и принимать в свою душу, в свое сердце, проводить в свою жизнь только то, что отвечает духу Церкви, учению ее, преданиям ее, заветам ее. В вопросах сомнительных лучше сознавать свое невежество, немощь своего ума, чем мудрствовать по своему смышлению. Церковно-воспитанный человек постоянно стоит на страже своего сердца, своего мышления: так ли я думаю? не погрешить бы, да посмотрю-ка я у святых отцов? А что говорят митрополит Филарет, епископ Феофан-затворник, что пишут старцы подвижники: Макарий Оптинский, Георгий-затворник и другие? Не говорю уже о научных трудах по православному богословию, во всех его отраслях в творениях авторитетных архипастырей и учителей Церкви... Сознавая или, по крайней мере, ощущая себя инстинктивно, живым членом Церкви, он будет всячески оберегать свое религиозное миросозерцание от самомалейшего уклонения от учения Церкви, он будет постоянно искать живого общения и с теми, кого Церковь поставила руководителями в вере и жизни для чад. Он будет таким образом впитывать в себя самый дух церковности...
Я боюсь, что не все поймут, что я говорю: так далеко современность увела христиан от настоящей церковности! На явлениях отрицательных это будет понятнее.
У преподобного Аввы Дорофея рассказывается об одном монахе, который, когда ему говорили доброе о ком-либо из братии, уничтожал каждого и говорил: «что значит такой-то? Нет никого достойного, кроме Зосимы и подобного ему». Потом начал и сих осуждать и говорить: «нет никого достойного, кроме Макария». Спустя немного, начал говорить: «что такое Макарий? Нет никого достойного, кроме Василия и Григория». Но скоро начал осуждать и сих, говоря: «что такое Василий и что такое Григорий? Нет никого достойного, кроме Петра и Павла»... Преподобный Дорофей говорит ему: «поистине, брат, ты скоро станешь и их уничижать». И действительно: чрез несколько времени он начал говорить: «что такое Петр и что такое Павел? Никто ничего не значит, кроме Святой Троицы»... Чем же кончилось? Он возгордился и против Самого Бога, и лишился ума...
Пусть простят меня имебожники, мнящие «страдать за имя Божие», если напомню им недавнее прошлое. Год тому назад они просили, желали, чтобы на Афон был послан русский епископ, ибо на месте у них не было авторитетного лица, который разъяснил бы им их недоразумение. Казалось, не было нужды для таких разъяснений лично являться на Афон епископу из России: достаточно было вопросить кого-либо из нас, епископов, и положиться на то, что решение будет дано вполне согласное с учением Церкви. Никто из нас не решился бы от своего смышления отвечать на такой вопрос, не проверив себя, и подготовился бы к ответу... Но пусть так, пусть нужно личное присутствие русского архиерея. Известно, что скоро слово сказывается, да не скоро дело делается. Пока С. Синод решил послать меня на Афон, тамошние самозванные богословы уже порешили, что не только архиепископ Антоний волынский, но и Синод, и Патриарх — еретики... «Что Антоний? Что Никон? Что даже Синод и Патриарх? Вот — собор соберите: тогда мы послушаем!» Но, ведь, послания двух вселенских патриархов, писанные по обсуждении дела 12-ю митрополитами — патриаршим Синодом, послание нашего Св. Синода, принятое без всякого возражения всеми иерархами Русской Церкви, определения Св. Синода, касающиеся новой ереси, — все это стоит если не вселенского, то, по крайней мере, поместного собора? Во всяком случае, не то, что какой-то самочинный соборик 302 полуграмотных монахов в Андреевском скиту или нескольких сот таких же простецов в Фиваиде, решавших и постановлявших свои определения, изгонявших из обителей православномыслящих иноков... Ведь, с канонической точки зрения, такие «соборы» надо бы считать бесчинными сборищами, если бы не считать их просто детскими затеями... А вот, подите же: для имебожников эти «соборы» важнее постановлений и решений нашей церковной власти, решений вселенского патриарха, хотя на сих сборищах полуграмотных самочинников не было ни единого епископа. Но им и этого мало: они уже кричат в глупых, враждебных церковной власти газетах: «подавайте нам вселенский собор быть компетентным решителем нашего спора!» Но не надо быть пророком, что если святая Церковь, как любящая мать, снизойдет и в этом их желанию, если для них, для их успокоения и соберет собор, по своему значению почти вселенский, то они не подчинятся и сему собору, и раз отпадшие от Церкви главари их не подчинятся решению собора и останутся в ереси...
Такова психология всякой ереси, всякого заблуждения!
И опять скажу: пусть не посетуют на меня имебожники: чем дальше отходят от Церкви, в духе, в мысли, их вожди, тем все ощутительнее становится для истинных сынов Церкви их отделение, как в живом теле чувствуется отмирание, отпадение члена, зараженного гангреною... Больно, что вот православные русские люди, да еще иноки, обещавшие Богу жить иначе, чем простые смертные миряне, иноки, бросившие мир и вся яже в мире, ради спасения душ своих, нарушив завет святых отцов — не пускаться в догматические исследования, их уму простому недоступные, впали в грех ереси, заболели тяжким грехом гордыни и осуждения всего тела Церкви, начинают заражать этою болезнию других, здоровых членов тела Церковного и наконец — отпадают от Церкви прежде, нежели сама Церковь отсекла их формальным судом... Да, больно это чувствовать!..
И должен бы об этом подумать в уединении своей родовой усадьбы их вождь, пока еще не лишенный сана, хотя и запрещенный в священнослужении, иеросхимонах Антоний Булатович! И вместо того, чтобы строить там какой-то приют для противящихся Церкви своих единомышленников, — пойти к святейшему патриарху вселенскому, пасть к его стопам, смириться и раскаяться в своем лжемудрствовании! Ведь, его обращение возвратило бы в Церковь ту тысячу несчастных простецов-монахов, которых он увлек за собою, которые не хотят — и слава Богу, что не хотят уйти от Церкви, считая себя, — увы! — в заблуждении своем — православными! Меня тронул рассказ киевского первосвятителя, что когда один, мнящий себя истинным сыном православной Церкви, боярин предложил имебожникам, приютившимся в Киеве в ожидании своей участи, отвести им землю в своем имении и построить монастырь, с тем, чтобы они «легализировались», то есть, записались особою сектою, и были независимы от Св. Синода — все они в один голос заявили, что они такой независимости не желают, что хотят пребывать в Церкви Православной, только не хотят подписывать отречения от ереси, ибо считают свое учение правым...
До боли жаль этих несчастных, в простоте своей непонимающих, что первым, непременным условием единения с Церковию есть восприятие ее учения, во всей его полноте и чистоте, и подчинение своего смышления учению пастырей, Богом поставленных. И какой страшный ответ даст Богу тот, кто является виновником этого упорства, кто захватил в свое влияние их незрелые умы, кто овладел их простыми сердцами, если они пребудут вне лона церковного, если умрут такою же смертью, будут погребены таким же погребением — без отпевания по чину церковному, как несчастный игумен Арсений!
Слышите ли вы это, Антоний Булатович?.. Или и эти мои строки назовете лицемерием и «ужаснетесь ужасом велиим», как это было — если только было — при чтении моего «доброго слова к имеславцам»?..
Смею думать, что под сими моими строками подпишутся все святители православной Церкви, по крайней мере — самый смысл их, самую суть моих желаний, несомненно, разделят все до единого! Киевские простецы-имебожники сердцем чувствуют непреложную истину, что только в единении с Церковию возможно спасение; они не могут только разобраться в той путанице понятий, какую в их души внесли вожди еретического движения, и боятся, как бы не изменить мнимой истине. Во всяком случае, можно думать, что если вы, о. Антоний Булатович, строящий, как говорят, у себя в имении какой-то приют для своих единомышленников, предложите им поселиться в этом приюте с тем, чтобы «легализовать себя», как особую секту, то они отвергнут и ваше предложение, как отвергли предложение именитого графа: в этом отношении сии простецы стоят куда выше вас, хотя вы и мните себя просвещеннее их! И мы надеемся, что они скорее вас примирятся с материю — Церковию и отвергнут осужденное ею ваше лжеучение...
Живы ли мы?
(Мое доброе слово верующим интеллигентам)
Часто приходится слышать от людей верующих, да и самому повторять: тяжелое время! вера гаснет в сердцах, зло надвигается отовсюду, а отпора ему нет, жить тяжело!
