Сергей Фудель - Путь отцов
«…Упоенный любовию Божиею, в сем мире, т. е., в доме рыдания забывает все свои труды и печали, и по причине своего упоения делается бесчувственным ко всем греховным страстям…» (преп. Исаак Сирин, Д II, 688).
«Любовь к Богу естественно горяча и делает душу исступленною. Почему сердце, ощутившее ее, не может вместить ее и стерпеть, но по мере качества (своего) и нашедшей на него любви, видится в нем изменение необычное… Сим духовным упоением упоевались некогда Апостолы и мученики» (он же, Д 5–441).
«Любовь по качеству своему есть уподобление Богу, сколько оно доступно для смертных; по действу — опьянение души; по свойству — источник веры, бездна долготерпения, море смирения» (св. Иоанн Лествичник, Д. 5–440).
Вот обычные определения св. Отцов любви к Богу и состояния человека, ее стяжавшего. Тут не холодный расчет догматического понимания, который лежит у нас в папке с другими бумагами, а именно любовь к живому лицу человеческой истории — Богу и человеку, к Тому, чье мертвое тело пеленали Иосиф с Никодимом и Которому воскликнула Мария Магдалина: Раввуни!(Ин. XX, 16).
Святые Отцы средних и новых веков по преемству приняли от первохристианства его первую любовь, «которою упоевались Апостолы и мученики», и поэтому истинное монашество Востока можно назвать непрекращающимся первохристианством. Весь свой подвиг Отцы воспринимали первохристиански, т. е. не как расчетливое выполнение «должных» или «сверхдолжных» дел католичества, а как неутолимую жажду любви–сораспятия со Христом: «Глубоко уязвившийся любовию к Богу, — говорит преп. Никита Стифат, — не имеет достаточных к удовлетворению сего расположения сил тела: ибо в трудах и потах подвижничества нет насыщения сему его расположению. Находясь в состоянии, подобном тому, в каком находится томимый крайнею жаждою, ничем не может он до насыщения удовлетворить внутренней жгущей его жажды… Полагаю, что таким же сверхъестественным жаром любви пленены быв, и мученики Христовы не чувствовали мук и насыщения не имели, предаваясь им; но сами себя побеждали распаленным к Богу рвением, и всегда находили, что страдания их далеко отстают от меры их пламенного желания страдать за Господа» (Д 104–105).
Удивительно, с какой непосредственной ясностью жили Святые и Евангельские часы и минуты истории.
«Сказывал авва Исаак: «Однажды я сидел у аввы Пимена (Великого) и увидел, что он пришел в исступление. Я поклонился ему до земли, прося сказать мне, где он был? Принужденный объявить тайну свою, он сказал: «Мой ум был при кресте Спасителя в те минуты, когда при кресте стояла Богоматерь Мария и плакала. Мне бы хотелось так плакать всегда» (От. 404).
Отцы сказали нам слово, взятое из самого сердца первохристианской церкви: «любовь есть источник веры!» Этим словом они одновременно вскрывают всю причину нашего маловерия: мы потому не верим, что не любим, или — что то же самое — любим только себя. «Причина неверия — любление земной славы, как свидетельствует Сам Господь во Святом Евангелии: Како вы можете веровати, славу друг от друга приемлюще (Ин. 5, 44) (преп. Амвросий Оптинский, А — 37).
«Бог, имея попечение о нашем благополучии, дал нам заповедь: возлюбили искреннего твоего, яко себе самого (Мк. XII, 31). Было то некогда, когда у христиан было и сердце, и душа едина» (Деян. 4, 32); ныне тому противное видим. Ныне у христиан сердце противу сердца, и душа противу души, ныне… очень редко у кого бы на сердце любовь была. Уже бо «за умножение беззаконий иссякла любовь» (Мф. 24, 12). Христиане, горе нам без любви! Где нет любви, тамо нет веры; вера бо без любви не бывает» (св. Тихон Задонский, Т — 100).
С какой тоской о холодеющих людях говорили святые. «Умоляю убо тебя любовью.., — пишет св. Исаак Сирин, — не устудить в душе своей горячности любви ко Христу, ради тебя вкусившему желчь на древе крестном… Понуждай себя подражать смирению Христову, чтобы возгорелся скорее огонь, им в тебя вложенный» (Д II — 729).
«…Да обретешь ты Бога, Коего вожделеваешь» (блаж. Зосима, Д III — 111). Только тогда человек и обретает Бога, когда его словесная или внешняя вера становится верой горячего сердца и ума. «Есть в нас по естеству вожделение (к Богу), — и без сего вожделения к Богу нет и любви: ради сего Даниил назван мужем желаний (Дан. 9, 23) (преп. авва Исаия, Д I — 284).
«Кто Божественным желанием победил душевное расположение к телу, тот сделался неограниченным, хотя он и находится в теле. Ибо Бог, привлекающий вожделение желающего, без сравнения превыше есть всего, и не попускает желающему привязать вожделение свое к чему–либо из того, что после Бога. Итак, да возжелаем Бога всею крепостью вожделения нашего…» (св. Марк–подвижник, Д I — 518).
Вся сила любви в стремительности ее произволения. «Горячее произволение, — говорит бл. Зосима, — в один час может принести Богу более благоугодного Ему, нежели труды долгаго времени без него» (Д III. — 106).
В Патерике рассказывается: «Некоторые спросили авву Сисоя (Великого): если брат подвергнется падению, должно ли ему каяться в течение года? Он отвечал: жестоко слово это. Они сказали: и так — в течение шести месяцев? Он отвечал: — много. Они предложили сорок дней, а он и этот срок назвал излишним. Они сказали: сколько же ты назначишь? и еще скажи: если падет брат и случится вечеря любви, должно ли ему придти на эту вечерю? Старец отвечал им: нет, он должен приносить покаяние в течение нескольких дней. Верую Богу моему: если брат будет приносить покаяние от всего сердца своего, то в три дня примет его Бог» (От. 432).
«…Некая сила, — говорит св. Исаак Сирин, — окружает тех, которые с пламенною ревностию стремятся к Богу, надеются на Него и веруют Ему. Бог отражает на них, по сей причине, лютость диавольской злобы, и она не приближается к ним» (Д II — 721). «Распаляемые горячностью (они) бывают восхищаемы размышлением об уповаемом и уготовляют мысль свою к будущему веку» (он же, Д II — 718).
«Когда душа упоена радостию надежды своей, — говорит тот же авва, — и веселием Божиим, тогда тело не чувствует скорбей, хотя и немощно. Тогда оно бывает в силах подъять сугубую тяготу, не являя оскудения в силах.Так бывает, когда душа входит в оную духовную радость» (Исаак Сирин, Д II, 751).
Любовь к Богу как первоисточная сила своими подземными родниками питает веру, и человек доходит до конца пути.
«Сказываю тебе, — говорит Макарий Великий, — что видел я людей, имевших все дарования и соделавшихся причастниками Духа, и не достигнув совершенной любви, они падали… кто достиг любви, связан и упоен ею, тот погружен и отведен пленником в иной мир…» (Д. 1 234–235).
Эта сила любви к Богу горела у святых не один час, а долгие годы жизни.
«Память Иисусова растворится с дыханием твоим», — говорит св. Иоанн Лествичник (Д 5–365), и в этих словах прежде всего указание не на непрестанность молитвы, а на непрестанность любви, из которой, как из источника, вытекает непрестанность молитвы. Эта любовь жила в святых не из расчета наград или воздаяния в будущей жизни, а сама по себе, в своем настоящем, которое было у них началом вечности в Боге.
«Возлюби Его.., — говорит св. Исаак Сирин, — и не за то, что даст Он тебе в будущем, но за то, что получили мы в настоящем…» (Д II — 758). «Кто делает добро ради воздаяния, тот скоро изменяется» (он же, Д II — 747). «Причиной несовершенства Христова ваш (знакомый), — пишет в одном письме от. Амвросий Оптинский, — считает обещание Господом награды за исполнение Его заповедей. Но награда эта не есть какая–либо плата. Например, вырыл мужик яму и получил рубль. Нет. У Господа само исполнение заповедей служит для человека наградой, потому что оно согласно с его совестию; отчего водворяется в душе человека мир с Богом, с ближними и самим собой. Потому такой человек всегда бывает покоен. Вот ему и здешняя награда, которая перейдет с ним и в вечность» (АМ — 205). «Мы… совершаем добрые дела не ради воздаяния, но для сохранения данной нам чистоты» (св. Марк–подвижник, Д I — 540). Награда любви — в самой любви, или, как сказал св. Иоанн Златоуст, «возлюби Христа… в этом великая награда, в этом царство и радость, наслаждение и слава, и честь» (ЖМП — 1957, №4). Но истинная любовь к Богу не только не выходит из своего смирения, но и не замечает себя.
«Видел я некоего, — пишет бл. Диадох, — который все печалился и плакал, что не любит Бога, как бы желал, тогда как так любил Его, что непрестанно носил в душе своей пламенное желание, чтобы один Бог славился в нем, сам же он (чтобы) был как ничто. Таковый не ведает, что такое он есть… Ибо в великом вожделении смирения он не понимает своего достоинства…» (Д III, 13).
Апостольская любовь не замечает своего смирения, а смирение ни в чем не видит своей любви. Человек во всем себя забывает, помня всегда только одну Христову любовь. Века святых донесли до нас первохристианскую душу.
Впрочем, не только у св. Отцов, но и у всякого человека, искренне полюбившего Бога, рождаются какие–то особые, не наши, слова любви, и это важно знать, как указание на возможность следования путем Отцов. Есть одно замечательное письмо Достоевского от 1854 года, т. е. еще за четверть века до «Братьев Карамазовых», написанное, очевидно, в тот период, когда он, в какой–то своей малой мере, но подобно человеку из рассказа бл. Диадоха, тоже «плакал, что не любит Бога».
