Анри Каффарель - В присутствии Бога (100 писем о молитве)
98. Вехи на пути
Сударыня, исполняя ваше пожелание, я постараюсь описать духовную эволюцию вашего мужа, но сделать это нелегко. Как, через какие этапы достиг он той сияющей внутренней жизни, производившей на всех столь глубокое впечатление? Это тайна Божия. Правда, на протяжении многих лет я был свидетелем и наперсником его духовных усилий, но самое важное происходило в нем, в глубине его души, куда я не имел доступа. Попытаюсь, однако, проследить решающие этапы его молитвенной жизни так, как я их себе представляю. Когда мы с ним познакомились, почти двенадцать лет тому назад, он был, как это вам известно лучше, чем мне, человеком глубокой веры. Почти всегда и во всем он вел себя как верующий человек: когда заболевал кто-либо из его детей, когда нужно было принять важное деловое решение, в то время, когда вы попали в серьезную аварию, первым его движением было прибегнуть к Богу. Вспомните, с какою верой в Отеческое попечение Божие любил он повторять слова Христовы: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам» (Мф 7,7). Однажды у меня создалось впечатление, что он вступил в новую фазу духовного развития. Во время одной нашей беседы мне стало ясно, что за последние месяцы его молитва преобразилась: он испрашивал у Бога уже не блага временные, но блага Царствия Его, и с какой настойчивостью! Когда я ему сказал, что просить Бога о наших временных нуждах совершенно законно, он не стал возражать, но тоном, произведшим на меня большое впечатление, привел слова Христа: «Не ищите, что вам есть, или что пить, и не беспокойтесь. Потому что всего этого ищут люди мира сего; ваш же Отец знает, что вы имеете нужду в том. Наипаче ищите Царствия Божия, и это все приложится вам» (Лк 12,29–31). В нем обитала живая жажда благодати, действие которой он все более и более ощущал в жизни; благодати, которая вела его к исправлению недостатков и влекла к более глубокой молитве; благодати радости и мира; благодати, которая, при его посредстве, касалась и тех, кто приходил к нему за советом — ведь именно в то время, как вы помните, он занялся одним юным правонарушителем. Несколько лет спустя я понял, что и этот этап уже пройден. Однажды, когда мы говорили о молитве, он привел мне такую фразу одного мистика: «Как велика разница между тем, кто приходит на праздник ради праздника, и тем, кто приходит туда, чтобы встретить Возлюбленного!» Сколько раз в последующие месяцы вновь и вновь встречались в его разговорах и письмах стихи псалмов, открывающих состояние его души: «Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней души ищу я; Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной» (Пс 62,2); «Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому: когда приду и явлюсь пред лице Божие!» (Пс 41,3); «Простираю к Тебе руки мои; душа моя — к Тебе, как жаждущая земля» (Пс 142,6). Общаясь с ним, я понял, что уже не блага мира сего, и даже, в некотором смысле, не блага Царствия желал он, ни также даров Божиих, но дара Бога, дара Самого Бога. Проходили годы; это желание его снедало: он жадно читал великих духовных авторов, знакомился с людьми, которые бы говорили с ним о Боге. Это было, как если бы он постоянно надеялся раскрыть некую тайну: средство встретить Бога, Который пленил его, и больше с
Ним не расставаться. Было нечто волнующее в этой потребности Бога, нетерпеливой и мирной одновременно, исходившей из самой глубины его существа, которая выдавала себя в его беседах со мной, и которая, несомненно, должна была выражаться в его молитве через проникновенные призывы. Я думаю, что ваш муж достиг тогда подлинной евангельской отрешенности: не через презрение к земным благам, но благодаря очарованию, какое оказывало на него Благо, несравненно более желанное. Затем пришло время, когда я был сбит с толку: я спрашивал себя, не затухает ли его рвение; я не ощущал больше биений его сердца, пылающего любовью к Богу. Тем не менее, я не беспокоился, ибо мир, радость, я бы даже сказал: Дух Святой, исходили от него. И свидетельством тому для меня было все возраставшее сияние. Именно в ту пору он приготовил ко крещению того учителя-еврея, которого вы приняли столь гостеприимно. Но я плохо различал, что именно совершала в нем благодать, до того дня, когда он сам, по собственной инициативе, дал мне к тому ключ, заговорив со мной о том, «что превосходит желание». Я стал его расспрашивать об этом. И вот почти дословно то, что он мне ответил: «На протяжении многих лет вся моя внутренняя жизнь поистине была ненасытимым желанием Бога. Затем однажды случилось так, как если бы это желание совершенно во мне умерло. Я очень испугался, я был убежден, что я утратил Бога. За ощущением напряженной жизни, какое производило во мне неудержимое желание встретить Господа, утратить себя в Нем, последовала пустота, духовная расслабленность, я уже больше не знал, верую ли я еще, и я был уверен, что больше не люблю, ибо я не находил в себе ни малейшего желания Бога. Вас тогда не было здесь, чтобы помочь мне понять волю Божию. У меня было ощущение, словно я вышел из затянувшегося самообмана. Я был в одно и то же время спокоен и опустошен, в том смысле, в каком говорят об опустошенной земле. Свет пришел ко мне тогда, когда я вспоминал с чувством ностальгии одну молитву, которая на протяжении предыдущих лет так часто вырывалась у меня: «Господи, я алчу и жажду Тебя!» Тут я впервые понял, что эта молитва не была достаточно нищенской. «Я алчу… я жажду…», это «я» было еще слишком выпячено вперед и слишком живо, тогда как оно должно было быть распято. Я постепенно отказался от благ земных, затем от благ небесных, теперь же мне следовало отказаться даже от самого желания Бога. В том смысле, что я не должен был больше желать единения с Богом ради себя, но ради Бога, что оно уже не должно было быть моим желанием, но желанием Бога во мне». Мы долго в тот день проговорили об этом новом этапе его молитвенной жизни. Когда несколько месяцев спустя вы сообщили мне, что он погиб в катастрофе, мне пришло на память одно место из «Жизни мусульманских святых» Эмиля Дерменгема, которое ваш муж мне приводил с глубокой радостью во время нашей с ним последней встречи: «Некий голос закричал мне: “О, Абу-Язид, чего ты желаешь?” — Я отвечал: “Я желаю ничего не желать, ибо я желанный, а Ты Тот, Кто желает”».
99. Это Ты
Ко мне пришел один студент-мусульманин: чтение «Заметок о молитве» вызвало в нем желание встретиться со мной. В конце нашей беседы, уже перед уходом, он мне сказал с исключительной любезностью, что желал бы оставить мне на память о своем визите и в знак признательности одну мусульманскую легенду, «которая, несомненно, вам понравится», — прибавил он и рассказал ее мне. Действительно, она настолько мне понравилась, что мое сегодняшнее письмо есть только пересказ ее вам. Однажды ночью один влюбленный, полный отваги и настроенный победоносно, явился к дверям своей возлюбленной. «Кто там?» — она спросила. «Это я!» — Но она отказалась открыть ему и жестко сказала: «Уходи». Молодой человек, обезумев от ярости, удалился, клянясь, что он ее забудет, что он ее уже забыл. Он отправился в путешествие по всему свету. Но он не нашел забвения. И любовь снова с непреодолимой силой привела его к дверям его возлюбленной. Вновь состоялся тот же диалог, что и в первый раз. Но, отправляя его, она прибавила краткую таинственную фразу: «Ты не произносишь единственного слова, которое бы мне позволило открыть тебе». Возмущенный, заинтригованный, удрученный, он ушел, но теперь не в поисках забвения в далеком путешествии. Гнев и страсть постепенно уступили в нем место мудрости. Его любовь, утратив неистовство, приобрела глубину, и после многих лет вновь привела нашего влюбленного к дверям его возлюбленной, робкого, смиренного и более пылкого, чем никогда прежде. Он скромно постучался. «Кто там?» Негромким голосом он отвечал: «Это ТЫ». И двери тотчас отворились. Мой гость не стал комментировать эту легенду, да и незачем было, не так ли? Она прозрачна, как воды горного потока. Творить молитву это стучаться в двери, за которыми пылает великая божественная жизнь, сияющая ослепительным светом любви и радости. Когда, освободившись от себя, сумев понемногу уступить место в своей душе Господу, тот, кто стучится, сможет поистине сказать: «Это Ты», тогда, наконец, откроется дверь для единения с Богом, столь долго желанного.
100. «Покой Божий»
Итак, вы сбиты с толку, потому что чувствуете в молитве склонность к покою, тогда как до сих пор вы в ней испытывали чувство напряженной активности духа и сердца. Не есть ли это стремление к безделью? — спрашиваете вы себя. Боюсь, что вы, подобно многим вашим современникам, недостаточно почитаете покой, относя все ваши симпатии к активности. Правда, необходимо различать. Есть покой и покой. Но заранее относиться подозрительно ко всякому покою, какое заблуждение! Есть покой, в котором только лень, небрежность, есть и другой, достойный уважения покой тех, кто стремится восстановить свои силы, чтобы лучше действовать.
