Никодим Святогорец - Невидимая брань (издательство «ДАРЪ»)
Положи же себе в закон – всякий помысл, умаляющий в тебе убеждение, что все доброе от Бога, что без помощи благодати Его ты ни в чем не можешь преуспеть и что тебе потому на Него Единого должно возлагать все упование, всякий такой помысл почитать явно вражеским и как таковой с гневом отвергать и преследовать, пока не исчезнет. Дело Духа Святого в нас – души наши при всяком случае возводить к единению с Богом, возгревая сладчайшую к нему любовь и благуя уверенность в нем и крепкое на него упование; противное же этому – дело врага.
Он все способы и средства, какие только может изобрести, употребляет на то, чтобы душу расстраивать: наводит излишние страхования на сердце, увеличивает изнемогание души, не дает душе сохранить должные расположения и усладиться как следует ни на исповеди, ни при святом причастии, ни в молитве, но делает то, что она все это проходит без смиренного дерзновения и любви, страшливо и со смущением, делает, что душа оскудение религиозных чувств и лишение внутренней сладости, какие нередко случаются во время молитвы и других духовных упражнений, принимает с безнадежной скорбью, внушая ей, что такое оскудение не для ее блага попущено Богом. Но что значит, что все ее дела и труды ни к чему не ведут и что потому лучше бросить все это. И через это доводит ее наконец до такого великого смущения и безнадежия, что она и в самом деле начинает думать, будто все, что ни делает, бесполезно и бесплодно, и что Бог забыл ее совершенно и оставил. Но тут явная ложь. Пусть испытывает душа сухость и оскудение религиозных чувств и сладости духовной, но она, несмотря на то, может делать всякого рода добрые дела, следуя простой вере и вооружась святым терпением и постоянством. Впрочем, чтобы тебе лучше это понять и чтобы не послужило тебе во вред, если Богу благоугодно будет для твоего блага попустить в тебе или послать тебе такое оскудение духовного чувства и сладости, я изложу в следующей главе, какие блага происходят от смиренного терпения, какое показывает кто во время сухости и охлаждения сердца – да научишься не терять душевного мира и не быть поглощаему скорбью, когда придется тебе пострадать это ли или другое какое смутительное приражение помыслов и страстных движений.
Глава двадцать четвертая
Не должно смущаться оскудением духовных чувств и другими внутренними искушениями
Хотя в седьмой главе я уже говорил о сухости и охлаждении сердца и об огорчении, какое испытывает от того душа, но и теперь еще скажу нечто, что там не досказано, именно, что много пользы доставляют душе такое огорчение и сухость сердца или оскудение духовной радости и сладости, когда принимаем их и переносим со смирением и терпением. И если б человек знал наперед эту пользу, то, несомненно, не тяготился бы и не огорчился, когда случилось бы ему испытать такое состояние. Так как тогда он не считал бы этого горького оскудения внутренних духовных утешений знаком неблаговоления Божия, а видел бы в нем дело особенной к себе любви Его и потому принял то с радостью, как великую милость Божию.
Уже то одно не чуждо утешения, что такие состояния испытывают преимущественно такие лица, которые с особенною ревностью предаются на служение Богу и с особенным вниманием стараются избегать всего, что может оскорбить Его, и испытывают не в начале своего обращения к Богу, а уже после того, как довольно поработают Ему, когда довольно очистят сердце свое священною молитвою и сокрушением, когда восчувствуют некую духовную сладость, теплоту и радость и когда вследствие того положат всецело посвятить себя Богу и уже начнут это дело. И не видим, чтобы грешники и те, которые преданы суетам житейским и мирским, испытывали что подобное и подвергались таким искушениям. Из этого ясно видно, что эта горечь – честная и драгоценная трапеза, к которой Бог приглашает своих любимцев на угощение, и хотя она во время вкушения не так приятна, однако приносит нам многую пользу, несмотря на то, что это не видится, когда вкушаем ее. Так как душа, находясь в состоянии такой сухости, вкушая эту горечь и страдая от таких искушений и помыслов, о которых одно воспоминание приводит в трепет, отравляет сердце и совсем почти убивает внутреннего человека – находясь, говорю, в таком состоянии, душа научается не доверять себе и не полагаться на свое благонастроение и приобретает истинное смирение, которого так желает от нас Бог; к тому же воодушевляется взыскать теплейшей любви к Богу, тщательнейшего внимания к своим помыслам и сильнейшего мужества к перенесению таких искушений без вреда и выходит из этой борьбы с чувствами навыком приученными к различению добра и зла, как сказал св. Павел (см. Евр. 5, 14); хотя, повторю опять, она, не видя этих сокровенных благих плодов, смущается и бежит сказанной горечи, т. к. не желает и малое время пребыть без вкушения духовных утешений и без них всякое другое упражнение духовное почитает временем, напрасно потерянным, и трудом бесплодным.
Глава двадцать пятая
Всякие искушения во благо нам посылаются
Чтобы понятнее было тебе, как всякие вообще искушения посылаются Богом на пользу нам, прими во внимание, что скажу. Человек, по влечению растленного естества своего, горд, славолюбив, любит показность, крепко стоит за свои мысли и решения и желает всегда быть крепко ценим всеми, гораздо выше, нежели он есть на самом деле. Такое самоценение и самомнение крайне пагубно в деле духовного преуспеяния, так что одной тени его достаточно, чтобы не дать человеку достигнуть истинного совершенства. Почему человеколюбивый Отец наш небесный, премудро помышляя о всех нас, особенно о тех, кто искренно предал себя на служение Ему, искушениями, каким попускает найти на нас, поставляет нас в такое настроение, в коем легко можем избежать страшной опасности от этого самоценения и почти вынужденно дойти до истинного смиренного себя познания: так сделал Он со св. апостолом Петром, попустив ему трижды отвергнуться Его, чтобы он познал немощь свою и перестал надеяться на себя самого, и со св. Павлом, на которого после того, как восхитил его до третьего неба и открыл ему Божественные свои неизреченные Таинства, наложил некое докучливо-тягостное искушение, чтобы он, нося в себе такое указание на свое бессилие и ничтожество, преуспевал смирением и хвалился только лишь немощами своими и чтобы это величие откровений, каких сподобился он от Бога, не ввело его в превозношение, как сам он о себе свидетельствует: чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился (2 Кор. 12, 7).
Итак, Бог, движимый состраданием к этой несчастной беззаконной склонности нашей (высоко всегда о себе думать), попускает, чтобы на нас разными путями находили искушения, нередко очень тяжелые, чтобы мы, познавая немощь свою, смирялись. В этом Господь являет вместе благость Свою и премудрость, так как тем, что кажется наиболее вредоносным, наибольшую доставляет нам пользу, потому что смиряет, смирение же более всего потребно и благотворно для нашей души. Если таким образом все искушения даются для научения смирению, то следует, что и раб Божий, чувствующий в сердце своем сказанные горькие состояния – сухость, безвкусие духовное, оскудение духовных утешений – испытывает это, чтобы научился смиряться, подумав, что так бывает с ним по грехам его, что невозможно, чтобы кто-нибудь имел столь скудную всем душу, как он, и чтобы кто-нибудь работал Богу с такой холодностью, как его душа, и что такие состояния находят только на тех, которых оставляет Бог, а следовательно, и он оставлен, и оставлен заслуженно. От таких смиренных помыслов порождается вот какое благо: что тот, кто прежде думал о себе, что он – нечто, и нечто очень важное, теперь, по испытании горького врачевства, посланного ему свыше, начинает думать, что он наигрешнейший человек в мире, недостойный даже имени христианина. И поистине, никогда он не пришел бы к такому уничиженному мнению о себе и в такое глубокое смирение, если б не понудили его к тому эти особенные искушения, эта великая скорбь и горечь сердца, которые потому великая милость, Богом оказываемая в этой жизни душе, смиренномудренно Ему себя предающей, чтобы Он, как Ему благоугодно, исцелил ее такими врачевствами, какие один Он совершенно знает и находит необходимым для ее оздоровления и приведения в доброе состояние.
Кроме этого плода, приносимого душе сказанными искушениями через оскудение духовных утешений, бывают от этого и другие многие плоды. Сокрушенный такими внутренними тяготами прилагает все усилия, чтобы прибегать усердно к Богу за взысканием скорой помощи от Него, старательно делает все, почитаемое пригодным к уврачеванию душевной скорби и прогнанию горечи сердца и, чтобы избавиться на будущее время от такого душевного мученичества, полагает твердое намерение идти путем духовной жизни со всем вниманием к движениям сердца, избегая даже тени греха и всякой, даже легкой, неисправности, могущей отдалить его от Бога и Бога от него, каким бы то ни было образом. Таким образом, эта скорбь, которую он считал столь противной его целям и вредительной, бывает после этого для него жалом, позбуждающим искать Бога с большей теплотой и с большим рвением удаляться от всего того, что находит несообразным с волей Божией. Коротко сказать – все скорби и мучения, какие претерпевает душа во время внутренних искушений и оскудения духовных утешений и сладостей, не что другое, как устрояемое любовью Божией очистительное врачевство, которым очищает ее Бог, если она со смирением и терпением переносит их. И, несомненно, они уготовляют таким терпеливым страдальцам венец, стяжеваемый только посредством их, и венец тем более славный, чем болезненнее бывают мучения сердца, претерпеваемые во время их.
