Виктор Алымов - Лекции по Исторической Литургике
Единородный Сыне и Слове Божий, бессмертен Сый, и изволивый спасения нашего ради воплотитися от Святые Богородицы и Приснодевы Марии, непреложно вочеловечивыйся; распныйся же Христе Боже, смертию смерть поправый, един Сый Святая Троицы, спрославляемый Отцу и Святому Духу, спаси нас.
В условия непрерывных споров с несторианами и монофизитами, которые называли Христа то простым сыном Марии, то всецело Божеством, такой догматически богатый и вместе с тем красивый тропарь имел большое значение. Не случайно его до сих пор присоединяют ко 2 антифону в начале нашей литургии.
Но обратим внимание на то, как развился и усложнился этот жанр по сравнению с первоначальными тропарями прп. Авксентия! Здесь уже семь строк, в которые втиснуто целое христологическое учение! Притом, конечно, император подаёт пример творческого отношения к богослужению. И гимнография сразу же делает ещё один блистательный виток своего развития: на амвоне Кирова храма Пресвятой Богородицы является прп. Роман Сладкопевец († 556 г.).
Это был исторический день 25 декабря, не совсем понятно какого года, словом, на Рождество Христово. Храм был, конечно полон. Появление Романа на амвоне вызвало ехидные смешки: все знали, что диакон поёт очень плохо (от волнения он заикался и терял голос). Но в этот раз все были поражены и потрясены. Роман невозмутимо развернул длинный свиток исписанного с обоих сторон пергамента и запел чистым, ясным, прекрасным голосом:
Дева днесь Пресущественного раждает и земля вертеп Неприступному приносит; ангелы с пастырьми славословят, волсви же со звездою путешествуют; нас бо ради родися Отроча младо превечный Бог...
Это была величественная богословская поэма собственного сочинения. И знатоки и ценители сразу увидели, что имеют дело с чем-то неслыханным. А простые люди, женщины и дети, конечно, увидели Младенца Христа — так ясно, словно они сами пробирались вместе с волхвами по заснеженным улицам маленького Вифлеема. И, взволнованные этим видением, они сначала робко, а потом всё смелее и радостнее стали подпевать рефрен: "...Отроча младо — предвечный Бог". Два события той ночи тесно переплелись между собой: явление Сына Божия в душах людей и явление в мир величайшего из православных поэтов.
Жизнь Романа очень быстро обросла легендами и сама превратилась в поэму, в "струну преславных слов Духа", как поёт о нём Церковь, утверждая: "Богородицу Марию имел ты учителем" (октябрьская Минея). И вот уже св. Марк Эфесский в своём "Известии о кондаках" пишет: "Творец кондаков — чудный Роман получил дар сей от Богородицы, явившейся ему во сне и подавшей свиток, с повелением съесть (ср. с Апокалипсисом: 10:9-11 "И взял я книгу из руки Ангела и съел ее; и она в устах моих была сладка, как мед..."). Исполнив это, он тотчас встал, — это было в день Рождества, — взошёл на амвон и начал петь: "Дева днесь..." (Цит. по книге митр. Филарета "Ист. обзор песнопевцев Греческой Церкви", стр. 168).
А достоверных сведений о Романе очень мало. Мы знаем только, что он был выходцем из той самой Сирии, которая дала Церкви Игнатия Богоносца, Ефрема Сирина, Иоанна Златоуста, Симеона Столпника и мистического философа Ямвлиха. Родился Роман в городе Эмеса на реке Оронт, где тогда же жил первый сирийский юродивый Симеон (пам. 21 июля). Роман получил разностороннее образование и хорошо знал своих сирийских поэтов, создавших форму т.н. "сугитты" патетического диалога между участниками библейского или житейского эпизода. Вскоре он и сам начал писать стихи, работал диаконом в Бейруте, а при имп. Анастасии (491-518 гг.) прибыл в КПль.
Здесь он вступил в клир храма, который назывался Кировым по своему основателю Киру, префекту КПля при имп. Феодосии Младшем. Кир был человеком, об уме и образованности которого ходили легенды. Якобы за это в него влюбилась жена Феодосия, императрица Евдокия, которая сама была умницей и философиней (увлекалась афинским неоплатонизмом). А сестра имп. Феодосия, Пульхерия, погубила обоих с помощью коварной интриги. Евдокию сослали в Палестину, где она, как мы помним, обрела первую икону Богоматери. А Кира насильно постригли в священно-монахи и отправили в Смирну, где бушевала тогда религиозная смута. "Кир прибыл в Смирну в самый день Рождества Христова, — рассказывает арх. Филарет, — Смирняне потребовали, чтобы он сказал им слово, надеясь найти в нём, как в светском человеке, незнание догматов. Кир взошёл на кафедру и сказал: "Братия! Молчанием почтим Рождество Бога Спасителя нашего Иисуса Христа: Он зачат в святой Деве только от слуха, Он — Слово; Ему слава во веки Аминь".
"Эти стихи так поразили смирнян, что Кир стал у них епископом" (Там же, стр. 161-162).
Эпизод почти анекдотический, но дающий хорошее представление о повальном увлечении поэзией. Несомненно, при Кировом храме поэты ценились по достоинству, что и помогло выдвинуться Роману Сладкопевцу.
Слава, внезапно пришедшая к нему, была устойчивой и всенародной. Сам имп. Юстиниан стал почитателем певца и пригласил его в свой главный храм Св. Софии. Здесь Роман получил все возможности для творчества. Он так и остался простым диаконом, постником и аскетом, но работал с невероятной продуктивностью, сочинив более 1000 кондаков(!).
Почти каждую воскресную всенощную он поднимался на высокий амвон и читал свою очередную поэму. И огромный храм всегда был переполнен. Приезжие из отдалённых провинций и горожане, утончённые интеллектуалы и простые ремесленники — все замирали в едином благоговейном молчании. Надо всё-таки отдать должное византийцам того времени. Они были людьми с несомненным религиозным вкусом. Они все, конечно, понимали, что это звучит голос великого поэта.
3. Кондак, как Жанровая Форма
Сам прп. Роман давал своим поэмам различные наименования: гимн, песнь, хвала, моление, прошение, псалом. А кондаком (точнее "кондакионом") тогда называли палочку, на которую наматывался пергаментный свиток. Только в 9 веке, когда произошла стабилизация состава богослужебных книг и жанров песнопений, появился термин "кондак", как обозначение жанра.
В современном значении кондак — это краткое песнопение в честь праздника или святого, которое по величине и структуре ничем не отличается от тропаря, стихиры, седальна и т.д. Но не такими были кондаки прп. Романа.
Это были произведения сложной жанровой формы, состоящие из заглавного тропаря и ещё 23 строф — куплетов (т.н. икосы). Всех куплетов, следовательно было 24 (по числу букв греческого алфавита) и начальные их буквы составляли акростих, скрывающий имя автора.
Начальный тропарь назывался кукулий (букв. "капюшон") или проимион (зачин). Он как бы вводил слушателя в содержание произведения. Иногда одного кукулия было недостаточно, поэтому в некоторых кондаках их два или даже три. Но все они заканчиваются одинаковым рефреном, который повторяется и дальше.
Современный рождественский кондак "Дева днесь..." представляет собой такой кукулий. Но следующие за ним 23 куплета давно исчезли из богослужения. От них остался только I икос "Едем Вифлеем отверзе..." в составе праздничного канона (т.к. именно канон, как более поздняя форма, поглотил кондак). Остальные икосы можно найти теперь только в греческой Кондакарии 12 века (по рукописи бывшей Моск. Синодальной библиотеки № 437). Там видно, что эти икосы имеют одинаковое метрическое и мелодическое построение и общий для всех рефрен "... Отроча младо — превечный Бог".
Именно рефрен своим ритмическим возвращением чётко членит целое на равные отрезки. Вместе с тем, рефрен образует второй, контрапунктически звучащий голос хора, который придаёт действию неожиданную глубину. Эти два голоса взаимодействуют "неслиянно и нераздельно", рождая очень характерный для прп. Романа сквозной антиномизм.
"Дева днесь" (т.е. сейчас!) рождает "Пресущественного" (т.е. Того, Кто превыше всего сущего!). В первой же строке не просто антиномия, но ещё и временной перенос! Отдалённое событие приобретает характер длящегося действия, мистерии. Всё совершается "здесь и сейчас", одновременно, как на древней иконе: рождается Младенец, едут волхвы, пастухи поют с ангелами. Это и есть словесная икона, своеобразная медитация, вступление в особый мир поэмы, тема которой в последующих икосах раскрывается, обрастает апокрифическими подробностями, драматизируется и даже диалогизируется (т.е. представляется в лицах).
Так в кондаке, посвящённом избиению Вифлиемских младенцев, слышны команды жестокого Ирода и голоса тупо-послушных солдат. Но самое замечательное, что композиция заставляет и солдат и самого царя всё время выговаривать ужасное для них пророчество: "...что власть его скоро уничтожится".
