Валентин Свенцицкий - Диалоги
Духовник. Например?
Неизвестный. Ну, например, я очень люблю музыку, светскую литературу, театр, я по-мирскому люблю жизнь природы -- цветы, пение птиц; люблю посмеяться, пошутить, поболтать в веселой компании, наконец, я курю... Конечно, всё это "мелочи", но отказаться от всего этого сразу -- я не чувствую себя в силах.
Духовник. А кто тебе говорит -- сразу?
Неизвестный. Это говорит Евангелие.
Духовник. Никогда! В Евангелии говорится о необходимости твёрдого решения идти за Христом. Говорится об идеале, к которому должен стремиться человек. Говорится о том, что человеку надлежит делать для достижения этого идеала. Больше того, там говорится, что Царство Божие силою берётся, что делающие усилия получают его. И апостолы научают, что многими скорбяминадлежит войти в Царство Небесное. Значит, совсем не "сразу". Подвижники, которые сами прошли путь спасения, познавшие на опыте все козни вражеские, открывшие для нас внутренний мир человека, изучившие "невидимую брань" духовную, осветившие светом благодатного разумения весь путь духовной жизни, -- с непреложностью установили то учение Церкви, по которому, наоборот, внутреннее устроение человека -- процесс медленный, постепенный, требующий великого терпения.
Неизвестный. А как примирить с этим слова Спасителя, сказанные человеку, хотевшему, прежде чем идти за Христом, "пойти и похоронить отца"? "Предоставь мёртвым погребать своих мертвецов". И другому, который просил отпустить его проститься с домашними: "...никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадёжен для Царствия Божия" (Лк. 9, 59-62).
Духовник. Это и есть требование окончательного решения идти за Христом, требование окончательного избрания пути, без оглядывания назад и без двоящихся мыслей. Здесь Спаситель ничего не говорит о возможности достигнуть совершенства "сразу", а только об этом окончательном решении не в мыслях, чувствах и намерениях, -- а в воле и в жизни.
Неизвестный. Допустим, теоретически это так. Но я не понимаю, как же практически можно установить постепенность? По-моему, например, так: если в театр ходить нельзя, так уж нельзя. Читать романы нельзя, так уж нельзя. Вести праздные разговоры в праздной компании с папиросой в зубах нельзя -- так уж нельзя. Нельзя танцевать, нельзя смеяться, нельзя шутить, петь, играть. Да всё нельзя! И кто мне скажет, как "постепенно" можно оставлять всё это? Какой внешний признак будет указан "временно допустимого смеха", "временно допустимых развлечений", "временно допустимого обмирщения"?
Духовник. Никто не укажет тебе такого внешнего признака. Его нет и не может быть, потому что "обмирщение" недопустимо вообще. Но речь идёт не о допустимости обмирщения, а о том, как от него избавиться и как достигнуть оцерковления в своей жизни. Православие не говорит о достижении сразу, а говорит о неизбежности большой внутренней борьбы и постепенном восхождении по лествице совершенства. Здесь "сразу" будет страшною опасностью, которая может подменить истинное благодатное состояние святости -- внешней фарисейской его подделкой.
Ты спрашиваешь, какой внешний признак будет указан допустимых развлечений? Тебе будет указано другое: внутреннее основание того процесса, в котором человек действительноосвобождается от обмирщения. Это основание -- духовный рост человека. Внешние самоограничения должны быть здесь не по букве закона, а в соответствии с внутренним процессом духовной жизни. Не сразу надо сказать человеку: брось мирские развлечения. Но и нельзя ждать, чтобы он бросил их без труда, без борьбы, когда он совершенно потеряет к ним всякое влечение. Надо знать момент, когда пора человеку поставить такую задачу. Надо знать не только, каково здесь требование закона, но и созрел ли данный человек для решения такой задачи. Формальный, "по букве" отказ "сразу" от всего мирского, потому что святые отцы "в театр не ходили, и папирос не курили, и в весёлой компании не сидели", -- при всей видимости истинности может оказаться не только бесплодным, но даже губительным для души. Здесь недостаточно знать учение о совершенстве -- здесь надлежит иметь духовное ведение. Книга -- великое дело. Но для того, чтобы пользоваться ею, нужна не мирская мудрость, а благодатная премудрость. Ведь как ни известна нам из подвижнических творений невидимая брань, как ни изучены в духовном опыте святых основные законы духовной жизни, -- всё же каждый человек не вполне такой же, как другой, и каждая жизнь человеческая -- особая, единственная и новая жизнь. Поэтому и книги сказать всего не могут. То живое, единственное, особое, что касается только этой жизни, постигается не мирскою мудростью, а премудростью благодати. Православные монастыри доселе сохранили живую практику истинного духовного руководства. И если хочешь по-настоящему понять православное учение о пути жизни духовной и о восхождении по лествице совершенства -- посмотри, какой там был дух. Чему учили старцы своих духовных детей? Было ли в словах их это исполненное мертвого формализма требование "сразу", кажущееся таким возвышенным, а в существе своём исполненное внешнего фарисейства? Вот послушай, как писали великие оптинские старцы о "мирских развлечениях". Имей в виду, что слова, которые я сейчас тебе приведу, писались девушке, живущей весёлой мирской жизнью, но стремившейся к монашеству:
"Таинство странное вижду и преславное: небо -- вертеп; престол херувимский -- Деву; ясли -- вместилище, в нихже возлеже Невместимый... Истинно -- чудо ужасное! и херувимский ум ужасается, как это могло быть? А между тем это было! И какое из сих чудес чудеснее, ум отказывается уразуметь. Цепенеет... Да, великое утешение св. Церковь даровала умному человеку. Так вот целый век и смотрел бы в бездну этих трёх строчек. А сколько ещё перлов рассыпано в духовных церковных песнях! Но земной ум не жалует этих драгоценностей, ибо понять их не может. Что петуху неоценённый рубин? Ему надо горошину. А нам доставляет утешение попрыгать по паркету, как какому козлёнку, нам бы похохотать до лому затылка, нам бы рожу какую-нибудь надеть, замаскироваться, и сколько ещё глупостей и нелепостей, поглощающих этот световидный дар неба -- ум наш. Впрочем, это я пишу не с тем, чтобы ты, моя искренняя, все рожи и бальные принадлежности разбросала и тем огорчила бы родных и чужих. А так говорю, чтобы ты знала, что творишь. И уж если набедокуришь -- исповедовалась бы Господу, и Он простит тебя".
И в другом письме ей же: "Вчера или 3-го дня о. М. сказал, что ты там всё пляшешь. Я ему советовал указать тебе басню Крылова "Стрекоза и муравей". К тебе она подходит. Та тоже любила масленицу и не жаловала поста -- всё плясала. Говорю это не в укор тебе, а чтобы ты знала настоящее положение вещей и при случае не теряла головы"...
И ещё: "Экая ты подозрительная! Опять взвела на меня клевету, будто я недоволен тобою. Да хоть бы ты и действительно увлеклась кем-нибудь, да как же я тебя не прощу? сам грешный человек. А ты даже и не увлеклась, а так просто, подружилась. Ну и Бог простит тебя, и я прощаю".
Требовал ли он от этой мирской девушки, чтобы она "сразу" отказалась от всего? Напротив, он и самую мысль о таком "немедленном" изменении жизни отгонял от неё как мысль вражескую. "Но вижу, ты желаешь, -- пишет ей старец, -- сбросив модные со шпорами башмаки и бальное платье, сию ж минуту сделаться святою, преподобною, сразу просветлеть. Нет, матушка, в деле духовном так не бывает. Тут на первом плане стоит терпение, за ним ещё терпение, и, наконец, всё это венчает опять-таки терпение" (иеросхим. Анатолий).
Вот голос истинного православия. Вот как старчество понимало процесс духовного перерождения человека, и это была не теория, а сама жизнь. Через пять лет после этих писем оптинский старец пишет той же девушке поздравление со вступлением на иноческий путь, в котором уже нет ничего ни о модных ботинках, ни о бальных платьях, а говорится: "Читай непременно каждый день Авву Дорофея или св. Иоанна Лествичника. В их книгах великая сокровищница уроков для духовной жизни. И если будешь идти указанным ими путём по силе твоей, -- верь, не погибнешь и наследуешь Царство вечное".
Неизвестный. Значит, вопрос переносится на внутреннее возрастание. Внешние ограничения -- это отчасти помощь для этого возрастания, отчасти -- следствие его?
Духовник. Совершенно верно.
Неизвестный. Что же содействует этому возрастанию в положительном, а не в ограничительном смысле?
