Александр Кукушкин - Alma Matrix или Служение игумена Траяна
– Что будем делать, отец Наум? – Траяну был интересен ход мысли своего протеже.
– Если они не заступили на вахты, значит должны находиться в семинарии, никто ведь не разрешал им уезжать в пятницу, они могли уехать только в субботу. Нужно устроить вечером проверку, убедиться, что их нет, и брать объяснительные, – попытался быть логичным отец Наум.
– Так-то оно так, да не совсем, – отец игумен предложил присесть на скамейку напротив Успенского собора и насладиться теплым осенним вечером. Охранники уже выгнали за монастырские ворота фанатичных паломников, многочисленные вороны присмирели, усевшись на деревьях, стало спокойно и тихо. Траян еще со времен своего студенчества больше всего любил Лавру ближе к закату:
– Так, да не совсем. В их прошениях возможность отъезда в Москву сформулирована как «после окончания послушания», понимаете? Они нашли себе замену, этим их послушание вахтеров и закончилось, еще не начавшись, значит, они могли уехать уже сегодня. Да-да, звучит казуистически, но поверьте мне, именно это они напишут вам в объяснительных. И будут правы. Кроме того, не забывайте, что они иподьяконы, и их архиерей сразу узнает, что вы мешаете молодым людям нести столь ответственное и важное послушание необоснованными подозрениями. Мы можем делать с ними все что угодно здесь, в семинарии, но за ее пределами они не в нашей власти…
Отец Траян немного помолчал. Часы на лаврской колокольне пробили десять раз, в Академии начались молитвы.
– Предлагаю поступить иначе. Вы неплохо играете в шахматы, может быть помните в 2000 году, в Вейк-ан-Зее, еще блестящий Каспаров играл против Крамника партию, где на четырнадцатый ход потратил минут сорок. Не помните? Он задумался в простой ситуации и через сорок минут сделал совсем не обостряющий и будто невнятный ход, но им-то как раз выиграл всё. Когда у него спрашивали потом про эти сорок минут и его решение, он сказал, что «сделал ход из общих соображений». Нам нужен сейчас такой же ход. Из общих соображений. Потому что напрямую мы не достанем братьев Светловых.
Субботнее утро началось с того, что за завтраком четвертому курсу объявили о необходимости после последней лекции всем дружно направиться в Семинарский сад чистить его и облагораживать. Семинарский сад насадил прошлый проректор по воспитательной работе своими руками, нынешний проректор поддерживал его в порядке руками семинаристов. Четверокурсники были озадачены немотивированной агрессией со стороны инспекции, но ничего поделать не могли, смирились и работали лопатами, вилами и граблями с часу до четырех. После чего пообедали остывшим молочным супом с цветной капустой и пошли на всенощное бдение.
Вечером после отбоя дежурный помощник проректора, проверяя наличие студентов в спальнях, заодно сообщал четверокурсникам о грядущих воскресных послушаниях. Комната 310 пойдет после обеда на продовольственный склад, перебирать поступившие овощи. Комната 312 отправится к матушке Синицыной, чей муж так много сделал для блага Академии, что она даже после его смерти может продолжать пользоваться семинаристами в качестве бесплатной и безропотной рабочей силы. Комнате 315 предстоит покрасить новый дом одного из преподавателей, а комнатам 313 и 314 нужно будет посетить хозяйственный склад Лавры. Всем остальным было предписано в обязательном порядке явиться к дежурному помощнику после обеда в рабочей одежде, их собирались направить на всякие мелкие нужды.
Гонения начались.
Четверокурсникам было не привыкать, но их возмущало то, что работать приходилось в воскресенье, единственный более-менее свободный день. И, кроме того, работать приходилось только их курсу, тогда как другие отдыхали. Четвертый курс вообще был на особом положении в семинарии. Когда они поступали, отец Траян тяжело болел и вернулся к исполнению своих обязанностей только в ноябре. За два месяца молодые студенты успели сдружиться и разобраться в порядках духовных школ, проректор не успел завербовать осведомителей, упустил возможность расколоть курс на отдельные группы, не смог посеять в их душах страх и трепет перед инспекцией. Нынешние четверокурсники были неуправляемы и сплочены, им попадало больше всех, но бедствия их только закаляли. Траян называл этот курс потерянным.
Отец Наум интересовался у проректора, каким образом устроенные ковровые бомбардировки могут помочьнаказать отсутствующих в семинарии иподьяконов Светловых, но Траян ничего не объяснял. Отец Наум решил, что с наглыми москвичами ничего сделать не удастся и нужно ждать следующего шанса, а пока сосредоточиться на массовой травле четвертого курса. В понедельник во время обеда он с нескрываемым удовольствием направил их всех на разгрузку приехавшей фуры с картошкой. Это был перебор, это было уже слишком, администрация перегибала палку, общественность возроптала. Но четвертый курс все равно отправился разгружать.
Отцы Траян и Наум вышли на прогулку посмотреть, как работается семинаристам. Несколько десятков человек гнули спины под тяжестью мешков, ругались сквозь зубы и клялись никогда не забыть этого издевательства, а при первом удобном случае поквитаться. Отец Наум ощущал себя плантатором в южной колонии на Ямайке. Ощущения ему нравились, никогда до этого дня на него не работало разом столько людей. Траян тоже был, кажется, доволен.
– Знаете, батюшка, – сказал проректор, – сегодня вечером приезжают наши иподьяконы.
– Мне казалось, вы забыли о них.
– Нет, что вы, я только о них и думаю. Вы спрашивали меня, каким образом предпринятые нами меры связаны с ними. Они связаны с ними самым прямым образом, но всё очарование ситуации заключается в том, что даже я не знаю, как именно. Что-то должно случиться, что конкретно – не важно, но обещаю вам, это что-то случится непременно или сегодня вечером или завтра утром. Нужно немного подождать.
Отец Наум опять ничего не понял, но был рад услышать, что Светловы не останутся без наказания. В конце концов, это даже не справедливо, ведь их сокурсники уже третий день работают, а они в это время отдыхают в Москве. Траян с Наумом поравнялись с трудящимися семинаристами. Проректор шел как ни в чем ни бывало, спокойно разглядывая лаврскую стену, помощнику же было куда интереснее наблюдать за своими работниками. Внезапно один из них – огромного роста и могучего телосложения, тот самый, который заступал на вахту в Семинарском корпусе вместе с подушкой и одеялом – опустил мешок на асфальт, выпрямился, повернулся и стал смотреть прямо на отца Наума. Он сделал это очень медленно, но так, что уже в тот момент, когда он только начал опускать свой мешок с картошкой, отец Наум понял, что через секунду встретит его холодный взгляд. С таким поведением молодой помощник не сталкивался и уже хотел было спросить у отца Траяна подзабытое им имя этого нахала, как все семинаристы один за другим покидали свои мешки и стали провожать недобрыми взглядами человека, отправившего их на разгрузку семнадцати тонн.
– А вы смелый, – негромко сказал отец проректор.
– Я? – испуганно прошептал отец Наум.
– Семинаристы – гордый народ. Их можно отправить работать десять раз подряд, и они пойдут, потому что так устроена духовная школа, и они должны подчиняться. Но они не позволят унижать себя. Никто из моих помощников не рискует смотреть за тем, как они работают. Не рабы ведь они, в самом деле.
Вечером, ближе к отбою отец Наум пришел в кабинет отца Траяна доигрывать партию в шахматы. После случая на разгрузке картошки он уже не был уверен в себе, как прежде. Студенты Московской семинарии оказались совсем не такими беспомощными и безответными, как студенты его родной духовной школы, они могли дать отпор. Узнав этот неожиданный для себя факт, отец Наум проникся сильнейшим уважением к Траяну, умело управляющему ими на протяжении стольких лет, и стал еще больше ценить время, проводимое в обществе проректора. Не успели они возобновить игру, как зазвонил мобильный.
Траян резко поднял трубку, и отец Наум вспомнил, что он ждет того самого «чего-то», что поможет наказать вернувшихся иподьяконов Светловых.
– Да вы что, – проректор слушал старшего помощника с удивлением, – быть не может… Ладно, я сейчас буду… Пойдемте, отец Наум, нас ждет примечательное зрелище. Думаю, вы такого еще не видали.
Отец Наум действительно такого раньше не видел. Весь пол мужского туалета Семинарского корпуса был покрыт сантиметровым слоем густой жирной коричневой массы. Запах был невыносимым. Дежурный помощник и старший помощник обнаружили это безобразие во время вечернего обхода и до сих пор находились в шоке.
– Как они это сделали? – спросил Траян, достав из кармана рясы батистовый платок и пытаясь дышать через него.
– Скорее всего, просто кинули пару пачек дрожжей в унитазы аккурат после отбоя, – выдвинул рабочую гипотезу дежурный помощник, – и пошли спать. А оно полезло наружу.
