Эммануил Сведенборг - О небе и его чудесностях и об аде, Как слышал и видел
396. Все удовольствия истекают от любви: что человек любит, он то и чувствует как удовольствие и нисколько не находит его в другом источнике; из этого следует, что какова любовь, таково удовольствие. Все удовольствия телесные, или плотские, истекают от любви к себе ц любви к миру, равно как и всякая похоть и ее наслаждения; напротив того, все удовольствия душевные, или духовные, истекают от любви к Господу и от любви к ближнему, и оттуда же исходит любовь к благу и к истине и внутреннее довольство. Эти роды любви с их удовольствиями влияют свыше от Господа и небес путем внутренним и исполняют внутренние в человеке начала; но другие роды любви с их удовольствиями влияют от плоти и мира путем внешним, идущим снизу, и проникают внешние начала. Поэтому насколько оба рода небесной любви принимаются человеком и проникают его, настолько внутренние, душе и духу принадлежащие начала раскрыты и взирают от мира к небесам; и, напротив, насколько оба рода мирской любви приемлются человеком и проникают волю его, настолько внешние, телу или плоти принадлежащие, начала раскрыты и взирают от небес к миру. По мере влияния и принятия этих любовей, сходят с ними наитием и удовольствия их; на внутренние начала - удовольствия небесные, а на внешние - удовольствия мирские, ибо, как было сказано, всякое удовольствие принадлежит любви.
397 Небеса сами по себе таковы, что полны удовольствий (jucundis), так что, рассматриваемые в себе самих, они суть не что иное, как блаженство и удовольствие, потому что Божественное благо, исходя от Божественной любви Господней, образует небеса вообще и в частности в каждом жителе их, а Божественная любовь состоит в том, чтобы вполне и от самого внутреннего начала хотеть всем блага и счастья; поэтому сказать: небеса или небесная радость - это одно и то же.
398. Небесные удовольствия невыразимы и неисчислимы, но, несмотря на их бесчисленность, нет в них ни одного, которое бы человек, живущий в телесном, или плотском, удовольствии, мог познать или которому он мог бы поверить, потому что внутренние его начала, как было сказано, смотрят от небес к миру, т.е. вспять. Кто вполне предан удовольствию телесному, или плотскому, или, что то же, любви к себе и к миру, тот находит удовольствие только в почестях, в выгодах и наслаждениях тела и чувств, которые гасят и глушат внутренние, небесам принадлежащие удовольствия до того, что люди не верят их существованию. Такие люди весьма бы удивились, если бы кто им сказал, что помимо удовольствий тела и плоти есть другие; и еще более, если сказать им, что заменяющие их небесные удовольствия бесчисленны и таковы, что удовольствия телесные и плотские, относящиеся преимущественно к почестям и выгодам, не могут быть даже сравнены с ними. Из этого видно, почему неизвестно, что такое небесная радость.
399. Как велико небесное удовольствие, можно понять из того одного, что там для всех удовольствие состоит в том, чтобы сообщать свои удовольствия и свое блаженство другому; а так как это свойственно всем небесным жителям, то ясно из этого, как необъятно небесное удовольствие, ибо на небесах, как было уже сказано (н. 288), все сообщаются с каждым и каждый со всеми. Такое сообщение истекает из обоих родов небесной любви, т.е. из любви к Господу и любви к ближнему; и той и другой любви свойственно сообщать удовольствия свои другим. Любовь к Господу такова, потому что любовь Господня любит сообщать другим все, что Ему принадлежит, ибо Он всем желает блаженства. Подобная любовь свойственна и всем любящим Его, ибо Господь пребывает в них; отсюда происходит и взаимное сообщение ангельских удовольствий; из последующего будет видно, что такова и любовь к ближнему. Из всего сказанного ясно, что этим любовям свойственно общение своих удовольствий, но не таковы любовь к себе и любовь к миру. Любовь к себе отнимает у других всякое удовольствие и присваивает его себе, ибо желает блага только себе самой; а любовь к миру ищет отнять у ближнего всякое имущество его и присвоить его себе. Этим любовям свойственно только разрушать удовольствия других; если такая любовь сообщает что другим, то ради себя самой, а не ради других.
Таким образом, эти оба рода любви не общительны для ближнего, а разрушительны, если только удовольствие другого не составляет удовольствия этой самой любви. Мне несколько раз дано было постичь на самом опыте, что таковы любовь к себе и любовь к миру, когда они господствуют в человеке. Каждый раз как духи, обретавшиеся в таких любовях во время жизни своей на земле, приближались ко мне, удовольствие мое удалялось от меня и пропадало. Мне было сказано, что если такие духи приблизятся только к какому-либо небесному обществу, то удовольствие находящихся в этом обществе уменьшается по мере присутствия этих духов, - и тогда, что удивительно, злые духи эти находятся в своем удовольствии. Из этого я увидел ясно, каково было состояние духа такого человека, покуда он был еще в теле; ибо тогда он был совершенно таков, каким он стал и по отрешении от тела, т.е. он желал или домогался чужого добра и удовольствия и насколько успевал в этом, настолько находился в удовольствии. Из этого видно, что любовь к себе и любовь к миру разрушают небесную радость и, следовательно, совершенно противоположны небесным любовям, которые с ней заодно.
400. Однако должно знать, что удовольствие, испытываемое теми, что пребывают в любви к себе и к миру, по приближении их к какому-либо небесному обществу, есть удовольствие их собственной похоти и, следовательно, совершенно противоположное небесному удовольствию. Духи эти испытывают удовольствие похоти своей, когда они лишают небесного удовольствия или удаляют от него тех, которые находятся в нем. Но то бывает, когда нет этого лишения или удаления: они тогда не могут приблизиться, потому что по мере приближения своего они сами впадают в тоску и мучения; вот почему они и не решаются часто приближаться к небесным обществам. Мне дано было узнать это по многим опытам, о которых я скажу теперь несколько слов.
Духи, приходящие отсюда в ту жизнь, ничего большего не желают, как взойти в небеса; все ищут их, полагая, что значит быть на небесах, если только кого туда введут и примут. Так как они горячо желают этого, то они и возносятся к какому-либо обществу последних небес. Едва только те, что жили в любви к себе и к миру, приближаются к первому небесному порогу, как они начинают тосковать и до того внутренне мучиться, что скорее чувствуют в себе ад, чем небеса; поэтому они бросаются оттуда стремглав и только в аду, между своими, находят успокоение. Случалось также весьма часто, что такого рода духи желали узнать, что такое небесная радость, и, услыхав, что она пребывает во внутренних началах ангелов, они пожелали, чтобы она была им сообщена; это и было сделано, ибо все, что желает дух, не находящийся еще ни в аду, ни в небесах, если только это полезно, дается ему. Когда сообщение было совершено, они до того стали мучиться, что от боли не знали, что делать им с телом своим: они закидывали голову до самых ног своих, бросались на землю и, сгибаясь в кольце, корчились на ней, как змеи; все это было следствием их внутреннего мучения.
Вот каково действие небесного удовольствия на тех, что, живя в мире, предавались удовольствиям любви к себе и к миру. Это происходит оттого, что эти оба вида любви совершенно противоположны и что когда противоположное действует на противоположное, то это не бывает без боли; а как небесное удовольствие входит путем внутренним и влияет на противоположное удовольствие, то оно выворачивает или обращает в противоположную сторону внутренние, жившие в этом удовольствии начала, вследствие чего и происходят такие мучения. Эти любови потому противоположны друг другу, что (как сказано выше) любовь к Господу и любовь к ближнему хотят сообщить все свое другим и в этом находят все свое удовольствие; меж тем как любовь к себе и любовь к миру хотят все, принадлежащее другим, отнять и присвоить себе, и насколько это им удается, настолько они находятся в полном удовольствии. Из этого также можно узнать, почему ад отделен от небес: все находящиеся в аду, когда были еще на земле, жили в одних удовольствиях тела и плоти, по любви к себе и к миру; а все находящиеся на небесах, будучи еще на земле, жили в душевных или духовных удовольствиях, по любви к Господу и к ближнему. Вследствие противоположностей этих любовей небеса и ад совершенно отделены друг от друга, и даже до такой степени, что дух, находящийся в аду, не смеет выступить оттуда на один палец или хоть чуть выказать голову, ибо как только он это сделает, то мучается и страдает; и я видел это весьма часто.
401. Человек, живущий в любви к себе и в любви к миру, покуда он живет на земле, находит удовольствие в этих любовях и равно во всех от них происходящих наслаждениях; напротив того, человек, живущий в любви к Богу и в любви к ближнему, покуда он живет на земле, не находит явственного удовольствия ни в этих любовях, ни в добрых порождаемых ими чувствах, но только едва заметное наслаждение, потому что, сокрытое в его внутренних началах, оно заграждено началами внешними, принадлежащими его телу, и притуплено мирскими заботами. Но после смерти оба состояния совершенно меняются. Удовольствия любви к себе и к миру обращаются тогда в страшные муки и страдания, называемые адским огнем, а иногда в грязь и нечистоту, соответствующие их нечистым наслаждениям и доставляющие им тогда удовольствие. Напротив же того, смутное удовольствие и почти неуловимое блаженство, которое чувствовали на земле люди, жившие в любви к Богу и в любви к ближнему, обращаются тогда в небесное удовольствие, которое всячески постигается и чувствуется, ибо это блаженство, покуда человек жил на земле, скрывалось в его внутренних началах, а теперь оно раскрывается и чувствуется явственно, потому что человек стал духом и это удовольствие было удовольствием его духа.
