Игумен Иларион (Алфеев) - Таинство веры. Введение в православное догматическое богословие
Правда, Плотин говорит и о большем — именно о созерцании Верховного Начала (называемого Единое, Первоединое, Благое, Сущее, Все) и единении с Ним в экстазе блаженной любви. Однако экстаз и обожение Плотина не следует полностью отождествлять с соответствующими понятиями патристической традиции. Плотиновский экстаз есть результат умственной деятельности, размышления о Боге; философ не говорит о молитве как пути к боговидению, тогда как у христианских авторов созерцание Бога является плодом молитвенного труда. Обожение Плотина — это растворение в Едином, слияние с Ним до полной утраты собственной индивидуальности, «исчезновение» в Божестве, тогда как христианское обожение означает наивысшее приобщение к Божественному свету и причастность Божественной энергии без утраты своей личности, взаимообщение и взаимопроникновение Бога и человека как двух личностей, становящихся «равными». И главное — неоплатонизм не знает Христа как единственной Личности, открывающей человеку Божественную реальность в непосредственном опыте, не знает Бога, ставшего хлебом, пищей, питанием для души и тела. Кроме того, неоплатонический экстаз — сугубо интеллектуальный процесс, не предполагающий какого-либо участия тела в обожении: тело — лишь оболочка, темница, гроб, из которого надо выбраться, чтобы общаться с чистейшим Абсолютным Духом. Для христианина же обожение становится возможным только благодаря воплощению Слова, воспринявшего наше человечество и давшего нам Свое Божество, причем тело является полноправным участником процесса обожения и тоже приобщается к Божественной энергии, входящей «во вся составы, во утробу (во внутренности), в сердце» [365].
О том, что такое обожение, лучше всего могут сказать те, кто его достиг. Обратимся вновь к писаниям преподобного Симеона Нового Богослова, который подчеркивает, что единение с Богом — это освобождение от тленности и выход в иные миры, за пределы видимого, за границы интеллектуального познания:
О Бог и Господь Вседержитель!
Твоей красотою незримой
Насытиться сможет ли кто-то?
Твоей необъятностью, Боже,
Наполниться сможет ли кто-то?
Увидит ли кто-нибудь, Боже,
Лица Твоего сиянье,
Хотя бы ходил он достойно
Во всех Твоих повеленьях?
Великое, страшное чудо,
Невозможное совершенно -
Живя в этом тяжком мире,
В этом страшном и мрачном мире,
Унестись вместе с телом из мира.
О чудная страшная тайна!
Кто превзошел свое тело?
Кто, превзойдя мрак тленья,
Оставил весь мир и скрылся?
О, как легковесно познанье!
Как бедны все слова земные!
Ибо где человек тот скрылся,
Кто, пройдя это мир, унесся
За пределы всего, что видим?..
Насколько хлеб чистый и свежий
Дороже и слаще грязи,
Настолько и много больше
Все небесное выше земного
Для тех, кто его вкусили.
Устыдись, мудрецов всех мудрость,
Лишенная истинных знаний!
Простота наших слов на деле
Настоящую мудрость содержит,
Что к Богу близка живому…
А я через эту премудрость
Возрождаюсь и богом бываю,
Созерцая Бога во веки. [366]
Преподобный Симеон подробно говорит об участии тела в обожении. Бог «обнимает» и «целует» человека, тело которого, так же как и душа, всецело преображается и обновляется:
Но может ли кто более
Еще к Нему приблизиться?
И можно ль вознестись туда,
К безмерной высоте Его?
Когда я размышляю так,
Он сам внутри является,
Блистая в сердце немощном,
Меня Он озаряет вновь
Бессмертным осиянием,
Все органы телесные
Лучами освещая мне.
Всего меня объемлет Он,
Всего меня целует Он,
Себя же отдает всего
Мне, грешнику великому.
Любовью насыщаюсь я,
Безмерной красотой Его,
Божественнейшей сладостью,
Блаженством наполняюсь я.
И света причащаюсь я,
И к славе приобщаюсь я,
Сияет все лицо мое…
Все органы телесные
Бывают светоносными. [367]
Божество сравнивается с огнем, а человеческое естество с сеном; огонь охватывает собой сено, но не попаляет его:
Когда же я вне всех видимых вещей оказался,
Я очень испугался, видя, откуда исторгнут.
Узрев вдалеке будущее и поймать желая,
Я возгорелся огнем любви, и мало-помалу
Этот огонь неизъяснимо превратился в пламя
Сначала лишь в уме моем, потом же и в сердце,
И пламя любви к Богу источало во мне слезы.
Доставляя вместе с ними несказанную радость…
Оно, хотя и очень сильно внутри горело,
Не сжигало во мне вещества, подобного сену,
Находящегося в глубинах души, но — о чудо! -
Все это вещество всецело превращало в пламя,
И сено, соприкасаясь с огнем, не сгорало,
Но скорее огонь, охватывая собой сено,
Соединялся с ним, сохранив его невредимым…
Как, оставаясь неизменным и совсем неприступным,
Ты сохраняешь неопалимым вещество сена
И, сохраняя неизменным, все его изменяешь,
Так что это сено есть свет, хотя свет не есть сено?
И с сеном Ты, Свет, соединяешься неслитно,
А сено бывает как свет, изменившись неизменно. [368]
Бог остается Богом, и человек остается человеком, сено не смешивается с огнем, и огонь не попаляет сена, Божество не сливается с человечеством, и человечество не растворяется в Божестве. И вместе с тем соединение с Богом бывает настолько тесным и приобщение настолько полным, что весь человек всецело изменяется, преображается, становится богом по благодати. Преподобный Симеон называет обожение «чудной тайной» и «страшным таинством», о котором знают немногие. Однако он подчеркивает, что все Священное Писание говорит об обожении, и тот, кто достиг вершин боговидения, собственным опытом открывает все то, что скрыто в библейских образах и символах:
Кто перешел тот темный воздух,
Который назван был стеною
Царем Давидом, а Отцами
Наименован «морем жизни»,
Кто в пристань тихую вступает,
Тот блага вечные находит,
Ибо там рай, там древо жизни,
Там сладкий хлеб, вода живая…
Там купина огнем пылает,
Всегда горя и не сгорая,
Там обувь тотчас с ног спадает.
Там расступается пучина,
И я один иду по суху…
Там я нашел скалу крутую,
Что вечно мед мне источает…
Там ел я манну — хлеб небесный…
Там видел жезл я Ааронов,
Что был сухим, но распустился…
Свою бесплодную там душу
Узрел я вновь плодоносящей,
Подобно дереву сухому,
Что плод прекраснейший приносит…
Там слышал: «радуйся во веки,
Ибо Господь всегда с тобою!»
Там слышал я: «иди, омойся,
Очисть себя в купели плача!»
Так сделав, я прозрел внезапно.
Там чрез всецелое смиренье
В гробу себя похоронил я,
Но сам Христос, придя с любовью,
Грехов моих тяжелый камень
От двери гроба отодвинул,
Сказав мне: «выходи оттуда!.."
Там я увидел жизнь иную -
Нетленную и неземную,
Которую Христос-Спаситель
Всем дарует, кто ищет Бога.
Там Царство Божие обрел я
Внутри себя — Отца и Сына
И Духа — Божество святое
И нераздельное в трех Лицах. [369]
Таким образом, человек, достигший святости еще в земной жизни, приобщается к Царству Божьему, соединяется со светом Святой Троицы и наполняется Божеством. Однако после всеобщего воскресения и Страшного Суда святых ожидает еще более полное блаженство и всецелое уподобление Богу, представить себе которое ум человеческий не в силах: «мы теперь дети Божии; но еще не открылось, что ' будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть" (1 Ин. 3:2).
Антология святоотеческих текстов
Когда человек придет в совершенство духа, вполне очистившись от всех страстей, и когда душа, по неизреченному общению, всецело вступив в единение с Духом Утешителем, как бы растворенная в Духе, сама сподобится стать духом, тогда все в ней делается светом, все — радостью, все — покоем, все — веселием, все — любовью, все — милосердием, все — благостью, все — добротой, и как бы погружается она в добродетели силы благого Духа, подобно камню, отовсюду объятому водами в океанской бездне. Таким-то образом, всемерно соединившись с Божиим Духом, уподобляются таковые самому Христу, имея в себе непреложные добродетели Духа и являя такие плоды. Дух сделал их внутренно непорочными и чистыми, потому… всегда и во всем сияют в них плоды Духа… Иногда человек входит преклонить колено, и сердце у него делается полным божественной энергии, душа… веселится с Господом, подобно невесте, радующейся о женихе… Случается также, что таковой бывает занят целые дни, но на один час обращается к молитве, и тогда внутренний человек бывает восхищен молитвой, и объемлется бесконечной глубиной (будущего) века, и ощущает он такую неизреченную радость, что всецело восторгается летящий и восхищенный ум его, и происходит в мыслях забвение обо всем земном мудровании, потому что его помыслы… как пленники, уводятся в божественное и непостижимое. Поэтому в тот час бывает с человеком, что, по молитве его, вместе с молитвой отходит и душа. А предлагающему вопрос «хватит ли у человека сил всегда пребывать в таком состоянии?» должно отвечать следующее: не бывает времени, когда бы благодать не сопребывала и не была укоренена в человеке, и в ком она пребывает, в том делается чем-то естественным и неотъемлемым… Иногда сильнее, иногда слабее она воспламеняет в нем огонь, и свет иногда озаряет его в большей мере, а иногда удаляется и тускнеет… и хотя светильник горит неугасимо, но иногда делается яснее, и тогда человек празднует как бы в большом упоении Божией любовью, а иногда и самый свет, являющийся в сердце, отверзает дверь еще более внутреннему и глубокому свету, так что человек, весь поглощенный этой сладостью и созерцанием, бывает уже вне себя… Прийти же в эту меру можно кому-либо не сразу и не легко; и только после многих предшествовавших трудов и подвигов, при многолетнем усердии, после испытания и различных искушений возможно достигнуть меры совершенного бесстрастия. Сим только образом истинный во всяком труде и самоизнурении, благодушно перенесший все искушения… человек сподобляется наконец великих почестей, духовных дарований и божественного богатства, и потом делается наследником Небесного Царства.
