Рэймонд Франц - Кризис совести
В этом городе к нам также относились враждебно. Время от времени мальчишки выбивали все стекла в трейлере. Одкажды, вернувшись домой, я увидел, что трейлер — наш дом — повален набок. Меня снова арестовали и заперли на ночь в местную тюрьму, где буквально кишели клопы. Я не смог заставить себя лечь на тюремную койку и всю ночь просидел на пустой жестяной банке, оставленной кем–то в камере.
В 1944 году пришло приглашение на пятимесячные миссионерские курсы в Библейской школе Галаад Общества Сторожевая башня. После их окончания, ожидая направления на миссионерскую работу, я провел полтора года в путешествиях, посещая различные собрания в «кольце», которое охватывало Аризону и большую часть Калифорнии. Бывая на собраниях в районе Сан–Диего (штат Калифорния), я провел пять ночей в Бет–Сариме (что в переводе означает «Дом князей»). Это было большое здание, выстроенное Обществом и «хранимое» для верных людей древности, начиная от Авеля, где они могли бы поселиться после воскресения[19]. Судья Рутерфорд, страдавший заболеванием легких, проводил там зимы. Я помню, что это место показалось мне сказочным. Сан–Диего был красивым городом, там жили зажиточные высокопоставленные люди. Но я не мог понять, чем это место могло понравиться тем, о ком я читал в Библии, — что–то здесь не совпадало[20].
Получив свое первое направление во Францию, я не смог туда поехать, так как призывная комиссия отказалась выдать мне разрешение покинуть страну. Затем меня направили на остров Пуэрто–Рико. Перед моим отъездом в 1946 году Натан Норр, ставший теперь Президентом Общества (Рутерфорд умер в 1942 году), обратился к нам, отправлявшимся в разные страны в качестве «надзирателей филиалов», и подчеркнул, что, если мы желаем оставаться на миссионерской работе, нам необходимо избегать всего, что может привести к ухаживанию за девушками или женитьбе, потому что, женившись, мы не смогли бы выполнить задание[21].
Вскоре после приезда в Пуэрто–Рико наша «миссионерская семья», состоявшая из супружеской пары, семи девушек чуть старше 20 лет и меня, проживала вместе в двухэтажном доме с шестью спальнями. Хотя я следовал совету Норра и был очень занят (иногда проводя в неделю более 15 домашних занятий по изучению Библии), официальная политика по отношению к браку и обстоятельства довольно тесного жилья в доме все сильнее оказывали на меня давление. Борьба с дизентерией, затем паратифозная инфекция с ее последствиями, а позднее случай инфекционного гепатита помогали мало (я работал в конторе, пока болел дизентерией и паратифом, а с гепатитом оставался дома в течение только одной недели, хотя чувствовал такую слабость, что с трудом взбирался по ступенькам конторы). Это напряжение в течение восьми лет довело меня почти до нервного срыва. Я написал Президенту Общества, меня освободили от обязанностей в филиале (об этом я не просил) и разрешили вернуться в Штаты и заняться там разъездной работой. Вместо этого я попросил разрешения остаться в Пуэрто–Рико и был переведен в другой город. Хотя лично мне город Агуадилья не нравился, я попросился туда, потому что мне казалось, что работать там было нужнее.
Приблизительно через год меня назначили на разъездную работу, и я должен был посещать собрания верующих на своем острове и на соседних Виргинских островах (к востоку от Пуэрто–Рико). К тому же Общество периодически просило меня ездить в Доминиканскую Республику, где деятельность Свидетелей Иеговы была запрещена диктатором Рафаэлем Трухильо. Целью этих поездок, в основном, был тайный провоз в страну литературы Общества[22]. Я проделал это несколько раз, а затем меня попросили доставить петицию лично диктатору. Зная о том, что люди, попавшие к нему в немилость, обычно просто исчезали, я воспринял задание с некоторой тревогой и страхом. Приехав в город Сьюдад–Трухильо (теперь Санто–Доминго), я послал генералиссимусу телеграмму, представившись «североамериканским деятелем образования с информацией большой важности для Вас и Вашей страны». Я был удостоен личной аудиенции в Национальном Дворце и смог передать петицию ему в руки[23]. К моему удивлению, меня не арестовали, я продолжал свои периодические «тайные» поездки и ни разу не был задержан.
Позднее в 1957 году, когда начались жестокие преследования, всех американских миссионеров изгнали из Доминиканской Республики, а многих местных Свидетелей жестоко избивали и арестовывали. Самым крупным поводом для этого был отказ Свидетелей от «маршировки», требуемой военным законодательством, но существовало также серьезное религиозное сопротивление, священники и простые люди помещали в газетах пылкие заявления. Общество попросило меня съездить и проверить положение доминиканских Свидетелей. Незадолго до этого поручения я ездил туда с инструкциями для миссионеров и вернулся с детальными отчетами о преследовании, которые были подробно освещены в пуэрто–риканских газетах. Из источников, близких к Трухильо, мы узнали, что правдивая информация прессы приводит его в ярость. Я чувствовал себя человеком, взятым на заметку; помню, как в первую ночь в гостинице в Сьюдад–Трухильо мне досталась комната на первом этаже с окнами, открывавшимися наружу; кровать стояла у окна. Меня преследовало такое сильное чувство близкой опасности, что я спал на полу рядом с кроватью, на которой устроил некое подобие спящего человека. Однако я смог беспрепятственно выехать из страны и в последующие годы продолжал свои поездки.
Позднее Общество изменило свою политику по отношению к браку, и через тринадцать лет после приезда в Пуэрто–Рико я женился. Синтия, моя жена, присоединилась ко мне в разъездной работе. Экономические условия на островах были тяжелыми, значительно хуже сегодняшних. Мы жили с теми, кому служили, разделяли с ними их домишки, в которых иногда не было водопровода и электричества, и это впоследствии серьезно сказалось на здоровье моей жены. Иногда у нас появлялась возможность оставаться одним, но очень редко. Будучи молодыми, мы приспосабливались к существующим условиям.
Всего через несколько месяцев после свадьбы, когда мы работали на маленьком острове, жена сильно заболела гастроэнтеритом, очевидно, от плохой воды и несвежей пищи. Дом, где мы жили, принадлежал милой супружеской чете из Вест–Индии с очаровательными детьми. К сожалению, в доме было полно тараканов, которые вызывали панический ужас у моей жены. Вечером, перед тем как опустить москитную сетку, мы регулярно проверяли кровать, нет ли там тараканов. Я подозревал, что большая коробка с одеждой, стоявшая в углу, служила им прибежищем. Однажды я взял средство от насекомых, подошел к коробке и приподнял верхний слой одежды. Я быстро вновь опустил его, ибо в коробке копошились, как мне показалось, сотни маленьких тараканов, и я понял, что опрыскивание заставит их разбежаться по всему дому. Вдобавок к этому, каждую ночь нашу кухню (которая была рядом с нашей комнатой и единственным туалетом) посещала большая крыса — достаточно большая, чтобы передвигать на полках консервные банки.
У моей жены гастроэнтерит стал сопровождаться сильным поносом и регулярной рвотой. Мне удалось отвезти ее к единственному на острове врачу, и укол ненадолго остановил рвоту. Вечером того же дня она возобновилась, и все это вкупе с постоянным поносом довело Синтию почти до полного обезвоживания организма, Я пробежал около мили, чтобы разбудить доктора, и в его джипе мы привезли мою жену в маленькую клинику. Ее вены почти совсем пропали, и медсестры долго пытались попасть в них иглой, чтобы ввести салиновый раствор. Через несколько дней она смогла выписаться, но ее здоровье так никогда и не восстановилось полностью. Позднее к этому добавилась местная паразитическая инфекция.
Мы продолжали разъездную работу до 1961 года, а затем нас перевели в Доминиканскую Республику. Вскоре после нашего приезда был убит Трухильо.
В течение пяти лет жизни в этой стране мы были свидетелями падения четырех разных правительств, а в апреле 1965 года — войны, главные события которой происходили возле столицы, где мы жили. Большинство американцев и других иностранных подданных оставило страну. У нашей миссионерской группы не было ни малейшего желания покидать доминиканских Свидетелей Иеговы и бросать свое задание, так что мы узнали, что такое военное время. Ночи были наполнены треском сотен автоматов и пулеметов, уханьем ракетниц и тяжелых орудий. Днем битва утихала, и можно было выбраться наружу и заняться какой–нибудь деятельностью, хотя иногда нас укладывало на землю извержение автоматного огня. До сих пор я не представлял, насколько близко должна пролететь над головой пуля, чтобы услышать ее отчетливое жужжание, как от рассерженных пчел. Один солдат постарался утешить меня: «Об этом не надо беспокоиться. Ту, которая тебя убьет, ты не услышишь».
Оставшиеся 15 лет работы были совершенно другими, так как я провел их в международной штаб–квартире в Бруклине, в Нью–Йорке. Я описал предыдущие (до 1965) годы так подробно потому, что они в большей степени напоминают (хотя и сильно уступают ему по качеству) то, что апостол называет свидетельством подлинного служения Богу во Христе, говоря:
