Антон Тихомиров - Догматика без догматизма
Если мы свое упование возлагаем на этого Бога, «прилепляем» свое сердце к Нему, то наша вера является истинной. Но именно такой Бог не может быть выражен до конца в образах и понятиях этого мира, поскольку все они ограничены. Любой даже самый возвышенный образ может и должен в какой-то момент оказаться ложным, начать вводить в заблуждение. В конце концов слова «Бог есть» содержат в себе не больше истины, чем высказывание «Бога нет». Ведь Бог – по ту сторону бытия и небытия. В этом смысле атеизм, на самом деле, борющийся не столько с Богом, сколько с его примитивными или утонченными образами, может стать на определенном этапе союзником христианства, ибо помогает освободиться от привязанности к конкретным, ставшим непонятными, чуждыми, слабыми образам Бога, помогает прорваться к Богу Истинному, который за пределами всех наших образов и слов.
Не случайно некоторые богословы предлагали отказаться от самого слова «Бог», потому что оно вызывает слишком примитивные ассоциации. Когда мы говорим о подлинном, об истинном Боге, то имеем в виду Нечто совершенно иное, чем большинство людей (верующих или неверующих) понимают под этим словом. В этих предложениях есть смысл, но они нереалистичны. Хотя бы потому, что никакой замены этому слову нам все равно не найти.
Итак, истинный Бог – таинственен, неисчерпаем и абсолютно невыразим нашим человеческим языком. Только тогда наша вера будет истинной, а не еще одной формой идолопоклонства, когда она будет устремлена к Неведомому, Невыразимому и Непостижимому.
Глава 4. Таинственность, святость и личностность Бога
Бог трансцендентен. Это значит, что Бог находится во всех смыслах за пределами этого мира и за пределами нашего понимания. Но мы, тем не менее, не можем не иметь с Ним живых отношений. Он небезразличен нам. Он имеет к нам отношение. Все это можно выразить словами: Бог таинственен.
Тайна отличается от загадки тем, что тайну невозможно решить, разгадать. Она всегда остается таинственной. Чем больше в нее проникаешь, тем таинственнее она становится. И, кроме того, слово «тайна» подразумевает наше отношение к ней. Если мы называем что-то тайной, то мы, скорее всего, к этому небезразличны. Тайна притягивает, в отличие от загадки, к которой мы можем быть равнодушны. Бог является для нас в полной мере тайной. Никакие объяснения Бога не могут быть исчерпывающими. Таковые просто невозможны. Бога нельзя объяснить. Можно лишь изумляться, восхищаться Его тайной и страшиться ее. Все наши размышления – это, по большому счету и в первую очередь, лишь выражения этого нашего восхищения, изумления или страха. Тайну нельзя объяснить и оставить позади себя, как нечто «пройденное», – тогда она перестанет быть тайной. В тайну можно только снова и снова погружаться. Причем, чем больше погружаешься в нее, тем таинственней она становится. Если мы теряем из виду эту таинственность Бога, то мы легко впадаем в, так сказать, догматическую гордыню и считаем, что познали Бога или можем Его познать и описать. Но это невозможно. Более того: это было бы даже нежелательно, ведь познанное уже не так интересно, оно уже не захватывает по-настоящему. Бог же всегда остается тайной. И это первое и во многом определяющее, что мы, вообще, можем о Нем сказать. С этого, и именно с этого стоит начинать любую речь о Боге: Бог – это тайна. Истинное богопознание, истинное богословие состоит не в том, чтобы пытаться сделать тайну Бога менее таинственной, а, напротив, в том, чтобы искать все новые и новые способы изумляться этой таинственности Божьей.
Итак, Бог – это тайна, которая стоит за этим миром. Тайна неисчерпаемая, непостижимая, но бесконечно увлекательная и волнующая. Иными словами: Бог свят.
Мы привыкли слышать и произносить эти слова. Но из-за этой привычности, а также по целому ряду других причин от нас часто ускользает все их потрясающее значение. Слово «святой» сегодня мы понимаем, как правило, в этическом смысле. Святой в нашем обыденном восприятии – это нравственно совершенный, хороший. Однако изначальное значение этого слова другое. Святой исконно означает: совершенно иной, не принадлежащий этому миру, потусторонний. Уже от самих этих слов веет чем-то леденящим душу. Святое внушает трепет, даже ужас, но в то же время неодолимо влечет к себе. Вот этот смешанный с восхищением ужас перед непостижимым величием и абсолютной инаковостью Бога (это не то же, что часто звучит проповедях: страх перед наказанием за грех или что-то подобное) и называется в Писании благоговением или «страхом Божьим». Рудольф Отто предложил называть это чувство «нуминозным». Он так описывает то, что обычно именуется «страхом Божьим»: «Это ужас, полный внутренней жути, такой ужас, который не может внушить ничто тварное, даже самое опасное и сильное. Этот ужас имеет какой-то «призрачный» характер».
Собственно, из такого рационально необъяснимого ужаса и рождается религия. Не из страха, скажем, перед силами природы, как учат материалисты, а именно из этой иррациональной жути. Необъяснимый и неестественный страх, который человек иногда испытывает – это и есть корень религии. В самых примитивных формах религии люди, переживая такой страх, еще не связывают его с чем-то определенным. Например, просто говорят: «это нечистое место», или (что изначально то же самое) «это святое, священное место», они просто ощущают: «здесь что-то Иное». На более высоких ступенях религиозного сознания люди, пытаясь объяснить источник этого страха, так сказать, объективировать его, называют это привидением, призраком, демоном или другим мифологическим существом. Отто пишет в одной из своих статей: «Ужас, охватывающий на широких просторах залитых полуденным солнцем степей или в пугающей темноте ночи, отнюдь не предполагает наличия представления о каких-то духах или демонах, но может возникать совершенно спонтанно и лишь впоследствии облекаться в некое представление или же он может установиться и повторяться и без всяких конкретизаций предполагаемой причины этого ужаса».
В еще более высоких формах религии этот страх находит свое выражение в учении о святости, величии и всемогуществе Бога, нашей полной и абсолютной зависимости от Него, от Его воли. Но само исконное чувство остается в своей основе прежним, на кого бы оно ни было направлено.
Бог свят. Это значит, что Он вызывает в нас сильное чувство страха и влечения к Нему, нуминозное чувство. Не случайно в Библии при описании богоявлений говорится, что человек испытывает смертельный ужас. Моисей в страхе закрывает глаза перед несгорающим кустом. Исаия в храме восклицает: «Горе мне!». Петр в лодке молит Иисуса: «Выйди от меня, Господи!»… Перечень таких примеров можно продолжать и дальше.
Чтобы чуть лучше понять это чувство, можно вспомнить о «страшилках», которыми дети с огромным удовольствием (!) пугают друг друга в темноте, или о современных фильмах ужасов, показывающих нам невероятных монстров. Встреча с Богом, соприкосновение с Божественным должны рождать в человеке бесконечно более сильный страх перед таинственностью, непостижимостью и величием Господа. Многим знаком рассказ о том, как Лютер, когда он еще был монахом, служил свою первую мессу. Тогда он от ужаса перед священнодействием, перед Таинством Причастия чуть не убежал от алтаря. Бог свят – это не значит, что Он совершенен в моральном смысле и никогда не совершает ничего плохого. Значение этих слов куда глубже. Они говорят о том, что Бог таинственен, совершенно недоступен нашему разуму, обладает бесконечным величием и совершенно нам неподконтролен. Мы бессильные и нечистые предстоим перед этой непостижимой и бесконечной мощью Божественного. «Свят, свят, свят Господь!», – вот единственные слова, которые могут адекватно описать чувство человека в такой ситуации.
Итак, Бог таинственен, абсолютно непостижим и свят. Он совсем не похож на что-либо или кого-либо из нашего мира. Но в то же время, мы обращаемся к Нему, к этой тайне, как к живой Личности, ведь Бог имеет отношение к миру и к нам! Именно здесь для нас открывается возможность личностной речи о Боге. С этой непостижимой и волнующей тайной, что стоит за нашим миром, с этой всемогущей Волей, что пронизывает все сущее, мы можем иметь личные отношения.
Да, конечно, говорить о Боге, как о личности в том смысле, в каком мы применяем это понятие к людям, будет неверно. В нашем понимании личность – это индивидуальное существо, имеющее специфический набор отличительных черт. Такая личность всегда ограничена и несовершенна. Поэтому Бог такой ограниченной личностью не является. Как-то мне довелось услышать такие слова в молитве одного харизматического проповедника: «Господи, я хочу познавать Тебя, я хочу все глубже узнавать Твой характер!» Это и есть вопиющее принижение Бога, возведение Его до уровня ограниченной человеческой личности, индивидуальности. Бог это не такая личность, которую можно поставить в один ряд с другими. Бог – это нечто совершенно иное, чем человеческая личность.
