Александр Мень - История религии (Том 4)
Приближенные, потакавшие распущенности тирана, обеспокоились: Дионисий ускользал из их рук. Они стали распространять слух, будто приезд Платона это хитрые маневры афинских политиков, которые, потерпев неудачу при Алкивиаде, якобы снова хотят покорить Сиракузы, пользуясь происками "софиста". Вскоре обстоятельства позволили враждебной Платону партии нанести удар группировке Диона. Дионисию принесли письмо, посланное Дионом во враждебный Карфаген, где тот требовал, чтобы все переговоры шли только через него. Дионисий, прочтя это письмо, пришел в ярость, поняв, что из него хотят сделать пешку в чужой игре. Он немедленно приказал арестовать Диона и тайно отправить в изгнание.
Наутро весь город бурлил: Дион уже давно пользовался любовью народа. И в самом дворце нашлось у него немало сторонников. С минуты на минуту мог вспыхнуть мятеж. Дионисий растерялся: он не ожидал такого результата. Ему пришлось заявить, что Дион не изгнан, а уехал с правительственным поручением.
Между тем Платон оказался в трудном положении. Дионисий под благовидным предлогом переселил его в крепость, где, якобы для охраны философа от толпы, была выставлена стража. По сути дела, это означало плен. При всем том правитель продолжал боготворить философа и требовал от него любви и преданности. Ему и раньше не давала покоя дружба между Дионом и мудрецом. Теперь он желал, чтобы Платон любил его одного и говорил лишь с ним. Таким образом, если в первый раз философа едва не погубила ненависть одного тирана, то во второй раз угрозой стала странная привязанность другого.
Узел этих мучительных и сложных отношений был внезапно разрублен вспыхнувшей войной. Дионисию пришлось расстаться с Платоном. Отпуская его, он обещал к весне вернуть Диона в Сиракузы.
Но война затянулась, и тиран не спешил выполнить свое обещание. Он писал Платону, чтобы Дион терпеливо ждал конца ссылки и не замышлял никаких козней.
Тем временем Дион приехал в Афины и стал постоянным посетителем Академии. Платон, который теперь связывал с ним все надежды на политический успех, усердно занялся образованием Диона. Он готовил будущего реформатора.
В Афинах Дион расположил к себе многих, очаровывая своей скромностью, сдержанностью и умом. Он присматривался к жизни города, и если замечал недостатки, то не порицал их, а с грустью говорил, что у себя на родине он видел то же.
Слух о популярности Диона, который расцвел под сенью платоновской Академии, дошел до Дионисия. Им снова овладел приступ ревности. Сначала он пытался заглушить его тем, что собрал вокруг себя новый штат философов, делал вид, что и без Платона может быть причастен любомудрию. Но скоро желание увидеть Платона разгорелось в нем с новой силой. Он опять стал писать в Афины. Старый философ с изумлением убеждался в том, что тиран не намерен отступить от своей цели. То он слал Платону ультиматум, требуя его приезда, а в случае отказа угрожал лишить Диона средств, то уговаривал Архита Тарентского послать в Афины человека, который убедил бы философа приехать. Писал он письма и Диону.
Все это не могло не польстить самолюбию Платона. Наконец в нем по-настоящему стали нуждаться! Правда, он уже знал цену царской благосклонности, но слишком сильно было в нем желание начать свой социальный эксперимент, и поэтому он был готов на многое закрыть глаза. В третий раз решил Платон испытать судьбу и отправился по знакомому пути в город, в котором перенес столько неудач и невзгод.
Дионисий был в восторге, он окружил Платона заботой и почетом. Но эта вспышка вскоре стала угасать, и Платон окончательно убедился, что Дионисий мог только болтать и не был способен провести в жизнь хотя бы один из проектов Платона. Единственным, кто мог бы это сделать, был Дион - философ, политик и умный дипломат. И Платон начал осторожно заговаривать с правителем о возвращении опального. Дионисий сначала уклонялся от неприятного разговора и обрушивал новые потоки милостей на философа, чтобы заставить его молчать. Видя, что это не помогает, он решил сломить философа силой. Тиран поселил Платона среди наемников, которые ненавидели афинянина и всячески его оскорбляли. Еще шаг, и мудрец мог оказаться в тюрьме или проданным в рабство...
И на этот раз Платона спас старый Архит, приславший в Сиракузы угрожающее письмо. Дионисию пришлось уступить, и он дал разрешение злополучному философу покинуть город. Говорят, когда они расставались, тиран спросил:
- Что же, Платон, ты, верно, много ужасов расскажешь про меня своим друзьям-философам?
- Помилуй,- рассмеялся Платон,- у нас и так много тем для бесед, чтобы нам вспоминать о тебе.- Он мог ответить своему мучителю только спокойным презрением.
Тем временем Дион уже успел навербовать немало сторонников среди афинян и эмигрантов. Он решил больше не ждать и выступить против тирана с оружием в руках. Он знал, что в Сиракузах недовольны Дионисием, и надеялся на поддержку народа.
Дион звал с собой Платона, но тот слишком устал от всех мытарств и отказался участвовать в походе. К тому же он был уже стар - приближалось его семидесятилетие. Платон все яснее чувствовал, что Академия для него единственное прибежище среди неудач и скитаний. Зато многие друзья Платона примкнули к Диону.
В 358 году пять кораблей, нагруженных оружием и отрядами наемников, двинулись под началом Диона к Сиракузам. Началась гражданская война.
Диону удалось застигнуть тирана врасплох: его не было в городе, и жители быстро перешли на сторону Диона. "Из тех сиракузян,- говорит Плутарх,- что были внутри городских стен, самые известные и образованные вышли в белых одеждах навстречу к воротам, а простой народ тем временем расправлялся с друзьями тирана и хватал так называемых "осведомителей" нечестивых, ненавистных богам людей, которые шныряли по городу, смешиваясь с толпой, все выспрашивали, вынюхивали и потом доносили тирану, каковы настроения и речи каждого из граждан" (20). Среди этого всеобщего восстания в город вступил Дион. Он был в блестящих парадных доспехах и походил на древнего героя. Дион провозгласил, что явился низложить деспотию.
Однако победа была закреплена не сразу. Уже после вступления Диона в Сиракузы Дионисий делал усилия овладеть положением и едва не рассеял отряды Диона. Но в конце концов все попытки были отбиты и тирану пришлось бежать.
Дион стал хозяином положения в Сиракузах. Когда Платон узнал об этом, он написал ему: "Взоры людей всей Земли,- может быть, это смело сказано,направлены в одну точку, а в ней главным образом - на тебя. Итак, будучи человеком, на которого обращено общее внимание, готовься показать себя древним Ликургом или Киром или любым другим, кто когда-либо, как казалось, отличался и характером и знанием государственных дел" (21).
Но оказалось, что торжествовать еще рано. Вскоре стали доходить слухи о беспорядках и борьбе за власть в Сиракузах. В 354 году мечта Платона рухнула именно в тот момент, когда она была так близка к осуществлению. Захватив власть силой, Дион сам пал жертвой насилия. Он был убит заговорщиками.
Платона глубоко потрясла смерть человека, с которым он был связан многие годы и на которого возлагал столько надежд. Горю философа не было предела. Казалось, какой-то рок разрушал все его начинания. Вместе с Дионом окончательно похоронил Платон свои чаяния. Сицилийское убийство представлялось ему самым страшным преступлением в истории. Платон писал, что заговорщики ему и всем людям причинили величайшее зло "тем, что погубили человека, желавшего жить по справедливости" (22). На смерть Диона философ написал элегию:
Древней Гекубе, а с нею и прочим, рожденным в ту пору,
Женщинам Трои в удел слезы послала судьба.
Ты же, Дион, совершивший такое прекрасное дело,
Много утех получилв жизни от щедрых богов.
В тучной отчизне своей, осененный почетом сограждан,
Спишь ты в гробу, о Дион, сердце пленивший мое! (23)
Философ рассматривал крах своих замыслов как горестную и нелепую случайность. Ему и в голову не приходило, что его Полис враждебен самым высоким и неотъемлемым правам и свойствам человека. Он проклинал низость и честолюбие тиранов, гражданские смуты и измену, которые помешали ему осчастливить людей. Смерть Диона навела его на мысль, что в мире действуют темные и косные силы, упорно противящиеся реализации идеала.
Но для памяти Платона неуспех его, пожалуй, был благом. Если бы сиракузский правитель действительно установил платоновский режим, то философ оказался бы в числе исторических преступников. В сознании человечества он жил бы не столько великим идеалистом, сколько основателем жестокого деспотического строя. И без того уже на его образ навсегда легло темное пятно, которое не могут смыть никакие ссылки на добрые побуждения Платона.
Добро без свободы неизбежно оборачивается злом.
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава двадцать первая
